П зори здесь тихие краткое содержание. Борис Васильев А зори здесь тихие…

1 0 0

Возлюбленный Комельковой

1 1 0

Галя Четвертак - сирота, воспитанница детского дома. В детдоме получила свое прозвище за низкий рост. Мечтательница. Жила в мире собственных фантазий, и на фронт ушла с убеждением, что война - это романтика. После детского дома Галя попала в библиотечный техникум. Война застала её на третьем курсе. В первый день войны всю их группу направили к военкому. Всех распределили, а Галя никуда не подходила ни возрастом, ни ростом. Во время боя с немцами Васков взял Галю с собой, но та не выдержав нервного напряжения от ожидания немцев, выбежала из укрытия и была застрелена нацистами. Несмотря на такую «нелепую» смерть, старшина сказал девушкам, что та погибла «в перестрелке».

1 1 0

Одна из главных героинь повести Бориса Львовича Васильева "А зори здесь тихие...".

Женя - очень красивая рыжеволосая девушка, остальные героини поражались её красотой. Высокая, стройная, со светлой кожей. Жене 19 лет. У Женьки свой счет к немцам: когда немцы захватили деревню Жени, саму Женю успела спрятать эстонка. На глазах девушки нацисты расстреляли ее мать, сестру и брата. Она отправляется на войну, чтобы отомстить за гибель близких. Несмотря на горе, «характер ее был весел и улыбчив». Во взводе Васкова Женя проявляла артистичность, но и героизму хватило места - именно она, вызывая огонь на себя, уводит немцев от Риты и Васкова. Она же спасает Васкова, когда он борется со вторым немцем, убившим Соню Гурвич. Немцы сначала ранили Женю, а затем расстреляли её в упор.

2 0 0

Старший сержант, помкомвзвода девушек-зенитчиц.

2 1 0

Одна из главных героинь повести Бориса Львовича Васильева "А зори здесь тихие...".

Лиза Бричкина - простая деревенская девушка, родом с Брянщины. Дочь лесника. Однажды к ним в дом отец привел гостя. Лизе он очень понравился. Видя в каких условиях растет девушка, гость предлагает Лизе приехать в столицу и поступить в техникум с общежитием, но стать студенткой Лизе не довелось - началась война. Лиза всегда верила, что завтрашний день наступит и будет лучше, чем сегодня. Лиза погибла первой. Утонула в болоте во время выполнения задания старшины Васкова.

1 0 0

Почтальон

1 0 0

Квартирная хозяйка старшины Васкова

1 1 0

Одна из главных героинь повести Бориса Львовича Васильева "А зори здесь тихие...".

Рита - строгая, не засмеётся никогда, только что поведёт чуть губами, а глаза по-прежнему серьёзными остаются. «Рита была не из бойких... ». Рита Муштакова первой из класса по большой любви вышла замуж за старшего лейтенанта Осянина, от которого родила сына - Альберта. И более счастливой девушки на свете не было. На заставе её сразу выбрали в женский совет и записали во все кружки. Рита училась перевязывать раненых и стрелять, скакать на лошади, метать гранаты и защищаться от газов, а потом … война. В первый же день войны она оказалась одной из немногих, кто не растерялся, не ударился в панику. Она вообще была спокойной и рассудительной. Муж Риты погиб во второй день войны во время контратаки 23 июня 1941 года. Узнав, что мужа нет в живых, она отправляется на войну вместо своего мужа, чтобы защитить маленького сына, оставшегося с мамой. Риту хотели отправить в тыл, а она просилась в бой. Её гнали, силой запихивали в теплушки, но настырная жена погибшего заместителя начальника заставы старшего лейтенанта Осянина через день снова появлялась в штабе укрепрайона. В конце концов взяли санитаркой, а через полгода послали в полковую зенитную школу. Начальство ценило неулыбчивую вдову героя-пограничника: отмечало в приказах, ставило в пример и поэтому уважило личную просьбу - направить по окончании учёбы на тот участок, где стояла застава, где погиб муж в яростном штыковом бою. Теперь Рита могла считать себя довольной: она добилась того, чего хотела. Даже гибель мужа отошла куда-то в самый дальний уголок памяти: у Риты была работа, а ненавидеть она научилась тихо и беспощадно… Во взводе Васкова Рита сдружилась с Женей Комельковой и Галей Четвертак. Погибла последней, всадив себе пулю в висок и тем самым спасая Федота Васкова. Перед смертью попросила, чтобы он позаботился о её сыне. Смерть Риты Осяниной психологически самый сложный момент повести. Борис Васильев очень точно передает состояние

1 1 0

Одна из главных героинь повести Бориса Львовича Васильева "А зори здесь тихие...".

Соня Гурвич - девушка, выросшая в большой дружной еврейской семье. Соня родом из Минска. Её отец был участковым врачом. Сама она проучилась год в Московском университете, хорошо знала немецкий язык. Сосед по лекциям, первая любовь Сони, с которым они провели всего один незабываемый вечер в парке культуры, ушёл добровольцем на фронт. Зная немецкий, она могла бы быть хорошей переводчицей, однако переводчиков было много, поэтому ее направили в зенитчицы (которых, в свою очередь, было мало) . Соня - вторая жертва немцев во взводе Васкова. Она отбегает от остальных, чтобы найти и вернуть кисет Васкова, и натыкается на патрульных диверсантов, убивших Соню двумя ударами ножа в грудь.

1 0 0

Майор, командир Васкова

1 1 0

Главный герой повести Бориса Львовича Васильева "А зори здесь тихие...".

Старшина Федот Васков - комендант 171-го разъезда в карельской глуши. Расчёты зенитных установок разъезда, попадая в тихую обстановку, начинают маяться от безделья и пьянствовать. В ответ на просьбы Васкова «прислать непьющих» командование посылает туда два отделения девушек-зенитчиц... Федот закончил четыре класса полковой школы, а за десять лет дослужился до старшинского звания. Васков пережил личную драму: после финской войны его бросила жена. Своего сына Васков вытребовал через суд и отправил к матери в деревню, но там его убили немцы. Старшина всегда чувствует себя старше своих лет. Мужицкий ум, мужицкую закваску подчеркивает автор в «хмуром старшине» Федоте Васкове. «Твердая немногословность», «крестьянская неторопливость», особая «мужская основательность» с тех пор, как «единственным в семье мужиком остался - и кормильцем, и поильцем, и добытчиком». «Стариком» и «пеньком замшелым, у которого в запасе двадцать слов, да и те из устава» за глаза называют тридцатидвухлетнего Васкова подчиненные ему девушки-зенитчицы. «Всю свою жизнь Федот Евграфович выполнял приказания. Выполнял буквально, быстро и с удовольствием. Он был передаточной шестерней огромного, заботливо отлаженного механизма». Натолкнувшись со своей «поисковой группой» из пяти «девчонок с трехлинейками в обнимку» на шестнадцать с головы до ног вооруженных фашистских головорезов, рвущихся через Синюхину гряду к Кировской железной дороге, к «каналу им. тов. Сталина», Васков «растерянность скрывал. Думал, думал, ворочал тяжелыми мозгами, обсасывал все возможности» предстоящей смертельной встречи. Из своего военного опыта знал он, что «с немцем в хованки играть - почти как со смертью», что врага «бить надо. Бить, пока в логово не уползет», без жалости, без пощады. Понимая, как трудно женщине, всегда жизнь нарождающей, убивать, учил, втолковывал: «Не люди это. Не люди, не человеки, не звери даже - фашисты. Вот и гляди соответственно»

Май 1942 г. Сельская местность в России. Идет война с фашистской Германией. 171-м железнодорожным разъездом командует старшина Федот Евграфыч Васков. Ему тридцать два года. Образования у него всего четыре класса. Васков был женат, но жена его сбежала с полковым ветеринаром, а сын вскоре умер.

На разъезде спокойно. Солдаты прибывают сюда, осматриваются, а потом начинают «пить да гулять». Васков упорно пишет рапорты, и, в конце концов, ему присылают взвод «непьющих» бойцов - девчат-зенитчиц. Поначалу девушки посмеиваются над Васковым, а он не знает, как ему с ними обходиться. Командует первым отделением взвода Рита Осянина. Муж Риты погиб на второй день войны. Сына Альберта она отправила к родителям. Вскоре Рита попала в полковую зенитную школу. Со смертью мужа она научилась ненавидеть немцев «тихо и беспощадно» и была сурова с девушками из своего отделения.

Немцы убивают подносчицу, вместо нее присылают Женю Комелькову, стройную рыжую красавицу. На глазах Жени год назад немцы расстреляли её близких. После их гибели Женя перешла фронт. Ее подобрал, защитил «и не то чтобы воспользовался беззащитностью - прилепил к себе полковник Лужин». Был он семейный, и военное начальство, прознав про это, полковника «в оборот взяло», а Женю направило «в хороший коллектив». Несмотря ни на что, Женя «общительная и озорная». Ее судьба сразу «перечеркивает Ритину исключительность». Женя и Рита сходятся, и последняя «оттаивает».

Когда речь заходит о переводе с передовой на разъезд, Рита воодушевляется и просит послать её отделение. Разъезд располагается неподалеку от города, где живут её мать и сын. По ночам тайком Рита бегает в город, носит своим продукты. Однажды, возвращаясь на рассвете, Рита видит в лесу двоих немцев. Она будит Васкова. Тот получает распоряжение от начальства «поймать» немцев. Васков вычисляет, что маршрут немцев лежит на Кировскую железную дорогу. Старшина решает идти коротким путем через болота к Синюхиной гряде, тянущейся между двумя озерами, по которой только и можно добраться до железной дороги, и ждать там немцев - они наверняка пойдут окружным путем. С собой Васков берет Риту, Женю, Лизу Бричкину, Соню Гурвич и Галю Четвертак.

Лиза с Брянщины, она - дочь лесника. Пять лет ухаживала за смертельно больной матерью, не смогла из-за этого закончить школу. Заезжий охотник, разбудивший в Лизе первую любовь, обещал помочь ей поступить в техникум. Но началась война, Лиза попала в зенитную часть. Лизе нравится старшина Васков.

Соня Гурвич из Минска. Ее отец был участковым врачом, у них была большая и дружная семья. Сама она проучилась год в Московском университете, знает немецкий. Сосед по лекциям, первая любовь Сони, с которым они провели всего один незабываемый вечер в парке культуры, ушел добровольцем на фронт.

Галя Четвертак выросла в детском доме. Там её «настигла» первая любовь. После детского дома Галя попала в библиотечный техникум. Война застала её на третьем курсе.

Путь к озеру Вопь лежит через болота. Васков ведет девушек по хорошо известной ему тропке, по обе стороны которой - трясина. Бойцы благополучно добираются до озера и, затаившись на Синюхиной гряде, ждут немцев. Те появляются на берегу озера только на следующее утро. Их оказывается не двое, а шестнадцать. Пока немцам остается около трех часов ходу до Васкова и девушек, старшина посылает Лизу Бричкину обратно к разъезду - доложить об изменении обстановки. Но Лиза, переходя через болото, оступается и тонет. Об этом никто не знает, и все ждут подмоги. А до тех пор девушки решают ввести немцев в заблуждение. Они изображают лесорубов, громко кричат, Васков валит деревья.

Немцы отходят к Легонтову озеру, не решаясь идти по Синюхиной гряде, на которой, как они думают, кто-то валит лес. Васков с девушками перебирается на новое место. На прежнем месте он оставил свой кисет, и Соня Гурвич вызывается принести его. Торопясь, она натыкается на двоих немцев, которые убивают её. Васков с Женей убивают этих немцев. Соню хоронят.

Вскоре бойцы видят остальных немцев, приближающихся к ним. Спрятавшись за кустами и валунами, они стреляют первыми, немцы отходят, боясь невидимого противника. Женя и Рита обвиняют Галю в трусости, но Васков защищает её и берет с собой в разведку в «воспитательных целях». Но Басков не подозревает, какой след в душе Гали оставила Сонина смерть. Она напугана до ужаса и в самый ответственный момент выдает себя, и немцы убивают её.

Федот Евграфыч берет немцев на себя, чтоб увести их от Жени и Риты. Его ранят в руку. Но ему удается уйти и добраться до острова на болоте. В воде он замечает юбку Лизы и понимает, что помощь не придет. Васков находит место, где остановились на отдых немцы, убивает одного из них и идет искать девушек. Они готовятся принять последний бой. Появляются немцы. В неравном бою Васков и девушки убивают нескольких немцев. Риту смертельно ранят, и пока Васков оттаскивает её в безопасное место, немцы убивают Женю. Рита просит Васкова позаботиться о её сыне и стреляет себе в висок. Васков хоронит Женю и Риту. После этого он идет к лесной избушке, где спят оставшиеся в живых пятеро немцев. Одного из них Васков убивает на месте, а четверых берет в плен. Они сами связывают друг друга ремнями, так как не верят, что Васков «на много верст один-одинешенек». Он теряет сознание от боли только тогда, когда навстречу уже идут свои, русские.

Через много лет седой коренастый старик без руки и капитан-ракетчик, которого зовут Альберт Федотыч, привезут на могилу Риты мраморную плиту.

(1103 слова) Действие повести разворачивается в мае 1942 года на 171-м железнодорожном разъезде. Место оказалось «тихой гаванью» среди продолжающихся по всей России военных действий. Здесь сохранилось пару дворов, и командование, на случай бомбежки, оставило две зенитных установки. Немцы прекратили обстреливать разъезд, и жизни солдат, засланных сюда, потекли размеренно и умиротворенно. Молодые бойцы много пили и часто засиживались у местных девушек, что расстраивало старшину Васкова. Он безустанно писал в штаб рапорты на новых ребят и просил прислать непьющий взвод. И вот, непьющие зенитчики прибыли расположение. Молоденькие девушки. Пьянки и гулянки действительно прекратились, но появились другие характерные минусы такого «правильного взвода» — девушки подсмеивались над старшиной (всего 4 класса образования), к взводу невозможно было зайти без стука (поднимался визг), однажды и вовсе вышли нагими загорать, делали все не по уставу.

Рита Осянина – командир отделения. Война унесла жизнь ее мужа, после чего и она решила уйти на фронт, оставив сына маме. Растопить сердце суровой Риты смогла только присланная вместо убитой подносчицы Женька Комелькова (всех близких расстреляли у нее на глазах). Она была совсем не похожа на командира отделения, невзирая на пережитые ужасы, Женя жизнерадостна и красива; отмывает и расчесывает неказистую Галю Четвертак, и девчонки начинают дружить втроем.

Новость о возможном переводе на разъезд с передовой дает возможность Рите повидаться с сыном, и она по ночам сбегает к нему в город. В одну из таких ночных вылазок Осянина натыкается на двух немецких разведчиков, которые неосмотрительно близко подошли к разъезду с оружием и какими-то пакетами в руках. Рита сообщает Васкову об увиденном, утаив причины своего нахождения в столь ранний час в том месте. Васков замечает босые и мокрые ноги Осяниной, но ничего не говорит – сейчас есть проблема важнее. Старшина, внимательно обдумав слова зенитчицы, делает вывод, что столкнулась она с немецкими диверсантами и определяет путь их следования – железная дорога. Васков решает перехватить немцев и берет с собой 5 девушек. Так как солдаты его не закалены боями, он рассказывает и подготавливает свой «отряд» к столкновению с противником, подбадривает шутками. Ритка Осянина, Лизка Бричкина, Галька Четвертак, Женя Комелькова и Соня Гурвич со старшиной отправляются на перехват диверсантов к Воль-озеру. Главная задача – добраться до озера раньше немцев, чтобы успеть расположиться и подготовиться, для этого необходимо срезать путь через болото. Федот Евграфыч благополучно переправляет свой «взвод» через топь, только маленькая Четвертак оставляет в болоте сапог. На берегу ей сооружают новый из теплого носка. Над болотом стоит завораживающая тишина, как будто война никогда не посещала эти края. Времени они выиграли у немцев много, поэтому старшина разрешил девушкам отмыться от болотной грязи и пообедать. Добравшись до планируемого места расположения, Васков приказывает брать врага сразу и никуда не высовываться со своих позиций. Потерянный сапог Четвертак не проходит бесследно, и девушка заболевает. Наутро из леса начинают показываться немецкие автоматы, и оказывается, что их не 2, а 16. Старшина понимает плачевность ситуации: с ним отряд из 5 девушек, а на той стороне 16 солдат с четко поставленной задачей. Федот Евгафыч посылает дочь лесничего – Лизу Бричикну – на разъезд за помощью, сообщить, что им необходимо подкрепление. Оставшимися силами разыгрывается представление для диверсантов, дабы отпугнуть и заставить пойти в обход: Женька выбегает нагой купаться, Федот Евграфыч подхватывает и так же выбегает на берег безоружный и играет с Комельковой, все вместе громко перекрикиваются, жгут и рубят деревья. Немцы уходят, а весь взвод смеется со слезами на глазах, они еще не знают, что самое страшное впереди…

Лизе понравился старшина, и она летела с сообщением в штаб, представляя их будущую жизнь. Она еще не познала любви; однажды отец пригласил в их дом молодого лесничего, Лиза чувствовала притяжение, но только в последний день решилась прийти к нему на сеновал, но тот прогнал ее, а наутро оставил записку, в которой звал учиться. Она расцвела в ожидании, а потом пришла война. Так и сейчас, вся в своих мыслях, Лиза забывает о слегах у приметной сосны и продирается сквозь склизкое болото на ощупь, оступается, теряет тропу и гибнет.

Васков с Ритой идут на разведку и решают поменять расположение. Осянина приводит девочек к новому месту, забывая кисет старшины. Гурвич убегает за ним. Вдалеке слышится слабый звук, и старшина уже понимает, что означает этот беззвучный крик. С Комельковой возвращается к прошлой позиции и находит мертвую Соню. Старшина с яростью мстит врагам, он набрасывается на идущих «фрицов», одного убивает сам, а второго добивает Комелькова прикладом, спасая командира. Федот тяжело переживает смерть зенитчицы, но эмоции на лице Женьки, после первого совершенного убийства, еще хуже. Он объясняет девушке, что враги – не люди и не звери, а фашисты. Маленький отряд хоронит Гурвич. Разведав обстановку из-за камня, Васков видит фрицев, идущих на них; начинается встречный бой, который вновь сбивает врага с пути. Галька Четвертак не выдерживает напряжения, бросает оружие и падает на землю. После боя девушки осудят ее за трусость, но старшину оправдает это необученностью и именно ее возьмет на следующую разведку для учения, хотя и понимает заранее, что зря. Галя Четвертак — сирота и живет в выдуманном мире, ее представления о войне весьма романтичны. Смерть Сони открывает реалии происходящего. Разведчики видят тела погибших: «фрицов» осталось 12. Прячутся в засаде, но Четвертак вновь поддается страху и бежит наперерез немцам. Автоматная очередь. Отряд Васкова остался в количестве 2 зенитчиц, и он готов сделать все, чтобы уберечь оставшихся девчонок от смерти. Отстреливается и старается увлечь за собой диверсантов подальше от своих бойцов. Получает ранение и прячется на болоте. Там он находит все 5 слег у сосны и с горечью осознает, что Лизка Бричкина полезла в топь без подмоги, а виднеющаяся на глади болота юбка подтверждает опасения – погибла. Теперь надеяться нужно только на себя.

Васков случайно выходит на избу с диверсантами, они оставляют взрывчатку и уходят. Одного старшина убивает и отбирает оружие. Там же, где недавно Женька Комелькова купалась нагая перед немцами, сталкиваются старшина и оставшиеся девочки. Он сообщает о смерти Четвертак и Лизы, все понимают, что следующий бой будет последним.

На берегу начинается бой: Рита получает ранение в живот осколком гранаты (перед смертью она рассказывает старшине о своем сыне, его зовут Альберт, и просит не забыть о нем после войны), Комелькова отстреливается до последнего патрона и уводит все глубже в чащу немцев, получает ранение и так же умирает. Васков сомневается, а стоил ли канал жизней погибших зенитчиц. Осянина уверяет, что за этим каналом стояла целая родина, что именно за нее они шли в бой. Позднее слышится выстрел — Рита закончила свои мучения.

Озлобленный, Васков врывается к спящим немцам, одного убивает, оставшихся четверых связывает и ведет к разъезду. Обессиленный, с раной в руке он переправляет всех пленных через болото и, поняв, что довел диверсантов до разъезда – падает без сил.

Позже из письма одного туриста мы узнаем о прибытии на тихие озера седовласого мужчины без руки и некоего капитана-ракетчика по имени Альберт. Они искали когда-то отдавших жизнь за родину здесь зенитчиц, хотели похоронить. Автор письма замечает, какие зори здесь тихие…

Борис Васильев

На 171-м разъезде уцелело двенадцать дворов, пожарный сарай да приземистый длинный пакгауз, выстроенный в начале века из подогнанных валунов. В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня, и поезда перестали здесь останавливаться, Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки.

Шел май 1942 года. На западе (в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии) обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград.

А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах оставалось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача.

Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде. Когда число их достигало десятка, начальство вкатывало Васкову очередной выговор и сменяло опухший от веселья полувзвод. С неделю после этого комендант кое-как обходился своими силами, а потом все повторялось сначала настолько точно, что старшина в конце концов приладился переписывать прежние рапорты, меняя в них лишь числа да фамилии.

Чепушиной занимаетесь! - гремел прибывший по последним рапортам майор. - Писанину развели! Не комендант, а писатель какой-то!..

Шлите непьющих, - упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. - Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.

Евнухов, что ли?

Вам виднее, - осторожно говорил старшина..

Ладно, Васков!… - распаляясь от собственной строгости, сказал майор. - Будут тебе непьющие. И насчет женщин тоже будут как положено. Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься…

Так точно, - деревянно согласился комендант.

Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за три дня не прибыло ни одного человека.

Вопрос сложный, - пояснил старшина квартирной своей хозяйке Марии Никифоровне. - Два отделения - это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то - сомневаюсь…

Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:

С командиром прибыли?

Не похоже, Федот Евграфыч.

Слава богу! - Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. - Власть делить - это хуже нету.

Погодите радоваться, - загадочно улыбалась хозяйка.

Радоваться после войны будем, - резонно сказал Федот Евграфыч, надел фуражку и вышел.

И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов.

Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта, - тусклым голосом отрапортовала старшая. - Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.

Та-ак, - совсем не по-уставному сказал комендант. - Нашли, значит, непьющих…

Целый день он стучал топором: строил нары в пожарном сарае, поскольку зенитчицы на постой к хозяйкам становиться не согласились. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали как сороки. Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет.

Из расположения без моего слова ни ногой, - объявил он, когда все было готово.

Даже за ягодами? - бойко спросила рыжая. Васков давно уже приметил ее.

Ягод еще нет, - сказал он.

А щавель можно собирать? - поинтересовалась Кирьянова. - Нам без приварка трудно, товарищ старшина, - отощаем.

Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил:

На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи, и, если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Пуще же всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил, уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.

Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч, - сказала хозяйка, понаблюдав за его общением с подчиненными. - Они вас промеж себя стариком величают, так что глядите на них соответственно.

Федоту Евграфычу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все это есть меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она-таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.

Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки. Подобные украшения старшина считал неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:

Демаскирует.

А есть приказ, - не задумываясь, сказала она.

Какой приказ?

Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.

Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись: хихикать будут до осени…

Дни стояли теплые, безветренные, и комара народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка - это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть да кхекать, словно и вправду был стариком, - вот это было совсем уж никуда не годно.

А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный.

А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости.

Вдовая она, - поджав губы, через день доложила Мария Никифоровна. - Так что полностью в женском звании состоит: можете игры заигрывать.

Старшина промолчал: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие.

Ну, прежде всего, конечно, дисциплина. Ладно, не пьют бойцы, с жительницами не любезничают - это все так. А внутри - беспорядок:

Люда, Вера, Катенька - в караул! Катя - разводящая. Разве это команда? Развод караулов полагается по всей строгости делать, по уставу. А это насмешка полная, это надо порушить, а как? Попробовал он насчет этого со старшей, с Кирьяновой, поговорить, да у нее один ответ:

А у нас разрешение, товарищ старшина. От командующего. Лично.

Смеются, черти…

Стараешься, Федот Евграфыч?

Обернулся: соседка во двор заглядывает, Полинка Егорова. Самая беспутная из всего населения: именины в прошлом месяце четыре раза справляла.

Ты не очень-то утруждайся, Федот Евграфыч. Ты теперь один у нас остался, вроде как на племя.

Хохочет. И ворот не застегнут: вывалила на плетень прелести, точно булки из печи.

Ты теперь по дворам ходить будешь, как пастух. Неделю в одном дворе, неделю - в другом. Такая у нас, у баб, договоренность насчет тебя.

Ты, Полина Егорова, совесть поимей. Солдатка ты или дамочка какая? Вот и веди соответственно.

Война, Евграфыч, все спишет. И с солдат и с солдаток.

Вот ведь петля какая! Выселить надо бы, а как? Где они, гражданские власти? А ему она не подчинена: он этот вопрос с крикуном майором провентилировал.

Да, дум набралось кубометра на два, не меньше. И с каждой думой совершенно особо разобраться надо. Совершенно особо…

Все-таки большая помеха, что человек он почти что без образования. Ну, писать-читать умеет и счет знает в пределах четырех классов, потому что аккурат в конце этого, четвертого, у него медведь отца заломал. Вот девкам бы этим смеху было, если б про медведя узнали! Это ж надо: не от газов в мировую, не от клинка в гражданскую, не от кулацкого обреза, не своей смертью даже - медведь заломал! Они, поди, медведя этого в зверинцах только и видели…

Из дремучего угла ты, Федот Васков, в коменданты выполз. А они, не гляди что рядовые, - наука: упреждение, квадрант, угол сноса. Классов семь, а то и все девять, по разговору видно. От девяти четыре отнять - пять останется. Выходит, он от них на больше отстал, чем сам имеет…

Невеселыми думы были, и от этого рубал Васков дрова с особой яростью. А кого винить? Разве что медведя того, невежливого…

Странное дело: до этого он жизнь свою удачливой считал. Ну не то чтоб совсем уж двадцать одно выходило, но жаловаться не стоило. Все-таки он со своими неполными четырьмя классами полковую школу окончил и за десять лет до старшинского звания дослужился. По этой линии ущерба не было, но с других концов, случалось, судьба флажками обкладывала и два раза прямо в упор из всех стволов саданула, но Федот Евграфыч устоял все ж таки. Устоял…

Незадолго перед финской женился он на санитарке из гарнизонного госпиталя. Живая бабенка попалась: все бы ей петь да плясать, да винцо попивать. Однако мальчонку родила. Игорьком назвали: Игорь Федотыч Васков. Тут финская началась, Васков на фронт уехал, а как вернулся назад с двумя медалями, так его в первый раз и шарахнуло: пока он там в снегах загибался, жена вконец завертелась с полковым ветеринаром и отбыла в южные края. Федот Евграфыч развелся с нею немедля, мальца через суд вытребовал и к матери в деревню отправил. А через год мальчонка его помер, и с той поры Васков улыбнулся-то всего три раза: генералу, что орден ему вручал, хирургу, осколок из плеча вытащившему, да хозяйке своей Марии Никифоровне, за догадливость.

Вот за тот осколок и получил он свой теперешний пост. В пакгаузе имущество кое-какое осталось, часовых не ставили, но, учредив комендантскую должность, поручили ему пакгауз тот блюсти. Трижды в день обходил старшина объект, замки пробовал и в книге, которую сам же завел, делал одну и ту же запись: «Объект осмотрен. Нарушений нет». И время осмотра, конечно.

Спокойно служилось старшине Васкову. Почти до сегодня спокойно. А теперь…

Вздохнул старшина.

Из всех довоенных событий Рита Муштакова ярче всего помнила школьный вечер - встречу с героями-пограничниками. И хоть не было на этом вечере Карацупы, а собаку звали совсем не Индус, Рита помнила этот вечер так, словно он только-только окончился и застенчивый лейтенант Осянин все еще шагал рядом по гулким деревянным тротуарам маленького приграничного городка. Лейтенант еще никаким не был героем, в состав делегации попал случайно и ужасно стеснялся.

Рита тоже была не из бойких: сидела в зале, не участвуя ни в приветствиях, ни в самодеятельности, и скорее согласилась бы провалиться сквозь все этажи до крысиного подвала, чем первой заговорить с кем-либо из гостей моложе тридцати. Просто они с лейтенантом Осяниным случайно оказались рядом и сидели, боясь шевельнуться и глядя строго перед собой. А потом школьные затейники организовали игру, и им опять выпало быть вместе. А потом был общий фант: станцевать вальс - и они станцевали. А потом стояли у окна. А потом… Да, потом он пошел ее провожать.

И Рита страшно схитрила: повела его самой дальней дорогой. А он все равно молчал и только курил, каждый раз робко спрашивая у нее разрешения. И от этой робости сердце Риты падало прямо в коленки.

Они даже простились не за руку: просто кивнули друг другу, и все. Лейтенант уехал на заставу и каждую субботу писал ей очень короткое письмо. А она каждое воскресенье отвечала длинным. Так продолжалось до лета: в июне он приехал в городок на три дня, сказал, что на границе неспокойно, что отпусков больше не будет и поэтому им надо немедленно пойти в загс.

Рита нисколько не удивилась, но в загсе сидели бюрократы и отказались регистрировать, потому что до восемнадцати ей не хватало пяти с половиной месяцев. Но они пошли к коменданту города, а от него - к ее родителям и все-таки добились своего.

Рита была первой из их класса, кто вышел замуж. И не за кого-нибудь, а за красного командира, да еще пограничника. И более счастливой девушки на свете просто не могло быть.

На заставе ее сразу выбрали в женский совет и записали во все кружки. Рита училась перевязывать раненых и стрелять, скакать на лошади, метать гранаты и защищаться от газов. Через год она родила мальчика (назвали его Альбертом - Аликом), а еще через год началась война.

В тот первый день она оказалась одной из немногих, кто не растерялся, не ударился в панику. Она вообще была спокойная и рассудительная, но тогда ее спокойствие объяснялось просто: Рита еще в мае отправила Алика к своим родителям и поэтому могла заниматься спасением чужих детей.

Застава держалась семнадцать дней. Днем и ночью Рита слышала далекую стрельбу. Застава жила, а с нею жила и надежда, что муж цел, что пограничники продержатся до прихода армейских частей и вместе с ними ответят ударом на удар, - на заставе так любили петь: «Ночь пришла, и тьма границу скрыла, но ее никто не перейдет, и врагу мы не позволим рыло сунуть в наш советский огород…» Но шли дни, а помощи не было, и на семнадцатые сутки застава замолчала.

Риту хотели отправить в тыл, а она просилась в бой. Ее гнали, силой запихивали в теплушки, но настырная жена заместителя начальника заставы старшего лейтенанта Осянина через день снова появлялась в штабе укрепрайона. В конце концов взяли санитаркой, а через полгода послали в полковую зенитную школу.

А старший лейтенант Осянин погиб на второй день войны в утренней контратаке. Рита узнала об этом уже в июле, когда с павшей заставы чудом прорвался сержант-пограничник. Начальство ценило неулыбчивую вдову героя-пограничника: отмечало в приказах, ставило в пример и поэтому уважило личную просьбу - направить по окончании школы на тот участок, где стояла застава, где погиб муж в яростном штыковом бою. Фронт тут попятился немного: зацепился за озера, прикрылся лесами, влез в землю и замер где-то между бывшей заставой и тем городком, где познакомился когда-то лейтенант Осянин с ученицей девятого «Б»…

Теперь Рита была довольна: она добилась того, чего хотела. Даже гибель мужа отошла куда-то в самый тайный уголок памяти: у нее была работа, обязанность и вполне реальные цели для ненависти. А ненавидеть она научилась тихо и беспощадно и хоть не удалось пока ее расчету сбить вражеский самолет, но немецкий аэростат прошить ей все-таки удалось. Он вспыхнул, съежился; корректировщик выбросился из корзины и камнем полетел вниз.

Стреляй, Рита!.. Стреляй! - кричали зенитчицы. А Рита ждала, не сводя перекрестия с падающей точки. И когда немец перед самой землей рванул парашют, уже благодаря своего немецкого бога, она плавно нажала гашетку. Очередью из четырех стволов начисто разрезало черную фигуру, девчонки крича от восторга, целовали ее, а она улыбалась наклеенной улыбкой. Всю ночь ее трясло. Помкомвзвода Кирьянова отпаивала чаем, утешала:

Пройдет, Ритуха. Я, когда первого убила, чуть не померла, ей-богу. Месяц снился, гад…

Кирьянова была боевой девахой: еще в финскую исползала с санитарной сумкой не один километр передовой, имела орден. Рита уважала ее за характер, но особо не сближалась.

Впрочем, Рита вообще держалась особняком: в отделении у нее были сплошь девчонки-комсомолки. Не то чтобы младше, нет: просто - зеленые. Не знали они ни любви, ни материнства, ни горя, ни радости, болтали о лейтенантах да поцелуйчиках, а Риту это сейчас раздражало.

Спать!.. - коротко бросала она, выслушав очередное признание. - Еще услышу о глупостях - настоишься на часах вдоволь.

Зря, Ритуха, - лениво пеняла Кирьянова. - Пусть себе болтают: занятно.

Пусть влюбляются - слова не скажу. А так, лизаться по углам - этого я не понимаю.

Пример покажи, - улыбнулась Кирьянова. И Рита сразу замолчала. Она даже представить не могла, что такое может случиться: мужчин для нее не существовало. Один был мужчина - тот, что вел в штыковую поредевшую заставу на втором рассвете войны. Жила, затянутая ремнем. На самую последнюю дырочку затянутая.

Перед маем расчету досталось: два часа вели бой с юркими «мессерами». Немцы заходили с солнца, пикировали на счетверенки, плотно поливая огнем. Убили подносчицу - курносую, некрасивую толстуху, всегда что-то жевавшую втихомолку, легко ранили еще двоих. На похороны прибыл комиссар части, девочки ревели в голос. Дали салют над могилой, а потом комиссар отозвал Риту в сторону:

Пополнить отделение нужно.

На 171-м разъезде уцелело двенадцать дворов, пожарный сарай да приземистый длинный пакгауз, выстроенный в начале века из подогнанных валунов. В последнюю бомбежку рухнула водонапорная башня, и поезда перестали здесь останавливаться, Немцы прекратили налеты, но кружили над разъездом ежедневно, и командование на всякий случай держало там две зенитные счетверенки.

Шел май 1942 года. На западе (в сырые ночи оттуда доносило тяжкий гул артиллерии) обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне; на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал упорную борьбу блокированный Ленинград.

А здесь был курорт. От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах оставалось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка. Три дня солдаты отсыпались и присматривались; на четвертый начинались чьи-то именины, и над разъездом уже не выветривался липкий запах местного первача.

Комендант разъезда, хмурый старшина Васков, писал рапорты по команде. Когда число их достигало десятка, начальство вкатывало Васкову очередной выговор и сменяло опухший от веселья полувзвод. С неделю после этого комендант кое-как обходился своими силами, а потом все повторялось сначала настолько точно, что старшина в конце концов приладился переписывать прежние рапорты, меняя в них лишь числа да фамилии.

Чепушиной занимаетесь! - гремел прибывший по последним рапортам майор. - Писанину развели! Не комендант, а писатель какой-то!..

Шлите непьющих, - упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. - Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.

Евнухов, что ли?

Вам виднее, - осторожно говорил старшина..

Ладно, Васков!… - распаляясь от собственной строгости, сказал майор. - Будут тебе непьющие. И насчет женщин тоже будут как положено. Но гляди, старшина, если ты и с ними не справишься…

Так точно, - деревянно согласился комендант.

Майор увез не выдержавших искуса зенитчиков, на прощание еще раз пообещав Васкову, что пришлет таких, которые от юбок и самогонки нос будут воротить живее, чем сам старшина. Однако выполнить это обещание оказалось не просто, поскольку за три дня не прибыло ни одного человека.

Вопрос сложный, - пояснил старшина квартирной своей хозяйке Марии Никифоровне. - Два отделения - это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то - сомневаюсь…

Опасения его, однако, оказались необоснованными, так как уже утром хозяйка сообщила, что зенитчики прибыли. В тоне ее звучало что-то вредное, но старшина со сна не разобрался, а спросил о том, что тревожило:

С командиром прибыли?

Не похоже, Федот Евграфыч.

Слава богу! - Старшина ревниво относился к своему комендантскому положению. - Власть делить - это хуже нету.

Погодите радоваться, - загадочно улыбалась хозяйка.

Радоваться после войны будем, - резонно сказал Федот Евграфыч, надел фуражку и вышел.

И оторопел: перед домом стояли две шеренги сонных девчат. Старшина было решил, что спросонок ему померещилось, поморгал, но гимнастерки на бойцах по-прежнему бойко торчали в местах, солдатским уставом не предусмотренных, а из-под пилоток нахально лезли кудри всех цветов и фасонов.

Товарищ старшина, первое и второе отделения третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта, - тусклым голосом отрапортовала старшая. - Докладывает помкомвзвода сержант Кирьянова.

Та-ак, - совсем не по-уставному сказал комендант. - Нашли, значит, непьющих…

Целый день он стучал топором: строил нары в пожарном сарае, поскольку зенитчицы на постой к хозяйкам становиться не согласились. Девушки таскали доски, держали, где велел, и трещали как сороки. Старшина хмуро отмалчивался: боялся за авторитет.

Из расположения без моего слова ни ногой, - объявил он, когда все было готово.

Даже за ягодами? - бойко спросила рыжая. Васков давно уже приметил ее.

Ягод еще нет, - сказал он.

А щавель можно собирать? - поинтересовалась Кирьянова. - Нам без приварка трудно, товарищ старшина, - отощаем.

Федот Евграфыч с сомнением повел глазом по туго натянутым гимнастеркам, но разрешил:

На разъезде наступила благодать, но коменданту от этого легче не стало. Зенитчицы оказались девахами шумными и задиристыми, и старшина ежесекундно чувствовал, что попал в гости в собственный дом: боялся ляпнуть не то, сделать не так, а уж о том, чтобы войти куда без стука, не могло теперь быть и речи, и, если он забывал когда об этом, сигнальный визг немедленно отбрасывал его на прежние позиции. Пуще же всего Федот Евграфыч страшился намеков и шуточек насчет возможных ухаживаний и поэтому всегда ходил, уставясь в землю, словно потерял денежное довольствие за последний месяц.

Да не бычьтесь вы, Федот Евграфыч, - сказала хозяйка, понаблюдав за его общением с подчиненными. - Они вас промеж себя стариком величают, так что глядите на них соответственно.

Федоту Евграфычу этой весной исполнилось тридцать два, и стариком он себя считать не согласился. Поразмыслив, он пришел к выводу, что все это есть меры, предпринятые хозяйкой для упрочения собственных позиций: она-таки растопила лед комендантского сердца в одну из весенних ночей и теперь, естественно, стремилась укрепиться на завоеванных рубежах.

Ночами зенитчицы азартно лупили из всех восьми стволов по пролетающим немецким самолетам, а днем разводили бесконечные постирушки: вокруг пожарного сарая вечно сушились какие-то их тряпочки. Подобные украшения старшина считал неуместными и кратко информировал об этом сержанта Кирьянову:

Демаскирует.

А есть приказ, - не задумываясь, сказала она.

Какой приказ?

Соответствующий. В нем сказано, что военнослужащим женского пола разрешается сушить белье на всех фронтах.

Комендант промолчал: ну их, этих девок, к ляду! Только свяжись: хихикать будут до осени…

Дни стояли теплые, безветренные, и комара народилось такое количество, что без веточки и шагу не ступишь. Но веточка - это еще ничего, это еще вполне допустимо для военного человека, а вот то, что вскоре комендант начал на каждом углу хрипеть да кхекать, словно и вправду был стариком, - вот это было совсем уж никуда не годно.

А началось все с того, что жарким майским днем завернул он за пакгауз и обмер: в глаза брызнуло таким неистово белым, таким тугим да еще восьмикратно помноженным телом, что Васкова аж в жар кинуло: все первое отделение во главе с командиром младшим сержантом Осяниной загорало на казенном брезенте в чем мать родила. И хоть бы завизжали, что ли, для приличия, так нет же: уткнули носы в брезент, затаились, и Федоту Евграфычу пришлось пятиться, как мальчишке из чужого огорода. Вот с того дня и стал он кашлять на каждом углу, будто коклюшный.

А эту Осянину он еще раньше выделил: строга. Не засмеется никогда, только что поведет чуть губами, а глаза по-прежнему серьезными остаются. Странная была Осянина, и поэтому Федот Евграфыч осторожно навел справочки через свою хозяйку, хоть и понимал, что той поручение это совсем не для радости.

Вдовая она, - поджав губы, через день доложила Мария Никифоровна. - Так что полностью в женском звании состоит: можете игры заигрывать.

Старшина промолчал: бабе все равно не докажешь. Взял топор, пошел во двор: лучше нету для дум времени, как дрова колоть. А дум много накопилось, и следовало их привести в соответствие.