Высокий ум безумию сосед границы. Гении и безумие. талантливых безумцев, давших миру великие идеи

Гений и безумие – как два противоположных берега. Сальвадор Дали как-то заметил: «Единственное различие между мной и сумасшедшим в том, что я не сумасшедший». Впрочем, великий художник уж точно не был сумасшедшим, планомерно и продуманно превращая свою жизнь в довольно прибыльный сюрреалистический театр. Но мост «над водами», между двумя берегами действительно существует. Один берег – гениальность, другой – безумие. С одного берега другой хорошо виден, и мост соединяет их в одно целое.

Немецкий психиатр Эрнст Кречмар уподоблял нормального человека шкафу

«Нормальный человек» по Кречмару и Платону

Остаются еще «бурные воды» – нечто среднее, так называемые нормальные люди. Однажды знаменитого немецкого психиатра Эрнста Кречмара спросили: «Что такое, по-вашему, нормальный человек?» Он указал на шкаф в углу кабинета: «Вот нормальный человек».

Безусловно, Кречмар имел в виду не тех обычных людей, кто любознателен, полон открытой доброжелательности и человечных стремлений. Нет, речь о той «духовно мертвой прослойке», что и составляет мутный поток. Ведь и нынешние технологии позволяют донести до каждого человека высшие культурные достижения.

Именно теперь, когда технически и практически мы имеем возможность черпать из любой духовной сокровищницы, эти технологии превратились в мощнейшее орудие азрушения.Телевидение выплескивает бесконечную жвачку отупляющих сериалов, книгоиздание стало фабрикой примитивно-криминальной и слезоточивой продукции, коммерческие радиостанции оглушают мозг однообразной псевдомузыкой. Эти факты общеизвестны, и не было бы никакого смысла заострять на них внимание, если бы они не подводили к ответу на главный вопрос: кто музыку заказывает? Тот, кто платит, очевидно.

Такие «нормальные люди по Кречмару» добровольно и сознательно отказываются продуктивно воспринимать творческие и духовные достижения человечества и подменяют этот процесс бездумным поглощением лжекультурных и лженаучных суррогатов. Подготовительные труды сложны и длительны, а принести наслаждение сами по себе способны лишь человеку, выведенному за рамки такой «нормальности». Отсюда агрессивное неприятие всего, что отклоняется от их привычной бездумной нирваны. Тем более что технический уровень подделок, как правило, довольно высок (обратно пропорциональная зависимость: чем выше совершенство техники и доступнее ее использование, тем более духовно ущербный продукт производится с ее помощью).

Происходит взаимная подпитка − полная аналогия с торговлей наркотиками: замкнутая цепь «потребитель − производитель − торговец – потребитель». Платон отвечал на вопрос, что есть человек, так: «Двуногое без перьев». Тогда Диоген принес ему ощипанного петуха и сказал: «Вот человек». После чего Платон внес уточнение: «Двуногое без перьев с плоскими ногтями».

Вот оттуда, из этих отравленных глубин, и доносятся безапелляционные приговоры: отнести кого-то слепящего яркой индивидуальностью к тому или иному берегу либо оставить на мосту навечно. А всегда ли так было? Да, конечно. Вот что писал Пушкин князю Вяземскому об исчезнувших записках Байрона: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок − не так, как вы, – иначе!» Словом, какие там «бурные воды»… Бурь там отродясь не водилось. Но не зря же восклицал Джон Драйден: «Высокий ум безумию сосед − границы твердой между ними нет».

Хан ван Меегерен пишет картину «Христос среди учителей» – своего последнего «Вермеера»

Чтобы войти, нужно открыть дверь

Гениальность – отклонение столь же яркое, как и безумие. Здесь и «божественный» маркиз де Сад, и Эдгар По, однажды явившийся к президенту США в плаще наизнанку, и Ван Гог, отсекший себе ухо, и Ницше, излагавший свои теории, стоя на коленях перед лошадью…

Гениальность, видимо, вообще исключает «нормальность». А может ли «нормальный» человек стать гением по своей воле и желанию? Едва ли. Вот что писал по этому поводу известный американский ученый Дж. Уолд, профессор Гарварда, в одной из своих статей: «Я несколько раз беседовал по поводу поддельных картин Вермеера. Фальсификация была, как известно, сделана голландским художником ван Меегереном (подробнее см. №42 "Тайн ХХ века” за 2012 год. – Прим. ред.).

Лица, не имевшие близкого отношения к искусству, говорили мне, что, дескать, не все ли равно, поддельный это Вермеер или настоящий, раз картина красива и в ее подлинность верят директора музеев? Это интересный вопрос, и каждый может иметь собственное мнение на сей счет. Что касается меня, то я думаю, что дело в следующем. Я считаю, что самое большее, на что способен ван Меегерен (статья Уолда была написана еще при жизни фальсификатора. – Прим. авт.), если он может писать хорошие картины, – это написать хорошего ван Меегерена.

Написать же Вермеера, даже плохого, он не может. Опыт, являющийся собственным и аутентичным, утонченность поведения, которое непредсказуемо и в этом смысле свободно, имеют элемент новизны, творческое и созидательное качество искусства. Низвести это свободное проявление на уровень запрограммированной и автоматической реакции – значит, лишить его всякого интереса, всех эстетических и моральных ценностей. Это превращает опыт в вещь, может быть, и полезную – в том смысле, в каком полезен ширпотреб». Трудно возразить, не так ли?

На портрете кисти Василия Перова – Ф.М. Достоевский, «деспот, неудержимый в своих страстях»

Безумные грани талантов

Но вернемся в нашу страну. Федор Михайлович Достоевский был эпилептиком, что общеизвестно. Но некоторые исследователи считают, что его эпилепсия была формой проявления истерии. Сам же ипохондрик Достоевский эпилепсию никогда не лечил, в отличие от мнимых своих болезней. Говорили и о садомазохистских наклонностях Достоевского. Якобы в детстве он очень любил истязать лягушек. Зигмунд Фрейд нашел у Достоевского эдипов комплекс, а также латентный гомосексуализм.

Генетик В.П. Эфроимсон сделал о Достоевском такой вывод: «При всем уважении к гению Достоевского его характерология не вызывает сомнения: это был деспот, неудержимый в своих страстях, беспредельно тщеславный, со стремлением к унижению окружающих и эксгибиционизмом, сочетавший все это со слезливой сентиментальностью, необычайной обидчивостью и вязкостью».

Далее идут Николай Васильевич Гоголь, которому психиатр А. Бурно поставил диагноз шубообразная шизофрения, и даже Михаил Юрьевич Лермонтов. Как замечает один из исследователей, «трезвый и точный взгляд СО СТОРОНЫ (со стороны психиатра) разбивает некоторые привычные нам мифы. Популярное мнение, что Лермонтов пал жертвой чуть ли не заговора III отделения, разбивается о грустный диагноз − шизоидное расстройство личности и связанное с этим аномальное поведение, приведшее к трагической дуэли с Мартыновым, буквально затравленным "недобрым” поэтом».

Фальшивая гармония

Так, может быть, и правы «нормальные люди по Кречмару», оставляя гениев в лучшем случае на мосту? Да нет. В «нормальной» культуре понятия как будто остаются теми же самыми, но содержание выхолащивается, превращаясь в свою противоположность. Сложнейшие комплексы чувств и эмоций сводятся к нескольким примитивным лексическим конструкциям в эстрадной поп-песенке или набору избитых слезовыжимательных приемов в книге или фильме. Лжекультура оперирует масками действительных ценностей. И осмысление глубинной сущности ценностей требует не меньших затрат интеллектуальных и душевных сил, чем естественно-научные или искусствоведческие штудии.

В «нормальном» восприятии эти ценности выглядят уже совершенно иначе, чем на самом деле, становятся стандартным комплектом плоских, раз и навсегда зафиксированных штампов. Протезы поставляются бесперебойно в красивой, с «нормальной» точки зрения, упаковке, и предложение всегда соответствует спросу. Тем более сегодня. Высокоинтеллектуальные технократы и научная элита, ответственная за создание информационных технологий, никак не заинтересованы в использовании новых технических средств для выведения таких людей из состояния перманентной спячки − так ими легче манипулировать в удобный момент. Сами же «нормальные люди», по природе своей ленивые, нелюбопытные и агрессивные, не проявляют никакой потребности к духовному росту, а напротив, требуют все более примитивных удовольствий на основе все более высоких технологий.

Таким образом, я с полным основанием называю и новое общество постинтеллектуальным, т.е. таким, где для снижения интеллекта применяются высочайшие достижения, причем целенаправленное оглупление ведется по недвусмысленному желанию самих оглупляемых. Воистину, можно ли такое общество считать гармоничным? Впрочем, частичный ответ (от Джорджа Оруэлла) уже получен: свобода действительно позволяет сказать, что дважды два − четыре, но вовсе не обязывает делать это. А если это и сказано, «все остальное» отсюда совсем не следует, вопреки утверждению великого англичанина. Никто не запрещает протестовать против сериалов, но и ответ один: «Выключите телевизор и не мешайте жить другим». А может, лучше остаться на мосту?

Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий / Авт.-сост. А.В. Шувалов. – М.: ООО «Издательство АСТ»; ООО «Издательство Астрель»; ОАО «Люкс», 2004. – 1212 с.

Высокий ум безумию сосед.
Границы твердой между ними нет.
Джон Драйден

Ну, сперва разберемся с самим термином. «Патография» – это описание жизни и творчества личности с учетом (и главным образом, с этих позиций) неврозов, психозов и прочих неприятных для памяти гения вещей, о которых стараются не упоминать его официальные биографы.

Так что появление увесистой энциклопедии «патографий» – явление, в наше время закономерное. Интерес к психиатрии плюс раскованность «желтой прессы» (которая не всегда-таки врет), плюс некая (подлая и корыстная) убежденность обывателя в том, что гениев и культовые фигуры можно творить чуть ли не поточным методом на «фабриках звезд», – все это подготавливает массового читателя к погружению в нелицеприятную правду о бесспорных кумирах прошлого.

Впрочем, нездоровый интерес обывателя к грязному белью великанов человечества – вещь вовсе не новая. Против этого еще восставал задетый за живое наш Пушкин. Помните? «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы, – иначе» (с. 15).

До сих пор ученые спорят, является ли гений высшим проявлением человека, каким он (человек) природой задуман, или гений – это форма психо- и всякой прочей патологии.

То, что одаренность сродни помешательству, заметили еще древние. «Mania» у греков – это и пророческий дар, и поэтическое вдохновение, и психическое заболевание.

Мрачное средневековье довольно ловко манипулировало непростым психическим статусом выдающихся людей, то объявляя их бесноватыми, то причисляя за то же самое к лику святых (Жанна д’Арк – самый яркий пример).

Новое время обычно лишь бесстрастно констатировало или конфузливо вопрошало: «Увы, и почему гений и помешательство стоят так близко друг к другу?» (Д. Дидро); «…Известную долю биографии великих людей должны написать их врачи» (Стендаль, с. 28).

Романтики возвеличивали саму болезненность гениальности, зато трезвый XX век жестко ставил медицинский диагноз: «В сущности своей художник – это интровертированный, которому недалеко до невроза» (З. Фрейд, с. 29).

Согласно подсчетам составителя книги, около 86% всех выдающихся персонажей БСЭ страдало нарушениями психики (с. 9).

Природа все еще ревниво хранит тайну гениальности. Нелепой оказалась попытка прагматичных американцев культивировать гениев, законсервировав сперму нобелевских лауреатов. Увы, статистика показывает: если простые способности от поколения к поколению могут лишь возрастать, то гениальность – это конечная точка такого возрастания. Гений или бездетен, или его дети – более, чем не гении…

Природа гениальности – важная философская, психиатрическая и социальная проблема. В 1925–30 гг. в нашей стране издавался уникальный в своем роде «Клинический архив Гениальности и Одаренности». Издатель Г.В. Сегалин и коллектив его авторов, вероятно, все же чуть перебрали в своей увлеченности, преобразовав пантеон светочей человечества в заурядный «дом скорби». Однако сведения были накоплены и систематизированы уникальные.

Вернуться к исследованиям команды Сегалина советские психиатры смогли лишь в 60-е гг. Книга Шувалова – едва ли не первая после 20-х гг. попытка собрать огромный материал на столь щекотливую тему.

Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в статьи, посвященные классикам отечественной словесности (ибо, по понятным причинам, мы решили не трогать тени политиков, а тем паче основателей мировых религий).

№ 1 в нашем списке – конечно, Николай Васильевич Гоголь, которому психиатр Бурно поставил безапелляционный диагноз: «шубообразная шизофрения» (с. 324).

Автор, как будто, согласен с этим вердиктом, подкрепляя его доводом, что с развитием болезни Гоголь утратил творческие способности. Увы, бедный Гоголь (как и другие «персонажи» книги) напоминает экзотическую рыбину, помещенную в хорошо освещенный, нарядный аквариум без воды. Ибо Гоголь как человек, как автор и как мыслитель напрочь изъят из контекста эпохи и культуры.

А между тем, вряд ли бред сумасшедшего мог бы пробить В. Белинского на столь яркую отповедь. Вряд ли и многие из слушателей второго тома «Мертвых душ» – люди высококультурные – впечатлились бы им столь глубоко, не заметив художественного провала автора.

И уж особое значение имеют позиции, с которых мы судим о сумасшествии Гоголя. Для него, человека глубочайшей религиозности, художественное творчество вовсе не было основным духовным содержанием жизни. Да и сам автор-составитель книги указывает на определенную ограниченность того, что традиционная психиатрия считает нормой, когда исходит из идеала адекватной социуму прагматической личности, оцениваемой к тому же преимущественно в парадигме атеистического мировоззрения.

Пациент № 2 – Федор Михайлович Достоевский. О нем мы узнаем кое-что новое. Например, что его эпилепсия вполне возможно была психосоматической формой проявления истероидной конституции. Истерия или эпилепсия – быть может, не так уж и важно. Во всяком случае, сам ипохондрик Достоевский как раз эпилепсию никогда не лечил, в отличие от массы мелких, а то и мнимых своих болезней.

Много, но чересчур порой общо сказано и о садомазохистском наполнении сексуальности Достоевского. Известно, что Достоевский-ребенок очень любил хлестать прутом лягушек. Истоки садомазохизма писателя можно найти как в отягощенной со стороны отца наследственности, так и в обстоятельствах тяжелого детства.

К слову, пОходя, читатель сможет уличить самого З. Фрейда в неточности. Как известно, основоположник психоанализа в своей работе о Достоевском приписал ему Эдипов комплекс, а также сделал латентный гомосексуализм автора «Униженных и оскорбленных» причиной его эпилепсии, – то есть, не в силах побороть это в себе, Достоевский временами как бы выключался из действительности. Увы, основывался маститый венец на неточном свидетельстве, будто первый припадок настиг Достоевского при известии о гибели отца. Сам же писатель относит начало эпилепсии ко времени каторги, то есть, много позднее.

Подробно говоря об извращенной сексуальности Достоевского, автор не решается все ж таки уточнить главный пункт «обвинения»,– а именно, тягу писателя к незрелым девочкам, чему есть свидетельства мемуаристов и недвусмысленные моменты в его произведениях. Вот тут и угрызения совести с последующим отключением сознания вроде бы больше на месте…

Вообще сумасшествие – стихия для Достоевского интересная, если уж не сказать, – родная. Около 25% его персонажей – явные психопаты.

Общий вывод о Достоевском автор поручает произнести генетику В.П. Эфраимсону: «При всем уважении к гению Достоевского его характерология не вызывает сомнения: это был деспот…, неудержимый в своих страстях (картежных и аномально-сексуальных), беспредельно тщеславный, со стремлением к унижению окружающих и эксгибиционизмом, сочетавший все это со слезливой сентиментальностью, необычайной обидчивостью и вязкостью» (с. 414).

Быть может, эта горькая истина несколько охладит пыл тех, кто привык принимать на веру не только художественные свершения, но и идеологические построения Достоевского и делать их фундаментом своих интеллектуальных упражнений…

Более трезвый и точный взгляд СО СТОРОНЫ (со стороны психиатра) разбивает некоторые привычные нам мифы. Популярное мнение, что Лермонтов пал жертвой чуть ли не заговора III отделения разбивается о грустный диагноз: «шизоидное расстройство личности (с. 610) и связанное с этим аномальное поведение, приведшее к трагической дуэли с Мартыновым, буквально затравленным «недобрым» поэтом…

Вообще книга, составленная Шуваловым, – чтение достаточно охлаждающее, если не сказать: мрачное. Даже «лучезарный» Моцарт под прицелом психиатра оказывается грубоватым малоприятным инфантилом, склонным к гипомании. Впрочем, вердикт здесь, как будто, еще щадящий: «Моцарт – редкий случай всеми признанного гения, не страдавший каким-либо явным психическим расстройством» (с. 721).

Но увы, увы, и еще раз – увы… Выводя диагноз «солнцу нашей поэзии», Шувалов сам впадает в некий «лиризм психиатра» (сродни отчаянию просто человека и просто поклонника?): «Невольно подумаешь: гений от бога! Убери фамилию, вычеркни знакомые с детства поэтические строки, и останется малопривлекательная для постороннего взгляда личность человека, страдающего мозаичной (смешанной формой) психопатией, в структуре которой сочетались и аффективно-лабильные, и истероидные, и паранойяльные черты… Таким образом, трагическая судьбы поэта во многом была обусловлена чертами его личности» (с. 845–845).

Впрочем, весьма симптоматично для самого психиатрического подхода, что из мемуаристов автор обильней всего цитирует М. Корфа (человека, глубоко чуждого Пушкину, – чинушу и скучного обывателя, зато, вероятно, носителя безукоризненной «психиатрической» нормы… Почему бы, в таком разе, не дать слово и г-ну Дантесу, – вот уж кто был образцом адекватности житейским обстоятельствам и обладателем стойкого жизненного успеха!.. Впрочем, Дантес о Пушкине предпочитал помалкивать или просто забыл…)

Поэтому, «справедливости для», и еще потому, что все мы помним и другие свидетельства о поэте (других, неизмеримо более ярких и проницательных людей), хочется возразить диагносту словами самого Пушкина (стихотворение «Моя эпитафия», 1815 г.):

Здесь Пушкин погребен: он с музой молодою,

С любовью, леностью провел веселый век,

Не делал доброго, однако ж был душою,

Ей-богу, добрый человек.

Впрочем, и сам автор «патографий» порой становится «парадоксов друг». Например, известно, что свой психиатрический диагноз Лев Николаевич Толстой «заработал» еще при жизни. Приглашенный в разгар споров о завещании в Ясную Поляну знаменитый психиатр Россолимо вынес «матерому человечищу» следующее категорическое заключение: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая с преобладанием первой» (с. 983).

Автор нашей книги также охотно живописует всевозможные проблемы Толстого, – от тяжелейшей наследственности («В каждой семье каждого поколения Толстых имеется душевнобольной», с. 980) до эпилептических судорог (впрочем, это могли быть просто спазмы сосудов головного мозга атеросклеротического происхождения) и тягостные отношения с близкими, с которыми Толстой проявлял черты отстраненной холодности.

Тем не менее, современный психиатр делает следующий вывод:

«…По всей вероятности, Л.Н. Толстого можно отнести к психически здоровым, так как мотивировка его «эпилепсии» не выглядит достаточно убедительной… Необыкновенная интеллектуальная и физическая работоспособность на протяжении практически всей жизни напрочь отвергает наличие какого-либо серьезного психического расстройства, кроме тех, которые можно отнести к невротическому спектру» (с. 983).

Итак, пример Толстого – редкий довод в пользу правоты тех, кто считает гениальность проявлением высших способностей человека, «каким он задуман природой»…

И все же мне кажется, определение М. Цветаевой, данное личности Толстого, – гораздо точнее всех положительных и отрицательных диагнозов: «Три тысячи верст вокруг себя». Без осуждения, без оправдания и т.п., – просто СУТЬ ГЕНИЯ (как явления) выявила.

Книга Шувалова – не столько книга прозрений, сколько книга подозрений. Но она делает свое дело, – заодно с все меняющим временем, помогая увидеть в гении человека, сводя его с пьедестала. Да и какой гений в подставке нуждается? Он всегда выделится из толпы, – самой своей природой.

В завершение этого очень нечеткого, хотя и, признаемся, занимательного парада-алле – несколько слов об Антоне Павловиче Чехове. Вот уж кто, вроде бы, явил нам образец человека и гения, «в котором все… прекрасно»! Ан, не спешите. Ядовитый, трезвый до цинизма Юрий Нагибин пишет:

«Он не был по природе своей ни добр, ни мягок, ни щедр, ни кроток, ни даже деликатен (достаточно почитать его жесточайшие письма к жалкому брату. – Но, быть может, Чехов в них действовал как хирург?.. В. Б.). Он искусственно, огромным усилием своей могучей воли, вечным изнурительным надзором за собой делал себя тишайшим, скромнейшим, добрейшим, грациознейшим… И какой же злобой прорывался он порой по ничтожным обстоятельствам – вот тут он был искренен. Но литературные богомазы щедро приписывают все проявления его настояще-сложной и страстной натуры тяжелой болезни» (с. 1087).

Ну, и не Ю. Нагибину, человеку тоже, скорее, страстному и даже в этих строках пристрастному, чем нравственному, быть индикатором моральной нормы!

А вот вывод психиатра о «пациенте» Чехове все-таки интересен:

«…Можно допустить, что сам писатель представлял собой по меньшей мере акцентуированную психоастеническую личность. Кстати, психофизиологически интровертированность могла способствовать развитию такого заболевания, как туберкулез» (с. 1088–1089).

Быть может, главная ценность книги Шувалова – не в поставленных им «диагнозах» (как видим, нередко похожих больше на гипотезы), а в собранном им обширном материале, в том, что он посильно возобновляет важнейшую работу Г.В. Сегалина и его коллег и адресует «нарытый» им материал массовому читателю.

"Высокий ум безумию сосед
И грани четкой между ними нет."
(Джон Драйден)

Мне мартовским безумным Зайцем быть,
Рассвет в окно шизофренией брызжет,
Все, что узнал, успел давно забыть,
В Стране чудес, где ум лимоном выжат.
Часы стояли ровно на шести
И отставали ровно на два дня,
Конфеты превратила в конфетти,
Болванщика пустая болтовня,
О вОроне загадку загадал,
А в чайник на столе залезла Соня,
Ответа на загадку я не знал
И задремал под стук колес в вагоне.
Приснились Джона Драйдена стихи –
«Высокий ум безумию сосед»,
И были те стихи не так плохи,
Болванщик прошептал – вот и ответ!
Отмахивался я от мух сомнений
И чая не хотелось больше мне,
Так кто же я – безумец, или гений
В чудесной и загадочной стране?
Я убежать хотел, нырнув в нору, оттуда,
Ведь истина давно уже избита,
Храпела Соня в чайнике, покуда
Болванщик путал буквы алфавита.
Чай в чашке у меня давно остыл,
Допил его, люблю я чай с мелиссой,
Я мартовским безумным Зайцем был,
А где-то там еще была Алиса.

Будильник в сны ворвался невзначай,
Я встал и заварил по-новой чай,
Снег таял в декабре, капель звенела
Безумием зимы, души и тела.

Рецензии

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Высокий ум безумию сосед,

Границы твердой между ними нет.

Мы привели данные о том, что люди с диагнозом шизофрении обычно плохо выполняют целый ряд психологических тестов, в особенности те, которые требуют нового и гибкого подхода. Как это можно совместить с широко распространенным представлением о том, что существует тесная связь между безумием и гениальностью? Самым характерным свойством гения, в частности безумного гения, является новизна его вклада в искусство или науку. Но вид тестов, которые пациенты с шизофренией выполняют плохо, точно тот же, который требует минимальной степени творчества, например тест на спонтанную речь. Может быть, некоторые их проблемы с исполнением могут помогать творчеству? Возможно, особый вид творчества возникает из наблюдаемых связей, где никто из нас ничего не видит, или из ответов, которые мы подавляем, считая их неподходящими.

10. «Автопортрет. Медитация». Автор Чарльз Альтамонт Дойль (1832–1893). Дойль изобразил несколько странных фантазий и сцен ночных кошмаров, часто с изображением эльфов. Он выставил ряд акварелей и рисунков карандашом и тушью в Королевской шотландской академии. Дойль иллюстрировал книгу Джона Баньяна «Путешествие пилигримов», сделал несколько иллюстраций для «Лондон Сосайети» и юмористических книг. Его интерес к оккультизму был унаследован его сыном, писателем сэром Артуром Конан Дойлем. Это интроспективное исследование было выполнено после того, как эпилепсия и алкоголизм привели к помещению Чарльза Дойля в Королевское убежище для лунатиков Монтроз.

Существует много хорошо известных примеров творческих личностей, которые были безумны, - Винсент Ван Гог, Роберт Шуман, Фридрих Ницше, вот первые имена, которые приходят на память. Но очень трудно узнать, какие формы безумия могли быть у этих людей. В 1987 г. Ненси Андреасен обследовала 30 известных современных писателей и их родственников. У писателей уровень нарушений психики был выше, чем можно было ожидать, но это были главным образом аффективные расстройства с преобладанием биполярных расстройств, то есть перемежающиеся периоды эйфории (мания) и депрессии. Если говорить о любом проявлении нарушений настроения, то 80 % писателей страдали от приступов в те или иные моменты, но ни один из этой группы не страдал шизофренией.

Такие же результаты получил Арнольд М. Людвиг, обследовавший примерно 1000 человек, которые занимались целым рядом творческих профессий. Эти исследования можно критиковать на том основании, что творческий уровень участников был в пределах нормы, а не на уровне гения. Но этот критерий нельзя применить к Кей Джемисон, которая писала об известных британских и американских писателях и художниках, включая Байрона, Теннисона, Мелвилла, Уильяма и Генри Джеймсов, Кольриджа, Хемингуэя и Вирджинию Вульф. Она также пришла к выводу, что безумие у этих и многих других людей с высоким творческим потенциалом проявлялось в форме маниакально-депрессивного психоза, а не шизофрении.

Как мы уже отметили, различия между этими формами психоза являются в некоторой степени произвольными, поскольку независимые биологические маркеры еще только предстоит найти. Сейчас все сошлись на том, что существует некоторая связь между творчеством и безумием, но предположение о том, что безумием является маниакально-депрессивный психоз, а не шизофрения, нужно применять с осторожностью. В некоторых случаях аргумент становится опасно однолинейным. Мы слышали разговоры о том, что подозрение в шизофрении в случае Вирджинии Вульф (одним из симптомов у нее было то, что она слышала голоса) может быть отброшено, потому что шизофрения так редко встречается у пишущих авторов. Тем не менее есть несколько творчески одаренных людей, которые все-таки страдали шизофренией в ее современном определении. Сейчас хорошо известен случай Джона Неша по фильму «Прекрасное сознание». Его пионерские разработки в теории экономических игр дали ему Нобелевскую премию, но он явно страдал от параноидальной шизофрении. Однако у нас сложилось впечатление, что его работа была создана до начала болезни. Другой интересный случай - Ричард Дадд, может быть, самый талантливый английский художник своего поколения. После посещения Святой Земли в 1842 г. он стал страдать от бреда преследования. Он рассказал, что он слышит голоса, и убедился, что божественные силы призывают его биться с дьяволом, который может принимать любую форму, какую пожелает. В 1843 г., в возрасте 26 лет, Дадд убил своего отца, считая, что убил дьявола, принявшего облик его отца. Он провел остаток жизни в убежище для лунатиков-преступников, сначала в больнице Бетлем, потом в Бродморе. Он продолжал в тюрьме писать картины, и создал там свои лучшие работы, включая картину «Мастерский удар Феллера», находящуюся в постоянной коллекции галереи Тейт. Это технически блестящая работа, которую спасает от викторианской сентиментальности исключительная сверхъестественность. Симптомы болезни говорят нам о диагнозе шизофрении, и кажется неразумным отклонять этот диагноз только на том основании, что автор продолжал делать хорошие работы после начала заболевания.

Поэзия - спонтанный поток сильных чувств; она ведет

Свое происхождение от эмоций, собранных в покое.

Ключевым различием между маниакально-депрессивным психозом и шизофренией является то, что периоды эйфории и депрессии перемежаются периодом нормального состояния. Большинство пациентов с шизофренией никогда не возвращаются к нормальному уровню функционирования после первого эпизода. Причиной этого может быть видимое отсутствие творческого начала у людей с шизофренией. Ненси Андреасен сообщает, что большинство писателей, которых она обследовала, писали, когда их настроение было в норме, и не писали, когда оно было повышено или понижено. Наверное, это было так у Вирджинии Вульф. Она совершенно не могла писать, когда ей было плохо, но была убеждена, что идеи для своих книг приходили к ней в периоды мании. Большинство людей с диагнозом шизофрении никогда не возвращаются к нормальному уровню, при котором возможно работать над любыми творческими идеями, возникшими из их опыта психоза. Другими словами, если возможно, что отдельные положительные свойства шизофрении могут приводить к творческим идеям, отрицательные свойства, отсутствие воли и бедность действий, которые так часто распространяются, несовместимы с сосредоточенным поиском, необходимым для превращения творческой идеи в постоянный труд в области искусства.

11. «Эскиз идеи безумной Джейн». Автор Ричард Дадд, больница Бетлем, Лондон, б сентября 1855 г. Ричард Дадд (1817–1886) был одним из самых талантливых английских художников его поколения. Однако в 1843 г. он убил отца, считая, что тот был дьяволом, и провел остаток жизни в учреждениях для душевнобольных. Он продолжал писать картины и создал в этих условиях некоторые из своих лучших работ.

Если болезнь шизофрения не дает проявиться творческим идеям, связанным с психозом, то мы можем ожидать, что найдем больше творческого начала у тех, у кого имеются мягкие проявления шизофрении, но никогда не было полного исчезновения функций. Мы можем ожидать, что найдем таких людей среди родственников больных шизофренией. Эта идея получила стимул к развитию от известного анекдота о встрече Джеймса Джойса и Карла Юнга. Дочь Джойса Люсия получила диагноз гебефренической шизофрении в возрасте 25 лет. Через два года в отчаянии Джойс привез ее в клинику Юнга в Цюрихе, «несмотря на то, что Юнг плохо отозвался об Улиссе». Джойс считал, что Люсия имеет творческий потенциал, как и он сам. Юнг сделал заключение, что отец и дочь - как два человека, которые опускаются на дно моря. «Один падает, другой ныряет». Другими словами, Джойс мог управлять своими необычными идеями и творчески их использовать. Люсия не могла управлять своими идеями, они не могли быть использованы. Люсия провела всю жизнь в различных больницах для душевнобольных и вне их. Она умерла в больнице Сент-Эндрю в Нортгемптоне.

Существует также несколько эмпирических исследований, целью которых было показать, что родственники больных шизофренией обладают более значительными творческими возможностями, чем другие люди. Наиболее интенсивно эта взаимосвязь изучалась в Исландии, где имеются хорошие записи, доступные для идентификации родственников пациентов, которые находились в больнице с психозами. В 2001 г. Карлссон сообщил, что здоровые родственники таких пациентов превосходили других людей в сочинении прозы и поэзии, успехах в учебе в возрасте 20 лет и в математике. Эти наблюдения относились и к шизофрении, и к аффективным расстройствам. Интересно отметить в этом контексте, что автором одного из лучших и наиболее информативных романов об опыте шизофрении, «Ангелы Пространства», является исландский поэт Эйнар Мар Гудмундссон. Книга основана на жизни его брата-шизофреника.

Вероятно, есть нечто верное в романтической идее о том, что существует связь между гением и безумием. Для очень небольшого количества людей психотические идеи, отраженные в спокойном состоянии, могут стать основой для многих творческих работ. Но большинство людей с шизофренией мало что могут получить от своего опыта психоза. У них имеются постоянные проблемы с интеллектом, а «исполнительная» система высокого уровня ставит трагические пределы тому, чего они могут достичь.

Мысль о том, что гениальность - это безумие, очень старая, ее высказывал еще Платон. Люди, обладающие этими качествами – безумием или гениальностью – иначе видят мир и иначе ставят свои цели, чем озадачивают обычных граждан творениями своего ума. Граждане ищут объяснений в рамках привычных представлений о реальности и не догадываются, что безумные посылы в теориях гениев происходят не из мира сего.

Вопрос о близости невроза безумия с гениальностью довольно активно обсуждается в современной западной психологии. По мнению Ланге Эйхбаума, девять десятых всех гениев ненормальные; едва ли не все гении - психопаты. По мнению Дж. Карлсона, ген шизофрении был и у Эйнштейна, у сына которого врачи констатировали шизофрению. Следовательно, Эйнштейн был носителем такого гена, что, несомненно, влияло на умственный и душевный строй этого гения, хотя и не вызвало заболевания.

Американский исследователь безумия приводит целые списки гениев, страдавших душевными болезнями (Декарт, Паскаль, Ньютон, Фарадей, Дарвин; философы - Платон, Кант, Шопенгауэр, Эмерсон, Спенсер, Ницше, Джеймс и другие).

Что бы Вы ответили на утверждение о том, что скорость света в направлении движения Земли, сложенная со скоростью последней, равна просто скорости света; и что скорость света в обратном направлении за вычетом скорости движения Земли тоже равна все той же скорости света? Ну да, и я думаю точно также. Но физики-теоретики в изрядной своей части поддерживают такой безумный тезис, а придумал его гениальный Эйнштейн. Впрочем, до и после Эйнштейна были и другие гениальные физики и философы, видевшие мир в подобном безумном ключе. Точнее сказать, их зачастую не заботила наша низменная реальность, а стояла задача построения теории не опирающуюся в исходных положениях на реальность, но, тем не менее, позволяющую некоторые явления реальности предсказать.

Озадачившись устойчивостью факта существованием подобных феноменов – по части теорий, ничего не объясняющих в реальном мире, но позволяющие в нем что-то предсказать, – я решил обратиться за помощью в интернет. Но начал с феномена "гений и безумие". Вот какие ответы я нашел по адресу:

http://otvet.mail.ru/question/24040570

"Андрей Шулятьев Гуру

Что есть гений? Это отклонение от среднего развития человека. А что есть сумасшедший? Это отклонение от среднего развития человека. Что есть нормальный человек? Это среднестатистический человек, то есть ни-то ни се. Является ли гений средним человеком? нет! Является ли гений сумасшедшим- безусловно! Поэтому гениальные мысли есть ничто иное как [безумие] бред сумасшедшего! Так же бред сумасшедшего вполне может быть гениальным!

СНГ Просветленный

Не надо грязи! У сумасшедшего – бред [безумие]! У гения - гениальные творения и мысли! Надо самому быть сумасшедшим, чтобы принять чужой бред [безумие] за гениальность, тем более, что у каждого придурка есть свой собственный бред...

Андрей Шулятьев Гуру

По вашему Леонардо Да Винчи был гением? А вот современники считали его сумасшедшим!

Сальвадор Дали – безусловно гений, мог появится перед ожидающим его 2 часа дипломатом в голом виде на метле? А это было! Между гением и сумасшедшим почти нет грани, по сути гениальность вытекает из сумасшествия [безумия]! И сегодняшний бред может завтра оказаться действительностью!

СНГ Просветленный

Само понятие "БРЕД СУМАШЕДШЕГО", это клиника, а не философия. Впрочем в жизни все это зависит от наблюдателя, тут я с Вами согласен!"

Последняя фраза показалась мне гениальной. Ведь и Эйнштейн утверждал, например, что одновременные события могут быть и не одновременными разом. Да нет же, дело совсем не в том, что одновременные для одного наблюдателя события могут казаться неодновременными для другого наблюдателя, а в том что они в зависимости от наблюдателя могут быть реально одновременны и не одновременны. Это допущение из мира безумия перекочевало в математическую часть специальной теории относительности – СТО.

Богоподобная сущность, гений, сумасшедший (безумец)

http://monada.info/раздел-3-человек/38-богоподобная-сущность-гений-сумасшедший-безумец

«Высокий ум безумию сосед

Границы твердой между ними нет»

Джон Драйден (1631-1700)

Мистическая часть исследования – это не для моего ума, а я постарался отфильтровать из него то, что ближе к факту:

"Термин «богоподобная сущность» встречается в этом материальном мире редко, чаще используется его менее значимый эквивалент – термин «гений». Платон недаром считал любое творчество – «бредом, даруемым Богом». Термин «богоподобный» относится к тем, кто не может жить без творения ни дня, ни даже ночи. Есть определение различия между талантом и гением – «талант попадает в цель, в которую никто не может попасть, гений – в цель, которую никто кроме него не видит».

Связь между безумием и гениальностью обнаруживалась во все времена, в древнейших языках планеты одни и те же слова означали и высокую творческую способность и психическое расстройство, санскритское «ниграта», древнееврейское «нави» означали одновременно и «пророчество» и «безумие».

Обычно принято считать отличительным признаком гения одаренность. Но какой смысл вкладывается в слово одаренность? Если в это понятие входит нестандартность мышления, отличительность, особенность, уникальность, то с этим можно согласиться. Но интересно то, что и безумие характеризуется этими же отклонениями от нормы. Самым значительным трудом, подтверждающим связь между гениальностью и безумием, стала работа итальянского невропатолога Чезаре Ломброзо «Гений и помешательство», который собрал массу фактов всевозможных отклонений, в том числе и сексуальных, в поведении великих людей.

Ламброзо в своей работе, как бы замыкает круг, доказывая взаимосвязанность гениальности и безумия, при этом не вдаваясь в анализ того, что является причиной, а что следствием.

Г.В. Сегалин (врач-психиатр) рассматривал гениальную личность как симбиоз двух скрещивающихся наследственных компонентов потенциальной одаренности и психопатической [безумной] компоненты".

Ну ладно, с гением и безумством мы вроде бы немного разобрались. Возможно, часть из них – это люди с некоторыми отклонениями в психике и в мозгах, позволяющих им видеть сей мир некоторым специфическим или, проще говоря, нереальным образом. Впрочем, оговорюсь, я не уверен, что Эйнштейна можно отнести к таким безнадежно "отклоненным". Хотя вполне возможно, что изрядную часть своей жизни он таким и был. То есть, интуиция подсказывает мне, что совершенно не по случайности он показал человечеству на фотографии свой высунутый язык, а это был четкий сигнал здравомыслящей части человечества, что он, Эйнштейн, не умалишенный.

Но дело ведь не только в собственно Эйнштейне – его гениальности или безумии. Остается первая часть исходного вопроса: почему же столь многие из физиков говорят, что теория относительности справедлива и безгрешна, несмотря на всю парадоксальность "постулатов" СТО. Как могло так получиться, что вроде бы трезвые и даже здравомыслящие люди могут подобное утверждать, в том числе порой даже совершенно искренне утверждать? Ответ я нашел в рассказе Вольфа Мессинга о голубях в голове.

Дело в том, что у одного вполне здорового и трезвомыслящего польского графа – не гения и не безумца – обнаружилась одна странная с точки зрения посторонних наблюдателей особенность. Ему представилось, что в его голове свили себе гнездо обыкновенные голуби, сизари. Обращались к врачам, но безуспешно, и тогда обратились Мессингу.

Тот не стал, подобно прочим, убеждать графа, обращаясь к его здравому смыслу, что в голове голуби жить не могут. Наоборот:

"– Да, граф, – сказал я, – вы правы. У вас в голове – голубиное гнездо. И преогромное. Целая голубятня!

– А разве я сомневаюсь в этом? И день и ночь крыльями хлопают. .. А тут как-то к ним кошка забралась! Вот переполох был. Я думал, у меня голова лопнет. ..

– Могу выгнать ваших ненормальных жильцов, и притом так, что они не вернутся.

– Буду весьма обязан..."

Короче, графу завязали глаза и застрелили несколько голубей, якобы вылетевших из его головы. Потом позволили ему снять с лица повязку и открыть глаза.

Граф собственноручно закопал трупики несчастных голубей. И голова у него оставалась "чистой" в течение нескольких лет, пока суть происходившего не раскрыл ему один близкий знакомый, полагая, что граф уже окончательно излечился. Но тот, узнав истину, с криком схватился за голову. .. Голуби с тех пор "жили" в ней до самой его смерти. В этой второй стадии средств вторично излечить его уже не было.

Так вот, если кто-то без тени сомнения поведает Вам о "кристально ясных", чистых, безгрешных и несомненных идеях специальной теории относительности, Вы с ним не спорьте. Он во второй, неизлечимой, стадии и у него голуби в голове. А я на этом пока заканчиваю свой небольшой экскурс по теме безумия и гениальности.