Молитвы священника.прот.андрей ткачев. В студии протоиерей Андрей Ткачёв. О посте и молитве
Вот какие слова я услышал однажды и вспомнил совсем недавно. «Кто молится только тогда, когда молится, тот никогда не молится». Это не дзен и не «словесный туман» под мудрость. Это - чистая правда. Хотя восточные мудрецы любят подобный образ изложения мыслей, и формальное сходство есть. «Стыдно знать только то, что известно», - сказал, к примеру, один из них. Польза подобных глубоких и парадоксальных высказываний в том, что вздрогнув от их звучаний, ты потом можешь думать об услышанном. Ум будет занят, и мир с неизвестной доселе стороны начнет если и не открываться, то хотя бы приоткрываться. Итак, стыдно знать только то, что известно; и если мы молимся только тогда, когда молимся, то вовсе не молимся.
Рисуем иллюстрацию. Вот я молюсь. Зажигаю, то бишь, лампаду, открываю книжечку, становлюсь перед образом. Произношу священные слова. Затем оканчиваю, и отхожу по своим делам, которых у всякого, даже у лентяя, много. Среди дел звонит мне кто-то и сообщает новость, которая меня совсем не радует. И я привычно в таких случаях выхожу из себя, что-то ненужное говорю в трубку, что-то еще более ненужное говорю сам с собой, когда звонок окончен, и так далее. Ситуация всем знакомая. А в духе выше сказанного, хорошо было бы, если бы я встретил новость с терпением и призыванием имени Божия. То есть, если бы я молитвенно встретил неприятную информацию. Это трудно, но это и есть христианство. А помолиться перед образами, чтобы вскоре дать волю языческому нутру, это слишком обычно, но слишком далеко и от истины. Это как раз значит: молился только когда молился, а отошел от молитвы и действуешь в немолитвенном духе.
Еще пример: молитва в храме. Где еще и приближаться к Богу, как не в Доме Отца, который одновременно - Дом молитвы. Хор поет, свечи горят, люди (каждый в меру личной веры и духовного опыта) внимают службе или творят личную тайную молитву. Это - умный Рай. То же самое, только усиленное многократно и лишенное всего смертного и непреображенного, ожидает нас и в Царстве Отца. Рай Божий и Царство грядущее есть Царство молитвы и умного перед Богом предстояния. Там это будет вечно, а времени самого не будет уже. Но здесь - в месте изгнания - события сменяют друг друга. Приходит и молитве конец. Отошел человек от храмовой молитвы, унес (надеемся) что-то с собой в тайных запасниках души. Но вот встретился ему на улице, не то что бы враг, а так… Не очень приятный человек. Встреча совершенно естественная даже для святого человека. Только святой потому и святой, что встретит глазами человека и духом молитвы удержит сердце в рамках Божиих заповедей. А простой человек (намеренно не строю антитезу «святой - грешный», а «святой - простой») что сделает? Простой человек примет встречу без радости, и еще не успеет вспомнить о молитве, как пустит в сердце что-то лишнее. Он - простой человек - тоже молился пока в храме стоял, а на улицу вышел и внешние впечатления принимает по-мирски, не по Духу. Это тоже значит: молился только пока молился.
И так во всем. Один среди обычных трудов Бога помнит, другой Бога вспоминает, лишь крест на церкви увидев, а третий едва Бога в Пасхальный день помянет. Есть еще и четвертый, и пятый, но об этих уже и говорить нужно в каком-то отдельном слове. И получается, что вообще молящихся людей не так уж много от общего числа. А уж тех, кто дух молитвы пытается сделать руководящим принципом жизни, кто хочет саму молитву сделать от жизни не отдельной, тех совсем капля. Но капля это не ничто. «Капля море освящает». Причем и точные, исчерпывающие исчисления в таких вопросах невозможны.
Зато возможно нам сердцем уразуметь, что иное есть молитва, а иное - молитвословие по книжке и в известные часы. Иное есть обращаться к Богу время от времени, а иное - упражняться в памяти Божией, чтобы помнить Творца твоего всегда. Ходить перед Ним, как было Аврааму велено. В этом духе различения хорошего и лучшего, большего и меньшего и сказал некто, что «кто молится лишь когда молится, тот никогда не молится». Слово «никогда» здесь резко звучит и может напугать иного. Но это полезная острастка. Отчаяние от нее не родится, а вразумление - может. И мы эти смиряющие и научающие слова, без труда (ибо они кратки) сделав стяжанием своей памяти, можем кое-какие вопросы нашей внутренней жизни с мертвой точки сдвинуть. Помоги, Господи.
Отсюда характер молитв священника. Они не о себе и не о частных нуждах (за исключением прошений на «Рцем вси»). Эти молитвы, от которых до слуха молящихся ныне долетают только возгласы, всегда говорят о «нас», а не обо «мне». «Тебе славу воссылаем», - говорит Богу священник, имея в виду то, что не он от себя воссылает прославление, а «мы все, собранные здесь», воссылаем Богу славу, честь, поклонение и благодарение. Таковы все молитвы литургии: они приносятся Богу священником от лица всех и за всех. Все, кроме одной. Это молитва Херувимской песни.
Эта молитва обращена не к Отцу, что обычно для литургии (приходим к Отцу через Христа во Святом Духе), а лично к Христу. И приносится она священником о себе самом, из глубины своей немощи и личного недостоинства. Это - единственная во всем чине литургии по-настоящему тайная молитва, достойная того, чтобы читать ее всегда шепотом, по памяти, про себя. Желательно - и со слезами.
На этом очень коротком тексте при желании можно было бы построить целый курс пастырского богословия. Здесь есть все, что наполняет внутреннюю жизнь внимательного к себе священника. А именно: не могу служить, не имею права, недостоин, но, тем не менее, должен, обязан и потому дерзаю. Не только я, но и никто вообще не может быть достоин, поскольку все связаны плотскими «похотями и сластями», поскольку и небесным чинам предстоять Богу «велико и страшно». Единственное утешение и оправдание наших служб - то, что Он Сам вочеловечился и стал для нас Архиереем, Сам установил чин этой Пренебесной и Бескровной Жертвы. И не только установил Сам чин, но всякий раз Он Сам и приносит Жертву и приносится в Ней, ибо приносит Себя, а не другого. И Сам принимает эту Жертву и нам раздает.
Ощущение Христа присутствующим на наших службах вменяется нам в обязанность, но этого, оказывается, мало. Нам вменяется в обязанность большее. Христос не просто присутствует на наших службах (чего, по правде, мы не ощущаем с желаемым постоянством), но Он Сам эти службы совершает. Мы же прислуживаем Ему, помогаем, если можно так выразиться, как и в Херувимской песне мы исповедуем своем пение как «припевание». Пение собственно принадлежит херувимам и прочим бесплотным духам. Нам же остается «припевание», то есть время от времени соучастие в непрестанном занятии иных умных существ.
Итак, молитва Херувимского пения есть действительно тайная молитва, что выражается, кроме прочего, отсутствием после нее громкого возгласа. Громкий же возглас обозначает изначальную практику чтения молитвы вслух и является, по сути, финальным славословием, теряющим смысл при утаенности предшествующего текста.
Но если бы мы захотели построить курс пастырского богословия на молитвенных текстах Требника и Служебника, то не смогли бы пройти мимо еще по крайней мере двух молитв. Это, во-первых, тайная молитва крещения, имеющая читаться после мирной ектении или во время ее, если крещение совершается с диаконом.
Эта молитва очень похожа по смыслу на молитву Херувимской. По силе слов и чувств она, возможно, даже более проникновенна и более располагает к смирению. Дух этой молитвы говорит нам о том, что крещение есть такое же, если не сказать - большее, священнодействие, как и литургия. И действительно, крещение есть единственное таинство, упомянутое в Символе веры. Оно вводит человека в общение с Богом, делая возможными все будущие высоты озарений и освящений. Совершать его надо с той же внутренней собранностью и трезвением, какие характеризуют все лучшее в нашем отношении к Евхаристии. Обратимся к словам молитвы.
Бог в ней именуется «истязующим сердца и утробы», то есть знающим весь внутренний наш мир, такой двоящийся и колеблющийся, такой ускользающий от детального анализа даже за несколько быстро пролетающих часов. В молитве говорится, что перед Богом «вся нага и обнажена», значит, «обнажена» и вся внутренняя жизнь священника. Одетый благодатью, он все же остается простым человеком, мучимым страстями и отягченным условностями исчезающего бытия. Мысль эта высока, и ее не хватает нам в повседневности. Мы редко исповедуем вслух ту простейшую и важнейшую истину, что Бог знает не только дела наши, но и тайные движения сердца нашего. А ведь именно обнажение тайных наших сердечных движений рождает глубокое смирение и сокрушение. «Да не омерзиши мя, ниже лице Твое отвратиши от мене», - молится священник.
Мы, священники, совершаем таинства не только в силу однажды принятого таинства священства, но также и в силу постоянного напряжения внутренних сил, в силу постоянного умоления Бога не отвращать лица Своего от нас. Там, где нет «напряжения и умоления», там сама благодать скрывает свое действие, оставляя человека один на один с сухой механикой обряда.
Чувство недостоинства и личной слабости рождает подобные молитвы, и подобные молитвы движут Бога постоянно «восполнять оскудевающих и врачевать немощных». Где нет воплей о помощи, но есть лишь уверенность в собственной благодатности, там умаляется сама благодать, там благодать угрожает полным отходом от горделивого молитвенника. Имея дело с подобными текстами, мы имеем дело с выражением веры Церкви и с выражением «психологии священства», того внутреннего портрета пастыря, который мы снаружи опознаем в Златоусте, Василии Великом, Григории Богослове. Который можем изнутри постигать, благодаря подобным молитвам.
Дух церковной молитвы - это не только дух обладания небесным сокровищем, но и дух святого страха оттого, что ты лично этого не достоин, и дух страха эту благодать потерять. В таком внутреннем состоянии нужно совершать все вообще службы.
Вернемся к тайной молитве крещения. Вот некоторые из слов, в ней содержащихся.
«Презри моя прегрешения в час сей».
«Омый мою скверну телесную и скверну душевную».
«Всего мя освяти, да не свободу иным возвещая, сам, яко раб греха, неискусен буду».
«Низпосли мне силу с высоты и укрепи мя к службе таинства великого и пренебесного».
Моя бы воля, я бы рекомендовал эту молитву для заучивания наизусть всем ищущим священства. Она абсолютно тождественна по духу смирения молитве Херувимской песни, но выражения ее более сильные, более пронзительные и с большей силой исповедуют смирение священника, приступающего в очередной раз к «великому и пренебесному» таинству.
Это означает, кроме прочего, что крещение носит литургический, всемирный, всеохватный характер, подобный литургическому «о всех и за вся». У нас очень давно уже нет оглашения, нет никого уходящего из церкви на словах: «Оглашенные, изыдите», - хотя множество случайно заходящих в храм людей по уровню отношения к Христу и Его Церкви ниже всякого катехумена. Масштабность проблем такова, что до конца не ясно, с какой стороны браться за их разрешение. Но если браться со «стороны священника», никогда не ошибешься. И максимально серьезное отношение к таинству, вводящему человека в Церковь, есть лучшая точка опоры для благого переворота не в ту сторону перевернутого мира.
Совершать крещение с той же степенью внутренней собранности, с той же серьезностью и с тем же молитвенным настроем, как и Божественную литургию, есть требование эпохи и требование церковной жизни по существу.
Вторая молитва, которая уподобляется молитве Херувимской, это пятая молитва соборования. Она может быть рассмотрена в контексте первых двух потому, что ярко, неожиданно ярко для такого таинства, как соборование, выражает суть священства. Выучить ее наизусть более проблематично, поскольку мать учения - повторение, а соборование не есть столь часто совершаемое таинство, чтобы многие повторы молитв были возможны. Но все же рано или поздно Требник раскрывает свои глубины взыскующему уму, и сокровища обретаются там, где их не чаяли обрести.
Итак, священник молится, говоря о себе: «Меня, смиренного, грешного и недостойного, во многих грехах сплетенного и страстями сластей валяющегося, Бог призвал во святую и превеличайшую степень священства». Частое повторение слов о своей «грешности и недостойности» способно приносить противоположные плоды. Вместо подлинного смирения эти повторы приносят некое «смиреннословие», рождают псевдосмиренный православный сленг, столь раздражающий там, где нет на поверку никакого особенного смирения и покаяния. Молитва вносит некую новую ноту. Она называет нас «валяющимися в страстях сластей», и это действительно встряхивает душу.
Далее священник исповедует ту истину, что Бог ввел его «во святая святых, во внутренние завесы» (то есть в алтарь), куда «приникнуть святые Ангелы желают». Ангелы действительно со страхом приходят туда, где мы, священники, зачастую привычно и по-домашнему ведем себя, - в святой алтарь. Ангелы любят эти святые места ради того, что там «слышится евангельский голос Господа Бога», там можно зреть «святое возношение», то есть Бескровную Жертву.
В эту молитву нужно вчитываться и вчитываться. Вся она составлена одним порывом глубокого понимания и исповедания сути священства. Священник сподоблен «священнодействовать пренебесные Тайны, приносить Дары и Жертвы о наших грехах и людских неведениях, ходатайствовать о словесных овцах, да многим и неизреченным человеколюбием Господь грехи их очистит». Священник просит Господа услышать его так, как Он слушает его в литургии. Служение литургии ставится в залог того, что Бог будет слушать просьбы пастыря «на всякое время и место; в сей час и в сей святой день».
Таким образом, литургия ставится во главу угла всего пастырского мышления и действования. Все виды предстояния, ходатайства, умоления и упрашивания Бога находят завершение в литургии. Оттуда рождается и смелость священника, именуемая дерзновением. Эта смелость смешана с осознанием внутреннего недостоинства, и это самое обстоятельство придает ей подлинную ценность и истинность. «Не могу, но обязан», «недостоин, но Ты меня удостой», «сделай Ты то, что никто, кроме Тебя, не сделает». Это - сердцевина священнодействий, выраженная в тайных молитвах пастыря. В этом смысле крещение требует такого же молитвенного настроя, что и Евхаристия. А все прочие таинства питаются тем дерзновением, которое священник приобретает, служа службу служб - Божественную литургию.
На этих скупых и поэтичных текстах, ценность которых неизмеримо превосходит ценность многих пространных книг, можно действительно выстраивать курс пастырского богословия. Тем более что тексты эти созданы не для одностороннего умственного изучения ради сдачи зачета, а ради постоянной молитвенной практики и пастырской деятельности.
КРИТЕРИИ ЛОЖНОЙ И ПРАВИЛЬНОЙ МОЛИТВЫ
Молитва – стержень духовной жизни христианина, живой опыт общения с Богом. Не молящегося православного трудно себе представить. Но многих из нас волнует вопрос: а правильно ли я молюсь? Христианская жизнь немыслима без молитвы. И, пожалуй, это одно из самых трудных духовных деланий. Так как правильно молиться? Как избежать ловушек прелестных духовных состояний? Каких настроений не должно быть при молитве? И как не впасть в формализм, бездумное вычитывание правила? Пастыри Русской Православной Церкви разъясняют, каковы критерии правильной молитвы, какая молитва – ложная, как молиться, чтобы молитва была угодна Господу.Молитва домашняя должна усиливать желание прийти в храмПротоиерей Андрей Ткачев:– Лучше говорить о правильной молитве, потому что ложная познаётся, когда есть образец, норма, правило. Лжи может быть очень много, а наличие образца, нормы обличает конкретную ложь. Не нужно изучать ложь, нужно изучать норму.Будем говорить о норме. Во-первых, нужно читать тексты из Молитвослова, проникать в их смысл, но время от времени переходить к личной молитве. Разгоняться по взлетной полосе – разогреваться по Молитвослову, – а потом подниматься в воздух уже самому – время от времени откладывая Молитвослов и пробуя молиться своими словами. Но затем обязательно опять возвращаться к Молитвослову, не отбрасывать его навсегда. Очень важны и молитва словами святых отцов, и молитва от себя, от своего сердца.Только своими словами молиться – опасно, а только по Молитвослову – это станет слишком привычным, это «заездит», «замылит» сознание. Надо и «от себя» молиться. Мы знаем о молитвенном творчестве святителя Димитрия Ростовского, святителя Филарета (Дроздова), Оптинских старцев… – это отдельная большая тема. Вот и нам нужно «от себя» молиться. По книжке и самому, самому и по книжке – такой должен быть алгоритм.Второе: нужно молиться дома – обязательно, а потом приходить в храм. Молитва домашняя должна усиливать желание прийти в храм. Присутствие в храме на богослужении по важности неоценимо и дает познать себя человеку, который молится дома. Человек, не молящийся дома, и в храм ходить не будет. А молящийся в храме рассеянно и дома молиться тоже не очень любит. Поэтому нужно соединять молитву домашнюю с церковной.Критерий правильного горения духа – это желание прийти в храм на богослужение. Нужно мерить свою церковность по тому, насколько мне хорошо в церкви, насколько я люблю туда ходить, насколько душа радуется, когда я хожу в храм на богослужение.Третье: преподобный Иоанн Лествичник говорит: кто не молится как грешник, молитва того не угодна Богу, даже если он мертвых воскрешал. Необходимо всегда молиться, опуская глаза. Молиться не как праведник: вот, мол, я такой хороший и т.д., а молиться именно как согрешивший человек, как человек, повинный многим наказаниям и виноватый во многом – в тайном и явном. Молиться смиренно перед Богом и Судией, без всякой гордости, как ничего за собой не имеющий, как обнаженный. Это касается всех людей, и чем выше ты поднимаешься, тем больше с тебя требуется, тем больше требуется с тебя и молиться без гордости.А на определенном этапе искренних молитв человек уже сочувствует и нуждам других людей. Он начинает молиться о себе (например, девушка – о том, чтобы выйти замуж, парень – о работе, мама молится за детей, мужик молится, чтобы на работе начальник его оставил в покое…), а потом – со временем – должен обязательно перейти к чувству того, что в мире много людей нуждающихся, таких же, как ты. Тоже какого-то «грызут» на работе, у кого-то нет денег, кто-то лишается жилья, кто-то не может выйти замуж, кто-то – родить, кто-то болеет, кто-то умирает… Молящееся сердце должно ощутить трагедию мира. Почувствовать, что мир – это вообще трагедия. И в мире постоянно страдают. И когда ты молишься Богу, Который способен исцелить любые страдания, ты начинаешь молиться за других. Со временем настоящая молитва обязательно должна включать в себя других людей. Ты начинаешь переживать о тех, кого знаешь, и о тех, кого не знаешь. Вот еще один критерий правильной молитвы.Очень важно, что отношение к тем, кого ты знаешь, меняется при молитве. Например, ты на кого-то раздражаешься, или кому-то завидуешь, или тебя от кого-то «крутит», или ты просто не любишь какого-то человека, и, может быть, он тебя не любит тоже. И при молитве ты – рано или поздно – почувствуешь, что твои мысли о людях становятся теплыми, ты перестаешь ненавидеть, желать зла, проклинать, начинаешь жалеть, прощать, терпеть. Молитва реально помогает человеку исполнить заповеди. Ты начинаешь исполнять то, что Бог приказал, при помощи молитвы. Без молитвы это невозможно. Прощать без молитвы невозможно, терпеть без молитвы невозможно. Все заповеди невозможно исполнить, если ты не будешь молиться. Молитва – это ключ к исполнению заповедей.Безусловно, молящийся человек никогда не будет осуждать тех, кто не молится. Например, ты молишься, а кто-то говорит: «Да зачем тебе это надо?!» Ты не будешь ругаться с ним, ты не будешь говорить: «Ты дурак, ничего не понимаешь». Ничего подобного! Ты просто будешь молчать и не будешь осуждать даже в мыслях этого человека, потому что ты понимаешь, что ему пока не открыто то, что открыто тебе, что он еще многого не понимает. И ты тоже когда-то не понимал. Поэтому, повторю, молящийся никогда не осуждает не молящегося. Верующий никогда не осуждает неверующих. Он может печалиться, жалеть, но он не будет осуждать, потому что он понимает: им пока Господь Себя не открыл.А завершу словами вот о чем: молитва одновременно является наслаждением и трудом. Начать молитву очень трудно. Это как выйти из окопа в атаку. Молитва начинается со скрипом, с тяжестью. А заканчиваться молитва не желает! Тебе хочется молиться, молиться, молиться… Тебе нравится то, что ты делаешь, потому что ты делаешь самое главное дело в мире. Разговаривать с Богом – это самое важное дело в мире. Молитва очень трудно дается и очень сладко утешает человека посреди его обычной жизни, даже если нет особых скорбей.
Тема нашей сегодняшней программы: «Молитва». Неотъемлемая часть жизни христианина – молитва… Поясните, пожалуйста, что это?
– Определение молитвы, которое дает «Катехизис» митрополита Филарета (Дроздова), – это «возношение ума и сердца к Богу». Если подбирать более простые слова, можно сказать, что это разговор с Богом. Правильными будут такие эпитеты, как «дыхание души», «сердцебиение христианского сердца». Это словесное, разумное общение твари с Творцом.
Нужно ли разговаривать с Богом, и насколько часто?
– Разговор с Богом не может возникнуть внезапно и сам собой, так же как дети начинают разговаривать не сразу по рождении. Необходимо созревание духовного организма.
Нужно это для полноценного бытия личности, чтобы в ней раскрылись скрытые таланты и возможности, она прикрепилась тайными нитями к будущему миру и затем вошла в него подготовленной.
Молитва нужна и для многого другого: чтобы полноценно жить, быть человеком. Одно из антропологических определений человека: это существо молящееся. Молитва подарена только человеку.
Интуитивное стремление к Богу может быть подарено и другим животным. Например, львы не ели Даниила во рву: они обоняли запах святости и ходили вокруг него, как кошки. Волы и ослы могли с благоговением смотреть на Богомладенца Иисуса, греть Его паром из ноздрей. Может быть, когда птицы поют по утрам, они тем самым молятся. Не зря Давид говорит: «Всякое дыхание да хвалит Господа» – и вовлекает в молитву снег, град, дух бурен, горы, все холми, древа плодоносные. Это не только метафора, но и факт, природа наверняка имеет сочувствие к молящемуся человеку. Однако чтобы природа молилась, необходимо присутствие молящегося человека. Одному ему подарена возможность сознательного и словесного общения с Богом.
А нужно ли Богу наше хваление?
– Возможно, наши хвалебные гласы добавляют что-то к ризе Божества, хотя Бог, конечно, не нуждается ни в чем. Бог не страдает от отсутствия чего-либо, поскольку Он Вседоволен, Всеблаг, мы мыслим Его во вседовольной, всесовершенной природе. Но сотворив человека, как существо, способное на ответный отклик, Господь ищет этого ответного движения. Он хочет нам блага, желая вступить с нами в разумный диалог. Он не хочет манипулировать нами, но ждет, чтобы мы вступили в диалог и разумно отвечали на Его действия. Нам это необходимо, а Ему хорошо дарить Себя: вступая с нами в общение, внимая нашим просьбам, принимая хвалы и отвечая на покаяние, Он дарит Себя нам.
Господь открыл нам, что Он хочет этого: «И призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня. Жертва хвалы прославит Мя: и тамо путь, имже явлю ему спасение Мое». Псалмы – это книга хвалений, учащая молиться, и она полна такими призывами. «Исправь жизнь свою по Мне и призови имя Мое», «хваля, призову Господа, и от враг моих спасуся» – на разные лады в Псалтири рассказывается, как это бывает у верующего человека.
Как это происходит – как уловить дыхание Божие в наше суетное время?
– Это вопрос душевной зрелости человека. Слова первой молитвы человека могут быть столь же смешны, как лепечущий голос младенца, но и он мил и рождает радость. В романе Ф.М. Достоевского «Идиот» мать, отвечая счастливой улыбкой на первые слова своего ребенка, говорит, что так, наверное, и Господь умиляется на наши первые молитвы к Нему.
Как необходимо дозреть до любви, ответственности, серьезных мыслей и слов, так необходимо дозреть и до разговора с Богом. Существует прекрасный образ – «дважды рожденный»: например, сначала «рождается» яйцо, а потом из него рождается цыпленок. Но ведь далеко не из каждого – яйцо, не ставшее цыпленком, это образ человека, не ставшего личностью, не раскрывшегося из-за суеты, факторов воспитания, греха.
Много людей, которые не молятся потому, что в них не раскрылась эта душевная грань. Есть люди, которые никого не любят: «И никого во всей природе благословить он не хотел» (А. С. Пушкин, «Демон»). Как есть люди, которые не хотят искать смысл, их не влечет красота, не интересуют вопросы этики. Таких людей, думаю, немало.
Может быть, это предрасположенность? Или заложено извне?
– Все может быть. Отсутствие молитвы в жизни человека обнаруживает более глубокий изъян. Пока человек жив, о нем невозможно сказать ничего определенного: кто-то много молился, а в самом конце сломал свою жизнь – благоразумный разбойник произнес всего одну молитву: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем», но этого было достаточно, чтобы он вошел в рай; отсутствие молитвы за всю жизнь было искуплено тем, что в измученном, избитом человеке на кресте он узнал Царя. Надо оставить зазор для тайны: мы не знаем, что человек скажет Богу в свои последние секунды.
С тех пор, как мы узнали, что Господь есть, мы стараемся наладить с Ним связь, молитвенную прежде всего. Мы молимся и хотим, чтобы молились все. Наша жизнь была бы лучше, если бы молились все. Не просто празднословили, то есть произносили священные слова без участия сердца, а именно молились. Чтобы были плоды молитвы: сердце размягчалось, мысли просветлялись, гнев утихал, похоть увядала. Но мы понимаем, что не можем требовать от человека молитвы. Надо уметь ждать, иметь терпение к немолящемуся человеку.
Некоторые сетуют, что мы молимся-молимся, а Господь нас не слышит. Может быть, не так молимся?
– Смотря по тому, что мы считаем молитвой. Можно считать молитвой вычитывание готовых текстов, доставшихся нам по наследству и предложенных в молитвословах. Это хорошо, но еще не все. Надо сделать книжную молитву своей собственной: понять в ней каждый изгиб мысли, усвоить сердцем. Как говорил митрополит Антоний (Блум), те тексты молитвенника, на которые отзывается ваше сердце, – ваши тексты, их и надо читать. Но есть тексты, на которых сердце пока молчит: может быть, в них слишком длинные или непонятные слова. Чтобы понять тексты, необходим культурный труд расшифровывания смысла.
Не надо пренебрегать и молитвой своими словами, если она не превращается в сочинение акафистов, но человек в кратких словах выражает свое сердце – если от чистого сердца кричишь «Спаси, погибаю», здесь не нужно многословие. Так кричал Петр, когда тонул. Разбойник и мытарь тоже произносят краткие молитвы, но в данный момент в них помещается весь человек.
Очень важно молиться Богу своими словами. Очень важно благодарить Бога. Очень важно спрашивать самого себя: «Где Господь?» Пророки говорили, что народ будет наказан за свои грехи еще потому, что не задавал себе этого вопроса с утра до вечера. Бога надо искать. Как сказано: «Взыщите Бога, и жива будет душа ваша». Необходим сердечный порыв. Иногда эти отношения подобны тому, как человек, уязвленный любовью, повсюду ищет любимого.
Бывает период духовной сухости, когда человек находится в духовной пустыне – как писал об этом А.С. Пушкин: «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился», – тоскливо, страшно, одиноко, и ты спрашиваешь: «Где Ты, Господи?» И это молитва. Когда сидишь, обхватив голову, и говоришь: «Где ты, Господи? Что происходит?» – это молитва. Богу нужны эти крики.
Когда еврейский народ стоит на берегу моря и уже видна пыль из-под колесницы фараона, Господь говорит Моисею: «Что ты вопиешь ко Мне?» Хотя тот ничего не говорит, в сердце у него вопль, который Бог слышит и говорит, что делать: «Простри руку твою на море». Так начинается история перехода через Чермное море.
Молитва иногда не предполагает открытых уст и канонического текста, но всецелую обращенность к Господу. Иногда молящийся кажется странным, как например пророчица Анна в Первой Книге Царств. Когда она молилась Богу о даровании ребенка, священник Илий сказал ей: «Доколе ты будешь пьяной, доколе не вытрезвишься от вина твоего». На что та ответила: «Раба Твоя не пьяна, Владыка, но я женщина с огорченной душой».
В Священном Писании и в церковном опыте можно найти много слов о том, что в молитве должны быть искренность, честность, живое обращение к Господу Богу. Хотя и механика в молитве хороша: она разогревает сердце (так, у человека, привыкшего делать по утрам зарядку, кровь движется лучше). Но в лучшем случае нужна открытость, искренность – сердце должно быть уязвлено желанием говорить с Богом.
Вопрос телезрительницы из Москвы: «Если официальная медицина ставит диагноз «депрессия», достаточно лечиться лишь молитвой и участием в таинствах Церкви, но не принимать транквилизаторы и антидепрессанты?»
– Депрессия – это то, что мы квалифицируем как уныние, тяжелейшее душевное состояние, которое отражается и на физическом состоянии. В молитве людей, склонных к унынию, депрессии, есть особенности: им нельзя замаливаться. Обычно состояние здоровья у них идет по синусоиде: они сильно молятся, а потом круто обрушиваются вниз, впадая в депрессионные «ниши», потом опять пытаются выбираться и вновь обрушиваются. В этой синусоиде человек очень устает и мучается.
Не стоит надеяться на одно лечение медикаментами, но к врачам стоит прислушаться. Вылечить таблетками душу не получится, но можно снять пиковые состояния. С лекарствами надо решать индивидуально: нельзя пить их много, но и пренебрегать ими тоже не стоит.
Человеку с депрессивными состояниями очень важна телесная дисциплина: молитва должна быть с поклонами. Пусть меньше помолиться, но поклоны положить. Это тоже исцеляет душу от депрессии. Иногда человеку, страдающему депрессией, полезнее заняться физическим трудом, так как он медленно «загнивает» в своем состоянии. Ему нужна дисциплина тела, надо себя взбодрить.
Необходимо участвовать в церковных таинствах, причащаться, делать все, что, по вашему опыту, приносит вам мир, бодрость и радость. На пути самопознания вы узнаете, что вам помогает, а что тяжело. В депрессии нет мира, нет радости и бодрости, поэтому надо делать все то, что вам их приносит.
Что включает в себя ежедневный молитвенный обиход православного христианина?
– Утреннее и вечернее правила, которые есть в каждом молитвослове. Они могут корректироваться каждым человеком в зависимости от своих сил, занятости, степени воцерковленности. Суть – не вычитать определенный набор текстов, но помнить Бога и говорить с Ним.
«Открой ко Господу путь твой, – говорит нам псалом, – и уповай на Него, и Той сотворит». Проснувшись утром, хорошо бы сразу подумать, перед Кем я лежу. «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть», – перекрестился и пошел по делам. У каждого человека свои нюансы утренней молитвы, в зависимости от положения, возраста, работы. Главное, чтобы человек вспомнил Господа. Вечером мы говорим: «Ужели одр сей гроб будет, или еще окаянную мою душу просветиши днем».
Ночь прошла, день приблизился – мы не умерли. Какой день это будет? Господи, благослови! Душа в это время не утомленная, хорошо воспринимает впечатления, поэтому хорошо в это время почитать евангельское зачало дня, что-то выучить наизусть. Многие знают утренние молитвы наизусть и могут читать их в транспорте по дороге на работу. В связи с изменившимся темпом жизни это допустимо, все это легальные формы, в них нет ничего плохого.
Если новоначальному человеку непонятен смысл слов в утренних и вечерних молитвах, как лучше поступать?
– Хорошо, чтобы в труде погружения в текст молитв, помогал кто-то из знающих, более опытных людей: друзей, катехизаторов, родителей, конечно, священников – например, разобрать Покаянный канон. Каждому надо знать, что он читает.
Это хороший труд. Церковная канонизированная молитва воспитывает в человеке поэтический вкус к красивому слову, сказанному вовремя. Это великое дело, ведь сейчас этому больше никто не учит.
Человек молится словами, которые излились некогда из уст святых людей, живших задолго до него – и это тоже очень ценно. Здесь не надо спешить, но ежедневно что-то приращивать к своему духовному опыту. Если знать наизусть Акафист Сладчайшему Иисусу – это будет живая Иисусова молитва, растворенная различными прошениями. Он хорошо ложится на сердце и запоминается. Неплохо выучить псалом 118, так называемую 17 кафизму. Это длинная песнь о любви к Закону Божию.
Псалтирь достойна того, чтобы знать ее большими фрагментами. Все это должно быть багажом человека, тогда, даже будучи лишенным книги, он не будет лишен молитвы.
Псалмы – это молитва или некая иная форма?
– Псалмы – камертон молитвы, ее эталон. В еврейской письменности есть выражение, что Тора (Пятикнижие) – это Закон Израилю и людям, а Псалтирь (Книга хвалений царя Давида и иных псалмопевцев) – это ответ человека Богу. Это взаимообразные книги. Книга Псалмов учит человека молиться, можно считать ее главной молитвенной книгой Церкви, поэтому псалмы читаются в Церкви ежедневно.
Вы сказали, что псалмы – это хваления, а как же быть с псалмом 136 «На реках Вавилонских»?
– В еврейской традиции Книга псалмов называется именно «Книга хвалений». Я употребил это название сознательно, чтобы подчеркнуть, что, хотя надо просить и каяться, но хвалить и славословить Господа все-таки больше и важнее. Молитва должна главным образом рваться в область хвалы. Псалтирь и заканчивается хвалениями: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних...» На вершинах молитвы Давид зовет молиться всю Вселенную – это конец земных молитв и начало Царствия Небесного.
Вообще, Книга псалмов имеет покаянные и мессианские (которые проповедуют Господа Иисуса Христа) псалмы. В ней есть псалмы исторические, пророческие, благодарственно-хвалебные. Псалом «На реках Вавилонских», с одной стороны, исторический псалом, с другой, покаянный, а с третьей, пророческий – в нем есть история вавилонского плена, молитвенная просьба, пророчество: «Блажен иже имет и разбиет младенцы Твоя о камень». В толкованиях святых отцов говорится, что под «младенцами» разумеются злые помыслы, а под камнем, о который они будут разбиты, Господа Иисуса Христа. «Камень, его же небрегоша зиждущий, сей бысть во главу угла» – это Христос: кто на него упадет – разобьется, на кого он упадет – раздавит его.
Тексты псалмов бездонны, и если их «жевать», они составляют большую сладость для человеческой души.
Наверное, не хватит и жизни, чтобы все это изучить?
– Если это прикладывать к практической жизни, мы получим сильное ускорение, чтобы идти по жизни было весело и приятно. Но нам не хватит для этого жизни, поэтому мы продолжим молиться в Царствии Небесном.
Кто-то из святых отцов дает пример, как некий монах научил другого читать первый псалом «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Через год они встретились, и монах спросил, читает ли брат всю Псалтирь? – «Нет, – ответил тот, – я все еще читаю первый псалом». – «Почему?» – «Потому что я пытаюсь выполнить его, но до сих пор не научился исполнять его на деле».
Наверное, каждый из нас замечал, что мы читаем молитвы по молитвослову, а наши мысли гуляют далеко, например, решая житейские вопросы. Как быть в таком случае: остановить молитву или начать читать ее заново?
– Как сказано: «Держи неудержимого» – ум неудержим, мысли мчатся. Надо держать их. Получится ли это всегда? Надо стремиться к этому. И священник, и монах, и епископ, и преподаватель духовной академии, каясь, скажет: «Отвлекаюсь, рассеиваюсь на молитве. Говорит лишь язык – сердце не отвечает» или «язык говорит, а мысли разбегаются». Это всем нам известная беда. Может ли быть иначе? Да, но после приобретения крепкого молитвенного навыка.
Когда мысли убегают, поступать можно по-всякому: останавливаться, возвращаться к прочитанному, пользоваться принципом «лучше меньше, да лучше». «Побороться» над одной молитвой. И пока борешься над ней, может оказаться, что время правила прошло. Но ты помолился. Эта борьба дорогого стоит – мне кажется, такая молитва качественнее, она приближает человека к большим плодам, нежели быстрое вычитывание.
В жизнеописании праведного отца Александра Мечева говорится, что он заставлял прихожан постоянно вникать в литургические молитвы. Одна его прихожанка долгое время не могла вникнуть в заамвонную молитву «Благословляяй благословящия Тя, Господи, и освящаяй на Тя уповающия», и отец Александр сам помогал ей, чтобы она боролась с собой и вслушивалась.
Со мной было так, что при чтении Шестопсалмия одни псалмы сразу ложились мне на душу, а другие как бы проходили мимо, словно я их не слышу. Тогда я стал уделять больше внимания именно тем, которые давались сложнее. Такая работа должна происходить на богослужении и у мирянина, и у священника: все, что преподается как словесная пища, не должно проходить мимо, но попадать в тебя. Слушание Апостола, Евангелия, вникание – это тоже молитва. Молитва – это диалогическая форма общения с Богом. (Окончание следует)
Расшифровка:
Юлия Подзолова
