Активные процессы в современном русском языке. Активные процессы в русском языке на современном этапе

Издательство: Логос (Москва).
Год: 2003.
Страниц: 304.
ISBN: 5-94010-092-9.

Учебное пособие для студентов вузов.
Впервые дана целостная концепция активных процессов в русском языке, основанная на исследовании устной и письменной речи в различных сферах жизни общества. Освещены активные процессы в русском языке конца XX в. - в произношении и ударении, в лексике и фразеологии, в словообразовании и морфологии, в синтаксисе и пунктуации. Языковые изменения рассмотрены с учетом внутренних источников развития языка на фоне исторических преобразований в жизни общества. Широко представлена языковая вариантность в ее отношении к литературной норме. Особое внимание уделено лексике средств массовой информации как наиболее очевидному источнику изменений в словарном составе русского языка.
Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям и специальностям «Филология», «Лингвистика», «Журналистика», «Книжное дело», «Издательское дело и редактирование». Представляет интерес для языковедов, философов, культурологов, работников печати, литературоведов, учителей и преподавателей, а также широкого круга читателей.

Содержание:
Предисловие.
Принципы социологического изучения языка.
Законы развития языка.
Вариантность языкового знака.
(Понятие вариантности и ее истоки. Классификация вариантов).
Языковая норма.
(Понятие нормы и ее признаки. Норма и окказионализм. Норма общеязыковая и ситуативная. Мотивированные отклонения от нормы. Основные процессы в нормализации языковых явлений).
Изменения в русском произношении.
Активные процессы в области ударения.
Активные процессы в лексике и фразеологии.
(Основные лексические процессы. Семантические процессы в лексике. Стилистические преобразования в лексике. Детерминологизация. Иноязычные заимствования. Компьютерный язык. Иноязычные лексемы в русском просторечии. Внелитературная лексика в языке современной печати).
Активные процессы в словообразовании.
(Рост агглютинативных черт в процессе образования слов. Наиболее продуктивные словообразовательные типы. Производство наименований лиц. Абстрактные имена и названия процессов. Приставочные образования и сложные слова. Специализация словообразовательных средств. Чересступенчатое словообразование. Свертывание наименований. Аббревиация. Экспрессивные имена. Окказиональные слова).
Активные процессы в морфологии.
(Рост аналитизма в морфологии. Сдвиги в формах грамматического рода. Формы грамматического числа. Изменения в падежных формах. Изменения в глагольных формах. Некоторые изменения в формах прилагательных).
Активные процессы в синтаксисе.
(Расчлененность и сегментированность синтаксических построений. Присоединительные члены и парцеллированные конструкции. Двучленные конструкции. Предикативная осложненность предложения. Активизация несогласуемых и неуправляемых словоформ. Рост предложных сочетаний. Тенденция к смысловой точности высказывания. Синтаксическая компрессия и синтаксическая редукция. Ослабление синтаксической связи. Соотношение аффективного и интеллектуального в сфере синтаксиса).
Некоторые тенденции в современной русской пунктуации.
(Точка. Точка с запятой. Двоеточие. Тире. Многоточие. Функционально-целевое использование пунктуации. Нерегламентированная пунктуация. Авторская пунктуация).
Заключение.
Литература.
Примерная программа дисциплины «Активные процессы в современном русском языке».

Предисловие

Состояние современного русского языка в конце XX столетия, изменения, которые в нем активно происходят, нуждаются во внимательном изучении и освещении с целью выработки оценок и рекомендаций с позиций объективности и исторической целесообразности.

Динамика языкового развития столь ощутима, что не оставляет равнодушных ни в кругу лингвистической общественности, ни в среде журналистов и публицистов, ни среди обычных граждан, не связанных профессионально с языком.

СМИ дают поистине впечатляющую картину пользования языком, что вызывает противоречивые суждения и оценки происходящего. Одни скрупулезно собирают грубые ошибки в речи, ориентируясь на традиционную литературную норму прошлого; другие - приветствуют и безоговорочно принимают «вербальную свободу», отбрасывая всякие ограничения в пользовании языком - вплоть до допустимости печатного использования в языке грубого просторечия, жаргонов и нецензурных слов и выражений.

Обеспокоенность общественности судьбой языка хотя и имеет серьезные основания, но не учитывает, что лежат они несколько в стороне от собственно языковой сущности. Действительно, стилистика современных СМИ вызывает тревогу и озабоченность. Однако при этом часто ставится знак равенства между реальными динамическими процессами собственно в языке, в частности в шквальном нарастании вариантных форм и лавинном разрастании словообразовательных типов и моделей, и явлениями, объясняемыми недостаточной культурой устной и письменной публичной речи. Последнее имеет вполне реалистическое обоснование: демократизация общества неимоверно расширила круг публично выступающих - в парламенте, в прессе, на митингах и в других сферах массового общения. Свобода слова, понятая буквально и по отношению к манере выражаться, сломала все социально-этические запреты и каноны. Но это уже другая проблема - проблема культуры речи, проблема этики публичного выступления, наконец, проблема языкового воспитания. В этом смысле мы, действительно, многое потеряли, хотя бы практику редактирования и шлифовки печатного и звучащего слова. Но, с другой стороны, очевидно, что литературно приглаженная «читка письменного текста» в прошлом не могла служить образцовым проявлением культуры речи по сути своей. Живая, спонтанно произносимая речь привлекает больше, но она, естественно, таит в себе много неожиданностей.

Таким образом, обсуждая состояние русского языка сегодняшнего дня, надо разграничить вопросы собственно языковые и вопросы речевой практики, вопросы языкового вкуса исторического момента.

Язык и время - извечная проблема исследователей. Язык живет во времени (имеется в виду не абстрактное время, а общество определенной эпохи), но и время отражается в языке. Язык изменяется. Это эволюционное качество заложено в нем самом. Но как изменяется? Вряд ли правомерно считать, что он постоянно и неуклонно совершенствуется. Оценки «хорошо» или «плохо» здесь неуместны. В них слишком много субъективного. Например, современникам А.С. Пушкина многое, очень многое не нравилось в его языковых новшествах. Однако именно они оказались впоследствии наиболее перспективными и продуктивными (вспомним, хотя бы, нападки на язык «Руслана и Людмилы», вплоть до полного его неприятия).

Современная наука о языке, при характеристике изменений в нем «к лучшему», предпочитает пользоваться принципом целесообразности. В таком случае учитывается функционально-прагматическая сущность языка, а не абстрактно и отдельно существующая кодовая модель. Такое явное качество современного языка, как нарастающая вариантность языковых знаков, может быть воспринято как явление положительное, поскольку предоставляет пользователям языка возможности выбора, что, в свою очередь, свидетельствует о расширении возможностей языка в плане удовлетворения конкретных коммуникативных задач. Значит, язык становится более мобильным, тонко реагирующим на ситуацию общения, т.е. обогащается стилистика языка. А это прибавляет нечто к уже имеющимся в языке ресурсам и расширяет его возможности.

Несмотря на то что язык современных СМИ производит часто негативное впечатление из-за ложно понятого тезиса о свободе слова, надо признать, что современный русский язык, в силу сложившихся исторических обстоятельств, сегодня черпает ресурсы для обновления литературной нормы именно здесь - в средствах массовой информации, в разговорной речи, хотя долгое время таким источником была художественная литература, недаром нормированный язык называется именно литературным языком (по М. Горькому - обработанным мастерами слова). Сменой источников формирования литературной нормы объясняется и утрата нормой прежней жесткости и однозначности. Такое явление в современном языке, как вариантность нормы, - не признак ее расшатывания и потери стабильности, а показатель гибкости и целесообразной приспособляемости нормы к жизненной ситуации общения.

Жизнь изменила многое. И не только представление о незыблемости литературного образца в установлении нормы. Изменилось речевое поведение представителей современного общества, ликвидировались речевые стереотипы прошлого, более натуральным и жизненным стал язык печати; сменилась стилистика массовой печати - больше стало иронии и сарказма, а это пробуждает и развивает тонкие нюансы в слове. Но одновременно и рядом - языковая вульгарность и обнаженность прямого, грубого смысла табуированного слова. Картина противоречивая и неоднозначная, требующая внимательного анализа и кропотливой, длительной работы над воспитанием языкового вкуса.

Интересную мысль высказал И. Волгин еще в 1993 г. (Лит. газета, 25 авг.), процитировав И. Бродского: «Только если мы решили, что «сапиенсу» пора остановиться в своем развитии, следует литературе говорить на языке народа. В противном случае народу следует говорить на языке литературы». Что же касается «ненормативной словесности», так наводнившей нашу современную печать, то для ее же собственного блага ей лучше оставаться маргинальной, принципиально некнижной, невыразимой в письменном слове (совет И. Волгина). «Не надо искусственно вытаскивать этот хрупкий предмет из природной среды обитания - из стихии устной речи, где он только и в состоянии осуществлять свою культурную миссию». И далее: «Этот выдающийся национальный феномен заслуживает того, чтобы жить самостоятельной жизнью. Культурная интеграция убийственна для него».

Надо сказать, что общее снижение стиля массовой печати, утрата литературной чистоты и стилистической «высокости» в определенной степени снимает и нейтральность в оценке событий. Стилевая неразборчивость, как протест против патетики и показухи прошлых времен, рождает в то же время стилевую глухость и утрату чувства языка.

Однако в нашу задачу не входит анализ языка массовой печати как таковой. Эти материалы используются лишь как иллюстрация собственных процессов в языке, поскольку данная сфера применения языка наиболее оперативно реагирует на новые явления в языке, в определенном смысле актуализирует их. В пособии не ставится задача и нормализаторского плана. Для этого нужны огромные статистические данные и сквозной анализ современных текстов и звучащей речи. Даже авторы коллективной монографии «Русский язык конца XX столетия», подготовленной в Институте русского языка Российской академии наук, официально заявляют, что они не нормализаторы.

Цель пособия - познакомить с важными закономерностями в современном языке, с ростками нового в нем; помочь увидеть это новое и соотнести его с внутренними процессами в языке; помочь установить связи между саморазвитием языка и стимулирующими его изменениями в реальной жизни современного общества. Частные оценки языковых фактов и соответствующие им рекомендации могут помочь разобраться в сложном «языковом хозяйстве» нашего времени и, возможно, повлиять на воспитание чувства языка.

Пособие ориентирует на сознательное, вдумчивое отношение к процессам в языке, на восприятие языка как системы динамической, функционально развитой.

Описание материала предусматривает знание многоуровневой системы русского языка и его современной стилевой и стилистической дифференциации.

Н.С. ВалгинаАктивные процессы в современном русском языке От издателя.Учебное пособие для студентов вузов.Впервые дана целостная концепция активных процессов в русском языке, основанная на исследовании устной и письменной речи в различных сферах жизни общества. Освещены активные процессы в русском языке конца XX в. - в произношении и ударении, в лексике и фразеологии, в словообразовании и морфологии, в синтаксисе и пунктуации. Языковые изменения рассмотрены с учетом внутренних источников развития языка на фоне исторических преобразований в жизни общества. Широко представлена языковая вариантность в ее отношении к литературной норме. Особое внимание уделено лексике средств массовой информации как наиболее очевидному источнику изменений в словарном составе русского языка.Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям и специальностям «Филология», «Лингвистика», «Журналистика», «Книжное дело», «Издательское дело и редактирование». Представляет интерес для языковедов, философов, культурологов, работников печати, литературоведов, учителей и преподавателей, а также широкого круга читателей. Содержание книги:ПредисловиеПринципы социологического изучения языкаЗаконы развития языкаВариантность языкового знака(Понятие вариантности и ее истоки. Классификация вариантов)Языковая норма(Понятие нормы и ее признаки. Норма и окказионализм. Норма общеязыковая и ситуативная. Мотивированные отклонения от нормы. Основные процессы в нормализации языковых явлений)Изменения в русском произношенииАктивные процессы в области ударенияАктивные процессы в лексике и фразеологии(Основные лексические процессы. Семантические процессы в лексике. Стилистические преобразования в лексике. Детерминологизация. Иноязычные заимствования. Компьютерный язык. Иноязычные лексемы в русском просторечии. Внелитературная лексика в языке современной печати)Активные процессы в словообразовании(Рост агглютинативных черт в процессе образования слов. Наиболее продуктивные словообразовательные типы. Производство наименований лиц. Абстрактные имена и названия процессов. Приставочные образования и сложные слова. Специализация словообразовательных средств. Чересступенчатое словообразование. Свертывание наименований. Аббревиация. Экспрессивные имена. Окказиональные слова)Активные процессы в морфологии(Рост аналитизма в морфологии. Сдвиги в формах грамматического рода. Формы грамматического числа. Изменения в падежных формах. Изменения в глагольных формах. Некоторые изменения в формах прилагательных)Активные процессы в синтаксисе(Расчлененность и сегментированность синтаксических построений. Присоединительные члены и парцеллированные конструкции. Двучленные конструкции. Предикативная осложненность предложения. Активизация несогласуемых и неуправляемых словоформ. Рост предложных сочетаний. Тенденция к смысловой точности высказывания. Синтаксическая компрессия и синтаксическая редукция. Ослабление синтаксической связи. Соотношение аффективного и интеллектуального в сфере синтаксиса)Некоторые тенденции в современной русской пунктуации(Точка. Точка с запятой. Двоеточие. Тире. Многоточие. Функционально-целевое использование пунктуации. Нерегламентированная пунктуация. Авторская пунктуация)ЗаключениеЛитератураПримерная программа дисциплины «Активные процессы в современном русском языке»

The file will be sent to selected email address. It may takes up to 1-5 minutes before you received it.

The file will be sent to your Kindle account. It may takes up to 1-5 minutes before you received it.
Please note you"ve to add our email [email protected] to approved e-mail addresses. Read more .

You can write a book review and share your experiences. Other readers will always be interested in your opinion of the books you"ve read. Whether you"ve loved the book or not, if you give your honest and detailed thoughts then people will find new books that are right for them.

Н.С. Валгина Активные процессы в современном русском языке Допущено Министерством образования Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по филологическим направлениям и специальностям Москва «Логос» 2003 AVTOR SKANA: ewgeni23 [email protected] AVTOR SKANA: ewgeni23 [email protected] УДК811.161.1 ББК81.2Рус-923 B15 Рецензенты: профессора, доктора филологических наук СТ. Антонова и Н.Д. Бурвикова В15 Валгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учебное пособие для студентов вузов. - М.: Логос, 2003. - 304 с. ISBN 5-94010-092-9 Впервые дана целостная концепция активных процессов в русском языке, основанная на исследовании устной и письменной речи в различных сферах жизни общества. Освещены активные процессы в русском языке конца XX в. - в произношении и ударении, в лексике и фразеологии, в словообразовании и морфологии, в синтаксисе и пунктуации. Языковые изменения рассмотрены с учетом внутренних источников развития языка на фоне исторических преобразований в жизни общества. Широко представлена языковая вариантность в ее отношении к литературной норме. Особое внимание уделено лексике средств массовой информации как наиболее очевидному источнику изменений в словарном составе русского языка. Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлениям и специальностям «Филология», «Лингвистика», «Журналистика», «Книжное дело», «Издательское делай редактирование». Представляет интерес для языковедов, философов, культурологов, работников печати, литературоведов, учителей и преподавателей, а также широкого круга читателей. ББК81.2Рус-923 ISBN 5-94010-092-9 ©ВалгинаН.С,2001 © «Логос», 2003 ПРЕДИСЛОВИЕ Состояние современного русского языка в конце XX столетия, изменения, которые в нем активно происходят, нуждаются во внимательном изучении и освещении с целью выработки оценок и рекомендаций с позиций объективности и исторической целесообразности. Динамика языкового развития столь ощутима, что не оставляет равнодушных ни в кругу лингвистической общественности, ни в среде журналистов и публицистов, ни среди обычных граждан, не связанных профессионально с языком. СМИ дают поистине впечатляющую картину пользования языком, что вызывает противоречивые суждения и оценки происходящего. Одни скрупулезно собирают грубые ошибки в речи, ориентируясь на традиционную литературную норму прошлого; другие - приветствуют и безоговорочно принимают «вербальную свободу», отбрасывая всякие ограничения в пользовании языком - вплоть до допустимости печатного использования в язьже грубого просторечия, жаргонов и нецензурных слов и выражений. Обеспокоенность общественности судьбой языка хотя и имеет серьезные основания, но не учитывает, что лежат они несколько в стороне от собственно языковой сущности. Действительно, стилистика современных СМИ вызывает тревогу и озабоченность. Однако при этом часто ставится знак равенства между реальными динамическими процессами собственно в языке, в частности в шквальном нарастании вариантных форм и лавинном разрастании словообразовательных типов и моделей, и явлениями, объясняемыми недостаточной культурой устной и письменной публичной речи. Последнее имеет вполне реалистическое обоснование: демократизация общества неимоверно расширила круг публично выступающих - в парламенте, в прессе, на митингах и в других сферах массового общения. Свобода слова, понятая буквально и по отношению к манере выражаться, сломала все социально-этические запреты и каноны. Но это уже другая проблема - проблема культуры речи, проблема этики публичного выступления, наконец, проблема языкового воспитания. В этом смысле мы, действитель- но, многое потеряли, хотя бы практику редактирования и шлифовки"печатного и звучащего слова. Но, с другой стороны, очевидно, что литературно приглаженная «читка письменного текста» в прошлом не могла служить образцовым проявлением культуры речи по сути своей. Живая, спонтанно произносимая речь привлекает больше, но она, естественно, таит в себе много неожиданностей. Таким образом, обсуждая состояние русского языка сегодняшнего дня, надо разграничить вопросы собственно языковые и вопросы речевой практики, вопросы языкового вкуса исторического момента. Язык и время - извечная проблема исследователей. Язык живет во времени (имеется в виду не абстрактное время, а общество определенной эпохи), но и время отражается в языке. Язык изменяется. Это эволюционное качество заложено в нем самом. Но как изменяется? Вряд ли правомерно считать, что он постоянно и неуклонно совершенствуется. Оценки «хорошо» или «плохо» здесь неуместны. В них слишком много субъективного. Например, современникам А.С. Пушкина многое, очень многое не нравилось в его языковых новшествах. Однако именно они оказались впоследствии наиболее перспективными и продуктивными (вспомним, хотя бы, нападки на язык «Руслана и Людмилы», вплоть до полного его неприятия). Современная наука о языке, при характеристике изменений в нем «к лучшему», предпочитает пользоваться принципом целесообразности. В таком случае учитывается функционально-прагматическая сущность языка, а не абстрактно и отдельно существующая кодовая модель. Такое явное качество современного языка, как нарастающая вариантность языковых знаков, может быть воспринято как явление положительное, поскольку предоставляет пользователям языка возможности выбора, что, в свою очередь, свидетельствует о расширении возможностей язьжа в плане удовлетворения конкретных коммуникативных задач. Значит, язык становится более мобильным, тонко реагирующим на ситуацию общения, т.е. обогащается стилистика языка. А это прибавляет нечто к уже имеющимся в языке ресурсам и расширяет его возможности. Несмотря на то что язык современных СМИ производит часто негативное впечатление из-за ложно понятого тезиса о свободе слова, надо признать, что современный русский язык, в силу сложившихся исторических обстоятельств, сегодня черпает ресурсы для обновления литературной нормы именно здесь - в средствах массовой информации, в разговорной речи, хотя долгое время таким источником была художественная литература, недаром нормированный язык называется именно литературным языком (по М. Горькому - обработанным мастерами слова). Сменой источников формирования литературной нормы объясняется и утрата нормой прежней жесткости и однозначности. Такое явление в современном языке, как вариантность нормы, - не признак ее расшатывания и потери стабильности, а показатель гибкости и целесообразной приспособляемости нормы к жизненной ситуации общения. Жизнь изменила многое. И не только представление о незыблемости литературного образца в установлении нормы. Изменилось речевое поведение представителей современного общества, ликвидировались речевые стереотипы прошлого, более натуральным и жизненным стал язык печати; сменилась стилистика массовой печати - больше стало иронии и сарказма, а это пробуждает и развивает тонкие нюансы в слове. Но одновременно и рядом - языковая вульгарность и обнаженность прямого, грубого смысла табулированного слова. Картина противоречивая и неоднозначная, требующая внимательного анализа и кропотливой, длительной работы над воспитанием языкового вкуса. Интересную мысль высказал И. Волгин еще в 1993 г. (Лит. газета, 25 авг.), процитировав И. Бродского: «Только если мы решили, что «сапиенсу» пора остановиться в своем развитии, следует литературе говорить на языке народа. В противном случае народу следует говорить на языке литературы». Что же касается «ненормативной словесности», так наводнившей нашу современную печать, то для ее же собственного блага ей лучше оставаться маргинальной, принципиально некнижной, невыразимой в письменном слове (совет И. Волгина). «Не надо искусственно вытаскивать этот хрупкий предмет из природной среды обитания - из стихии устной речи, где он только и в состоянии осуществлять свою культурную миссию». И далее: «Этот выдающийся национальный феномен заслуживает того, чтобы жить самостоятельной жизнью. Культурная интеграция убийственна для него». Надо сказать, что общее снижение стиля массовой печати, утрата литературной чистоты и стилистической «высокости» в определенной степени снимает и нейтральность в оценке событий. Стилевая неразборчивость, как протест против патетики и показухи прошлых времен, рождает в то же время стилевую глухость и утрату чувства языка. Однако в нашу задачу не входит анализ языка массовой печати как таковой. Эти материалы используются лишь как иллюстрация собственных процессов в языке, поскольку данная сфера применения языка наиболее оперативно реагирует на новые явления в языке, в определенном смысле актуализирует их. В пособии не ставится задача и нормализаторского плана. Для этого нужны огромные статистические данные и сквозной анализ современных текстов и звучащей речи. Даже акторы коллективной монографии «Русский язык конца XX столетия», подготовленной в Институте русского языка Российской академии наук, официально заявляют, что они не нормализаторы. Цель пособия - познакомить с важными закономерностями в современном языке, с ростками нового в нем; помочь увидеть это новое и соотнести его с внутренними процессами в языке; помочь установить связи между саморазвитием языка и стимулирующими его изменениями в реальной жизни современного общества. Частные оценки языковых фактов и соответствующие им рекомендации могут помочь разобраться в сложном «языковом хозяйстве» нашего времени и, возможно, повлиять на воспитание чувства языка. Пособие ориентирует на сознательное, вдумчивое отношение к процессам в языке, на восприятие языка как системы динамической, функционально развитой. Описание материала предусматривает знание многоуровневой системы русского языка и его современной стилевой и стилистической дифференциации. прпниппы СОиПОЛОГПЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКА Язык, которым активно и повседневно пользуется общество как средством общения, живет и развивается. Диахронно это обнаруживается через замену одних языковых знаков другими (устаревающие заменяются новыми), синхронно - через борьбу вариантов, сосуществующих и претендующих на нормативность. Жизнь языка осуществляется в обществе, которое создает условия для тех или иных изменений и стимулирует языковые процессы, приводящие к удовлетворению потребностей общества. Однако языку свойственны и процессы саморазвития, поскольку знаки языка (морфемы, слова, конструкции) системно связаны и реагируют на изменения в своем собственном «организме». Конкретные языковые единицы обладают разной степенью стабильности и жизнеспособности. Одни - живут на протяжении столетий, другие - более подвижны и проявляют активную потребность в изменении, приспособлении к нуждам меняющегося общения. Изменения в языке оказываются возможными благодаря заложенным в нем потенциям внутреннего характера, которые обнаруживаются под воздействием внешнего, социального «толчка». Следовательно, внутренние законы развития языка могут до поры до времени «молчать», ожидая внешнего стимула, который приведет в движение всю систему или отдельные ее звенья. Например, внутрисистемное качество существительных общего грамматического рода (типа сирота, забияка, зазноба, неряха), объясняемое асимметричностью языкового знака (одна форма - два значения), предполагает двойное согласование: по мужскому и женскому роду. По аналогии с такими существительными под воздействием социального фактора и другие классы имен приобрели ту же способность: хорошая врач, хороший вран; директор пришел, директор пришла. Такое соотношение форм было невозможно, когда соответствующие профессии и должности были преимущественно мужскими. Взаимодействие внешних и внутренних факторов - главный закон в развитии языка, и без учета этого взаимодействия изучение языка в социологическом аспекте не имеет перспективы. В процессе становления нового качества внешние и внутренние факторы могут проявиться с разновеликой силой, причем неравномерность их взаимодействия обнаруживается обычно в том, что стимулирующая сила воздействия внешнего, социального фактора либо активизирует внутренние процессы в языке, либо, наоборот, замедляет их. Причины того и другого коренятся в тех изменениях, которые претерпевает само общество, носитель языка. Возросшие темпы языковой динамики 90-х годов объясняются прежде всего меняющимся составом и обликом русского общества, сменой социальных, политических, экономических, а также психологических установок. Обновление в языке, особенно в литературной его форме, сегодня протекает весьма активно и ощутимо. Традиционная нормативность, поддерживаемая прежде образцами классической художественной литературы, явно разрушается. И новая норма, более свободная и одновременно менее определенная и однозначная, оказывается под воздействием массовой печати. Телевидение, радио, периодика, в целом массовая культура все активнее становятся «законодателями моды», «воспитателями» нового языкового вкуса. К сожалению, вкуса не всегда высокого класса. Однако игнорировать эти процессы нельзя, в них заложены объективные потребности нового общества, нового поколения - более раскованного, более технически образованного, более контактирующего с носителями других языков. На таком фоне значимость социального фактора в языковых процессах повышается, но это и снимает некоторую заторможенность в проявлении внутренних закономерностей в языке, и, как следствие, весь механизм языка начинает работать в убыстренном скоростном режиме. Благодаря появлению новых языковых единиц (развитие техники, науки, контакты между языками), расширению круга вариантных форм, а также стилистическим перемещениям внутри языка старая норма утрачивает свою незыблемость. Проблема взаимодействия внешних и внутренних факторов в развитии языка неоднократно интересовала исследователей, как в широком постановочно-теоретическом плане, так и при рассмотрении языковых частностей. Например, действие общего закона речевой экономии для нашего времени непосредственно связано с ускорением темпов жизни. Этот процесс не раз отмечался в литературе как активный процесс XX столетия. Общей характеристике процессов, наблюдаемых в современном русском языке, посвящена работа В.К. Журавлева, название кото- 8 1 рой прямо указывает на отмеченное взаимодействие. Связь социального и внутриязыкового может просматриваться на любом уровне языкового выражения, хотя, естественно, лексика дает наиболее очевидный и обширный материал. Здесь даже частности могут служить иллюстрацией этой связи. Например, в эскимосском языке, как свидетельствует В.М. Лейчикг, имеется около ста наименований оттенков цвета снега, что вряд ли могло быть актуальным для языков жителей южных районов, а в казахском языке - несколько десятков названий мастей лошадей 3 . Социальные, а иногда даже сугубо политические причины могут иметь значение для различных именований и переименований городов, улиц. Развитие науки, техники, контакты с другими языками - все эти внешние для языка причины влияют на языковые процессы, особенно в плане расширения словарного состава и уточнения или изменения смысла лексических единиц. Очевидно, что влияние социального фактора на изменения в языке оказывается активным и заметным в наиболее динамичные периоды жизни общества, связанные с существенными преобразованиями в разных сферах жизнедеятельности. Хотя технический прогресс не ведет к созданию принципиально нового языка, однако значительно увеличивает терминологический фонд, который, в свою очередь, обогащает общелитературный словарь путем детерминологизации. Известно, в частности, что только развитие электроники привело к появлению 60 000 наименований, а в химии, по данным специалистов, используется около пяти миллионов номенклатурно-терминологических наименований 4 . Для сравнения: в последних изданиях словаря С И. Ожегова5 фиксируется 72 500 слов и 80 000 слов и фразеологических выражений. Социологическое изучение языка предполагает раскрытие проблем, связанных с общественной природой языка, механизмом воздействия социальных факторов на язык и его роль в жизни общества. Поэтому важными оказываются причинные связи между языком и фактами общественной жизни. При этом на первый план выдвигается вопрос о социальной дифференциации языка с непременным учетом при регистрации языковых явлений речевой ситуации. В общем плане социолингвистика ставит целью ответить на взаимонаправленные вопросы: как история общества порождает языковые изменения и как в языке отражается общественное развитие. Журавлев В.К. Взаимодействие внешних и внутренних факторов развития языка. - М, 1982. 2 Лейчик В.М. Люди и слова. - М., 1982. С. 7. 3 Там же. * Васильев НЛ. Сколько слов в русском языке // Русская речь. 1999. № 4. С. 119. Ожегов СИ., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М., 1995,1998. Социологический аспект в изучении языка становится особенно плодотворным, если исследования не ограничиваются только коллекционированием языковых фактов (эмпирическим уровнем), а доходят до теоретических обобщений и объяснений, последнее возможно лишь при учете взаимодействия внутренних и внешних факторов в развитии языка, а также его системного характера. Известно, что преувеличение значимости социального фактора может привести к вульгарному социологизму, что наблюдалось в истории русской филологии (например, «Новое учение о языке» академика Н.Я. Марра в 30-е и 40-е годы XX столетия, которое тогда было объявлено последним словом в «марксистском языкознании»), когда языку было полностью «отказано» в саморазвитии и отводилась роль регистратора смены общественных формаций. Другая крайность в подходе к языковым изменениям - внимание лишь к отдельным частностям, возникшим под влиянием новой социальной действительности. В таком случае забвению предается положение о том, что языковые частности - это звенья системы, и потому изменения в частном, отдельном звене могут привести в движение всю систему. Если отбросить обе крайности, то остается необходимость признать в качестве основных принципов социологического изучения языка - учет взаимодействия внешних и внутренних факторов и системного характера языка. При этом важно отметить, что языковая система - динамичная, не жесткая, для нее характерно сосуществование старого и нового, стабильного и подвижного, что обеспечивает постепенность в накоплении нового качества, отсутствие коренных, революционных изменений. Языку свойственно не просто стремление к совершенствованию (совершенствование вообще здесь понятие относительное), а стремление к удобным и целесообразным формам выражения. Язык словно нащупывает эти формы, и потому ему необходим выбор, который обеспечивается наличием переходных языковых случаев, периферийных явлений, вариантных форм. Для социолингвистики важна проблема социальной дифференциации языка, которая имеет двухаспектную структуру: с одной стороны, она обусловлена разнородностью самой социальной струюуры (отражение в языке особенностей речи разных социальных групп общества), с другой - отражает многообразие самих социальных ситуаций, которые накладывают отпечаток на речевое поведение представителей разных социальных групп в сходных обстоятельствах. Понятие языковой ситуации определяется как совокупность форм существования языка, обслуживающих общение в определенной этнической общности или администра- 10 тивно-территориальном объединении1. Причем особое внимание уделяется ситуациям, отражающим разные сферы общения и речевое поведение разных социальных групп в разных сферах общения. Социолингвистику интересует и вопрос о взаимодействии языка и культуры. «Процессы соприкосновения разных культур находят отражение в лексических заимствованиях» . В любом случае при социологическом исследовании в расчет принимается соотношение «язьж и общество». При этом общество может быть представлено и как цельная этническая совокупность, и как отдельная социальная группа в этой совокупности. В круг проблем социолингвистики включается и проблема языковой политики, которая прежде всего заключается в принятии мер, обеспечивающих сохранение старых языковых норм или введение новых. Следовательно, вопрос о литературной норме, ее вариантах и об отклонениях от нормы также находится в компетенции социолингвистики. При этом важным оказывается сам факт установления социальной основы нормы, которая зависит от того, какие социальные слои общества оказываются наиболее активными в историческом процессе формирования литературной нормы. Это может быть норма, культивируемая социальной верхушкой общества или его демократическими слоями. Все зависит от определенного исторического момента в жизни общества. Поэтому норма может быть в высшей степени жесткой, строго сориентированной на традицию, и, в другом случае, отступающей от традиции, принимающей бывшие нелитературные языковые средства, т.е. норма - понятие социально-историческое и динамическое, способное качественно изменяться в рамках возможностей языковой системы. В этом смысле норму можно определить как реализованную возможность языка. Изменение нормы определяется как внешними (социальными) факторами, так и внутренними тенденциями в развитии языка на пути его движения к приобретению средствами выражения большей целесообразности. Для социолингвистики важным оказывается метод статистический. Он помогает установить степень распространения и, следовательно, усвоения языкового явления. Однако метод этот, отдельно взятый, не обладает бесспорной объективной значимостью по результатам применения. Широкая распространенность явления не всегда показатель его жизненной необходимости и «удачи» для языка. Важнее оказываются его системные качества, способствующие выработке более целесообразных и удобных средств выражения. Выработка таких средств - постоянный процесс в язьже, и осуществляется он благодаря действию специфических языковых законов. 1 Русский язык: Энциклопедия. - М., 1997. С. 523. Там же. ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ ЯЗЫКА Обслуживая общество в качестве средства общения, язык постоянно претерпевает изменения, все более и более накапливая свои ресурсы для адекватного выражения смысла происходящих в обществе перемен. Для живого языка этот процесс естествен и закономерен. Однако степень интенсивности этого процесса может быть различной. И тому есть объективная причина: само общество - носитель и творец языка - по-разному переживает разные периоды своего существования. В периоды резкой ломки устоявшихся стереотипов усиливаются и процессы языковых преобразований. Так было в начале XX в., когда резко изменилась экономическая, политическая и социальная структура российского общества. Под воздействием этих перемен меняется, правда, более медленно, и психологический тип представителя нового общества, что также приобретает характер объективного фактора, влияющего на процессы в языке. Современная эпоха актуализировала многие процессы в языке, которые в других условиях могли бы быть менее заметными, более сглаженньши. Социальный юрыв не делает революции в языке как таковом, но активно влияет на речевую практику современника, вскрывая языковые возможности, выводя их на поверхность. Под воздействием внешнего социального фактора приходят в движение внутренние ресурсы языка, наработанные внутрисистемными отношениями, которые прежде не были востребованы по разным причинам, в том числе и опять-таки по социально-политическим причинам. Так, например, обнаружились семантические и семантико-стилистические преобразования во многих лексических пластах русского языка, в грамматических формах и т.п. В целом языковые изменения осуществляются при взаимодействии причин внешнего и внутреннего порядка. Причем основа для изменений заложена в самом языке, где действуют внутренние закономерности, причина которых, их движущая сила, заключена в системности языка. Но своеобразным стимулятором (или, наоборот, «тушителем») этих изменений является фактор внешнего 12 характера - процессы в жизни общества. Язык и общество, как пользователь языка, неразрывно связаны, но при этом они имеют свои собственные, отдельные законы жизнеобеспечения. Таким образом, жизнь языка, его история органично связаны с историей общества, но не подчинены ей полностью из-за своей собственной системной организованности. Так в языковом движении сталкиваются процессы саморазвития с процессами, стимулированными извне. Каковы же внутренние законы развития языка? Обычно к внутренним законам относят закон системности (глобальный закон, являющийся одновременно и свойством, качеством языка); закон традиции, обычно сдерживающий инновационные процессы; закон аналогии (стимулятор подрыва традиционности); закон экономии (или закон «наименьшего усилия»), особенно активно ориентированный на ускорение темпов в жизни общества; законы противоречий (антиномии), которые являются по сути «зачинщиками» борьбы противоположностей, заложенных в самой системе языка. Будучи присущими самому объекту (языку), антиномии как бы готовят взрыв изнутри. К внешним факторам, участвующим в накоплении языком элементов нового качества, могут быть отнесены следующие: изменение круга носителей языка, распространение просвещения, территориальные перемещения народных масс, создание новой государственности, развитие науки, техники, международные контакты и т.п. Сюда же включается фактор активного действия средств массовой информации (печать, радио, телевидение), а также фактор социально-психологической перестройки личности в условиях новой государственности и, соответственно, степени адаптации ее к новым условиям. При рассмотрении процессов саморегуляции в языке, происходящих в результате действия внутренних закономерностей, и учете воздействия на эти процессы внешних факторов необходимо соблюдать определенную меру взаимодействия этих факторов: преувеличение действия и значимости одного (саморазвития) может привести к отрыву языка от породившего его общества; преувеличение же роли социального фактора (иногда и при полном забвении первого) - к вульгарному социологизму. Ответ на вопрос о том, почему решающим в языковом развитии (решающим, но не единственным) фактором оказывается действие внутренних законов, кроется в том, что язык является системным образованием. Язык - это не просто набор, сумма языковых зна1 Русский язык конца XX столетия (1985-1995) / Отв. ред. Е.А. Земская. - М., 2000. С. 9. 13 ков (морфем, слов, словосочетаний и т.п.), но и отношения между ними, поэтому сбой в одном звене знаков может привести в движение не только рядом стоящие звенья, но и всю цепь в целом (или ее определенную часть). Закон системности обнаруживается на разных языковых уровнях (морфологическом, лексическом, синтаксическом) и проявляется как внутри каждого уровня, так и во взаимодействии их друг с другом. Например, сокращение количества падежей в русском языке (шесть из девяти) привело к росту аналитических черт в синтаксическом строе языка - функция падежной формы стала определяться позицией слова в предложении, соотношением с другими формами. Изменение семантики слова может отразиться на его синтаксических связях и даже на его форме. И, наоборот, новая синтаксическая сочетаемость может привести к изменению значения слова (его расширению или сужению). Часто эти процессы бывают процессами взаимообусловленными. Например, в современном употреблении термин «экология» за счет разросшихся синтаксических связей существенно расширил свою семантику: экология (от греч. oikos - дом, жилище, местопребывание и...логия) - наука об отношениях растительных и животных организмов и образуемых ими сообществ между собой и с окружающей средой (БЭС. Т. 2, М., 1991). С середины XX в. в связи с усилившимся воздействием человека на природу экология приобрела значение как научная основа рационального природопользования и охраны живых организмов. В конце XX в. формируется раздел экологии - экология человека (социальная экология); соответственно появляются аспекты экология города, экологическая этика и др. В целом можно уже стало говорить об экологизации современной науки. Экологические проблемы вызвали к жизни общественно-политические движения (например, «Зеленые» и др.). С точки зрения языка, произошло расширение семантического поля, в результате чего появилось другое значение (более абстрактное) - «требующий защиты». Последнее просматривается в новых синтаксических контекстах: экологическая культура, промышленная экология, экологизация производства, экология жизни, слова, экология духа; экологическая ситуация, экологическая катастрофа и т.п. В последних двух случаях появляется новый оттенок значения - «опасность, неблагополучие». Так, слово со специальным значением становится широко употребительным, в котором путем расширения синтаксической сочетаемости происходят семантические преобразования. Системные отношения выявляются и в ряде других случаев, в частности, при выборе форм сказуемого при существительныхподлежащих, обозначающих должности, звания, профессии и т.п. 14 Для современного сознания, скажем, сочетание Врач пришла звучит вполне нормально, хотя здесь очевидно формально-грамматическое несоответствие. Форма меняется, ориентируясь на конкретное содержание (врач - женщина). Кстати, в данном случае наряду с семантико-синтаксическими преобразованиями можно отметить и влияние социального фактора: профессия врача в современных условиях распространена среди женщин столь же широко, как и среди мужчин, а корреляция врач-врачиха осуществляется на ином языковом уровне - стилистическом. Системность как свойство языка и отдельного знака в нем, открытое Ф. де Соссюром, проявляет и более глубокие соотношения, в частности соотношение знака (означающего) и означаемого, которое оказалось небезразличным. Закон языковой традиции, с одной стороны, представляется как нечто лежащее на поверхности, вполне понятное и очевидное. С другой стороны, его действие обнаруживает сложное переплетение внешних и внутренних стимулов, задерживающих преобразования в языке. Понятность закона объясняется объективным стремлением языка к стабильности, «сохранности» уже достигнутого, приобретенного, но потенции языка столь же объективно действуют в направлении расшатывания этой стабильности, и прорыв в слабом звене системы оказывается вполне естественным. Но туг вступают в действие силы, не имеющие прямого отношения к собственно языку, но могущие наложить своеобразное табу на инновации. Такие запретительные меры исходят от специалистов-лингвистов и специальных учреждений, имеющих соответствующий правовой статус; в словарях, пособиях, справочниках, официальных предписаниях, воспринимаемых как социальное установление, имеются указания на правомочность или неправомочность употребления тех или иных языковых знаков. Происходит как бы искусственное задерживание очевидного процесса, сохранение традиции вопреки объективному положению вещей. Взять хотя бы хрестоматийный пример с широким употреблением глагола звонить в формах звонит, звонят вместо звонит, звонят. Правила сохраняют традицию, ср.: жарить - жаришь, варить - варишь - варишь, в последнем случае (веришь) традиция преодолена (было: Ворон не жарят, не варАт. - И. Крылов", Печной горшок тебе дороже: ты пищу в нем себе варишь. - А. Пушкин), но в глаголе звонить упорно сохраняется традиция, причем не языком, а кодификаторами, «установителями» литературной нормы. Такое сохранение традиции оправдывается другими, аналогичными случаями, например сохранением традиционного ударения в глагольных формах включить -- вклю- чишь, включит, вручить - вручишь, вручит (ср.: неправильное, нетрадиционное употребление форм включит, вручит ведущими 15 телепередач «Итоги» и «Время», хотя такая ошибочность имеет под собой определенную почву - это общая тенденция к переносу ударений у глаголов на корневую часть: варить - варишь, варит -» варишь, варит; манить - манишь, манит -» манишь, манит). что традиция может действовать избирательно и не всегда мотивированно. Еще пример: уже давно не говорят две пары валенков {валенок), сапогов (сапог), ботов (бот), чулков (чулок). Но упорно сохраняется форма носков (а форма носок по традиции квалифицируется как просторечная). Особенно охраняется традиция правилами написания слов. Ср., например, многочисленные исключения в орфографии наречий, прилагательных и др. Главный критерий здесь - традиция. Почему, например, с панталыку пишется раздельно, хотя правило гласит, что наречия, образованные от существительных, исчезнувших из употребления, пишутся с предлогами (приставками) слитно? Ответ маловразумителен - по традиции, но традиция - охранная грамота давно ушедшего. Конечно, глобальное разрушение традиции может серьезно навредить языку, лишить его таких необходимых качеств, как преемственность, устойчивость, основательность в конце концов. Но частичная периодическая корректировка оценок и рекомендаций необходима. Закон традиции хорош, когда он действует как сдерживающее начало, противодействующее случайному, немотивированному употреблению или, наконец, препятствующее слишком расширенному действию других законов, в частности - закона речевой аналогии (как, например, диалектное путью в твор. п. по аналогии с жизнью). Среди традиционных написаний есть написания в высшей степени условные (например, окончание прилагательных -ого с буквой г на месте фонемы <в>; написание наречий с -6 (вскачь, наотмашь) и глагольных форм (пишешь, читаешь). Сюда же можно отнести и традиционные написания существительных женского рода типа ночь, рожь, мышь, хотя в данном случае включается в действие и закон морфологической аналогии, когда -ь выступает в качестве графического уравнителя парадигм склонения существительных, ср.: ночь - ночью, как ель - елью, дверь - дверью1. Закон традиции часто сталкивается с законом аналогии, создавая в некотором смысле конфликтную ситуацию, разрешение которой в частных случаях может оказаться непредсказуемым: либо победит традиция, либо аналогия. Действие закона языковой аналогии проявляется во внутреннем преодолении языковых аномалий, которое осуществляется в реИванова В.Ф. Современная русская орфография: Уч. пособие. - М., 1991. 16 зультате уподобления одной формы языкового выражения другой. В общем плане это мощный фактор языковрй эволюции, поскольку результатом оказывается некоторая унификация форм, но, с другой стороны, это может лишить язык специфических нюансов семантического и грамматического плана. В таких случаях сдерживающее начало традиции может сыграть положительную роль. Сущность уподобления форм (аналогия) заключается в выравнивании форм, которое наблюдается в произношении, в акцентном оформлении слов (в ударении), отчасти в грамматике (например, в глагольном управлении). Особенно подвержен действию закона аналогии разговорный язык, тогда как литературный более опирается на традицию, что вполне объяснимо, так как последний более консервативен по своей сути. На фонетическом уровне закон аналогии проявляется, например, в случае, когда вместо исторически ожидаемого звука в словоформе появляется другой, по аналогии с другими формами. Например, развитие звука о после мягкого согласного перед твердым на месте t (ять): звезда - звёзды (из звЬзда - звЬзды) по аналогии с формами весна - вёсны. Аналогией может быть вызван переход глаголов из одного класса в другой, например, по аналогии с формами глаголов типа читать - читаю, бросать - бросаю появились формы полоскаю (вместо полощу), махаю (вместо машу), мяукаю (вместо мяучу) и др. Особенно активна аналогия в ненормированной разговорной и диалектной речи (например, замена чередований: берегу - берегёшъ вместо бережёшь по образцу несу - несёшь и т.п.). Так вдет выравнивание форм, подтягивание их к более распространенным образцам. Выравниванию системы ударений, в частности, подвержены некоторые глагольные формы, где сталкиваются книжная традиция и живое употребление. Например, достаточно устойчивой оказывается форма женского рода прошедшего времени глагола; ср.: звать - звал, звало, зв&лщ но: звала;рвать --рвал,рвало,рвали, но: рвала; спать - спал, спало, спали, но: спал&\ ожить - бжил, бжило, ожили, но: ожила. Естественно, что нарушение традиции коснулось именно формы женского рода {звала, рвала, спала и т.п.), которое пока не допускается в литературном языке, но распространено в живом употреблении. , Много колебаний в ударении наблюдается в терминологической лексике, где также часто сталкивается традиция (как правило, это по происхождению латинские и греческие термины) и практика употребления в русских контекстах. Аналогия в этом классе слов оказалась в высшей степени продуктивной, а разночтения - крайне редкими. Например, большинство терминов переносит ударение на конечную часть, основы, тилск- аритмия, ишемия, AVTOR SKANA: ewgeni23 [email protected] гипертония, шизофрения, идиотия, зоофилия, эндоскопия, дистрофия, диплопия, аллергия, терапия, электротерапия, эндоскопия, асимметрия и др. Но стойко сохраняют ударение внутри основы слова на -графил и -ция: фотография, флюорография, литография, кинематография, монография; пагинация, инкрустация, индексация. В Грамматическом словаре АА. Зализняка среди 1000 слов на -ция обнаружено лишь одно слово со смещенным ударением - фармация (фармацевтике^). Однако в других случаях наблюдается разное оформление слов в зависимости от их словообразовательного состава, например: гетерономия (греч. ndmos - закон), гетерофдния (греч. phone - звук), гетерогбмия (греч. gamos - брак), но: гетеростилйя (греч. stylos - столб), гетерофиллйя (греч. phyllon - лист), в двух последних случаях можно усмотреть нарушение традиции и соответственно уподобление произношения. Кстати, в некоторых терминах.современные словари фиксируют двоякое ударение, например с тем же компонентом -фонил - диафбния. Латинский термин industria БЭС дает в двух вариантах {индустрия), а словарь СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой отмечает форму индустрия как устаревшую и признает соответствующей современной норме форму индустрия; двоякое ударение фиксируется и в словах апоплексия и эпилепсия, как в упомянутом слове диафбния, хотя схожая модель диахрония сохраняет единственное ударение. Разногласия в рекомендациях обнаруживаются и относительно слова кулинария. Большая часть словарей считает литературной форму кулинария, но в издании словаря СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1992) уже признаются литературными оба варианта - кулинария. Термины с компонентом -манил стойко сохраняют ударение -мания (англомания, меломания, галломания, библиомания, мегаломания, эфиромания, гигантомания и др.). Словарь АА. Зализняка дает 22 таких слова. Однако в профессиональной речи иногда под влиянием языковой аналогии ударение смещается к концу слова, например, медицинские работники чаще произносят наркомания, чем наркомания. Перенос ударения на конечный основы отмечается даже в терминах, стойко сохраняющих исконное ударение, например мастопатия (ср. большую часть подобных терминов: гомеопатия, аллопйтия, миопатия, антипатия, метриопбтия и др.). Часто различие в ударении объясняется разным происхождением слов - латинским или греческим: дислалйя (от дис... и греч. lalia - речь), диспепсия (от дис... и гр. pepsis - пищеварение), дисплазйя (от дис... и гр. plasis - образование); дисперсия (от лат. dispersio - рассеяние), дискуссия (от лат. discussio - рассмотрение). Таким образом, в терминологических моделях слов наблюдаются противоречивые тенденции: с одной стороны, сохранение тра- 18 диционных форм слов, опирающихся на этимологию словообразования, а с другой стороны, стремление к унификации, уподоблению форм. Выравнивание форм под действием закона аналогии можно наблюдать и в грамматике, например в изменении глагольного и именного управления: так, управление глагола поражаться дат. п. (чему, вместо чем) возникло по аналогии с другими глаголами (изумляться чему, удивляться чему). Часто такие изменения оцениваются как ошибочные, недопустимые в литературном языке (например, под влиянием сочетания вера в победу возникло ошибочное сочетание уверенность в победу вместо уверенность в победе). Особенно активным в современном русском языке оказывается действие закона речевой экономии (или экономии речевых усилий). Стремление к экономичности языкового вьфажения обнаруживается на разных уровнях языковой системы - в лексике, словообразовании, морфологии, синтаксисе. Действие этого закона объясняет, например, замену форм следующего типа: грузин из грузинец, лезгин из лезгинец, осетин из осетинец (однако башкирец - ?); о том же сввдетельствует нулевое окончание в родительном падеже множественного числа у ряда классов слов: пять грузин вместо грузинов; сто грамм вместо сто граммов; полкило апельсин, помидор, мандарин вместо апельсинов, помидоров, мандаринов и т.п. Особенно большой резерв в этом отношении имеет синтаксис: словосочетания могут послужить базой для образования слов, а сложные предложения могут быть свернуты до простых и т.п. Например: электропоезд (электрический поезд), зачетка (зачетная книжка), гречка (гречневая крупа) и т.п. Ср. также параллельное употребление конструкций типа: Брат сказал, что приедет отец. - Брат сказал о приезде отца. Об экономичности языковых форм свидетельствуют разнообразные аббревиатуры, особенно если аббревиатурные образования приобретают постоянную форму наименований - существительных, способных подчиняться нормам грамматики (вуз, учиться в вузе). Развитие языка, как и развитие в любой другой сфере жизни и деятельности, не может не стимулироваться противоречивостью протекающих процессов. Противоречия (шал антиномии) свойственны самому языку как феномену, без них немыслимы какиелибо изменения. Именно в борьбе противоположностей проявляется саморазвитие языка. Обычно выделяют пять-шесть основных антиномий1: антиномия говорящего и слушающего; антиномия узуса и возможностей языковой системы; антиномия кода и текста; антиномия, обуслов1 Русский язык конца XX столетия (1985-1995). С. 9. 19 ленная асимметричностью языкового знака; антиномия двух функций языка - информационной и экспрессивной, антиномия двух форм языка - письменной и устной. Антиномия говорящего и слушающего создается в результате различия в интересах вступающих в контакт собеседников (или читателя и автора): говорящий заинтересован в том, чтобы упростить и сократить высказывание, а слушающий -- упростить и облегчить восприятие и понимание высказывания. Столкновение интересов создает конфликтную ситуацию, которая должна быть снята путем поиска удовлетворяющих обе стороны форм выражения. В разные эпохи жизни общества этот конфликт разрешается по-разному. Например, в обществе, где ведущую роль играют публичные формы общения (диспуты, митинги, ораторские призывные, убеждающие речи), в большей степени ощутима установка на слушающего. Античные риторики во многом построены с учетом именно этой установки. В них даются четкие правила для построения убеждающей речи. Недаром приемы риторики, организации публичной речи активно насаждаются в современной общественно-политической ситуации России, когда принцип гласности, открытого выражения своего мнения возводится в ведущий критерий деятельности парламентариев, журналистов, корреспондентов и др. В настоящее время появляются пособия и руководства, посвященные проблемам ораторской речи, проблемам ведения диалога, проблемам культуры речи, в понятие которой включается не только такое качество, как литературная грамотность, но и особенно выразительность, убедительность, логичность1. В другие эпохи может ощущаться явное господство письменной речи и ее влияние на процесс общения. Установка на письменный текст (преобладание интересов пишущего, говорящего), текст предписания преобладала в советском обществе, и именно ей была подчинена деятельность средств массовой информации. Таким образом, несмотря на внутриязыковую сущность данной антиномии, она насквозь пронизана социальным содержанием. 1 См.: Лннушкин В.И. Риторика: Уч. пособие. - Пермь, 1994; Зарецкая Е. Н. Риторика: Теория и практика речевой коммуникации. - М., 1998; Андреев В.И. Деловая риторика. - Казань, 1993; Головин Б.Н. Основы культуры речи. - М., 1980; Голъдин В.Е. Речь и этикет. - М., 1983; Федосеев П.Н. и др. Об искусстве полемики. - М., 1980; Волков A.JI. Основы русской риторики. - М., 1996; Граудина Л.К., Миськевин Т.Н. Теория и практика русского красноречия. - М., 1989; Кохтев Н.Н. Риторика: Уч. пособие. - М., 1994; Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. - М, 1989; Культура русской речи: Уч. для вузов / Отв. ред. Л.К. Граудина, Е.Н. Ширяев. - М, 2000; Рождественский Ю.В. Теория риторики. - М., 1999; Голуб И.Б. Основы красноречия. - М., 2000; и др. 20 Так конфликт между говорящим и слушающим разрешается то в пользу говорящего, то в пользу слушающего. Это может проявиться не только на уровне общих установок, как было отмечено выше, но и на уровне самих языковых форм - в предпочтении одних и отрицании или ограничении других. Например, в русском языке начала и середины XX в. появилось много аббревиатур (звуковых, буквенных, отчасти слоговых). Это было в высшей степени удобно для того, кто составлял тексты (экономия речевых усилий), однако в настоящее время все больше появляется расчлененных наименований (ср.: общество защиты животных, управление по борьбе с организованной преступностью, общество художниковстанковистов), которые не отрицают употребление аббревиатур, но, конкурируя с ними, обладают явным преимуществом воздействующей силы, поскольку несут в себе открытое содержание. Очень нагляден в этом отношении следующий пример: в «Литературной газете» от 05.06.1991 г. помещено письмо патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, в котором дано резкое осуждение практики использования аббревиатуры РПЦ (Русская православная церковь) в нашей печати. «Ни дух русского человека, ни правила церковного благочестия не позволяют производить такую подмену», - пишет патриарх. Действительно, такая фамильярность в отношении к Церкви оборачивается серьезной духовной утратой. Наименование РПЦ превращается в пустой значок, не затрагивающий духовных струн человека. Алексий II так заканчивает свои рассуждения: «Надеюсь, что натужные сокращения типа РПЦ или бытовавших некогда «В. Великий» и даже «И. Христос» не будут встречаться в церковной речи». Антиномия кода и текста - это противоречие между набором языковых единиц (код - сумма фонем, морфем, слов, синтаксических единиц) и их употреблением в связной речи (текст). Здесь существует такая связь: если увеличить код (увеличить количество языковых знаков), то текст, который строится из этих знаков, сократится; и наоборот, если сократить код, то текст непременно увеличится, так как недостающие кодовые знаки придется передавать описательно, пользуясь оставшимися знаками. Хрестоматийным примером такой взаимосвязи служат названия наших родственников. В русском языке для наименования различных родственных отношений в пределах семьи существовали специальные термины родства: деверь - брат мужа; шурин - брат жены; золовка - сестра мужа; свояченица - сестра жены, сноха - жена сына; свекор - отец мужа; свекровь - жена свекра, мать мужа; зять - муж дочери, сестры, золовки; тесть - отец жены; теща - мать жены; племянник - сын брата, сестры; племянница - дочь брата, сестры. Некоторые из этих слов (шурин, деверь, золовка, 21 сноха, свекор, свекровь) постепенно были вытеснены из речевого обихода, выпали слова, но понятия-то остались. Следовательно, на их месте все чаще стали употребляться описательные замены {брат жены, брат мужа, сестра мужа и тл.). Количество слов в активном словаре уменьшилось, а текст в результате увеличился. Другим примером соотношений кода и текста может служить соотношение термина и его дефиниции (определения). Определение дает развернутое толкование термина. Следовательно, чем чаще будут в тексте употребляться термины без их описания, тем короче будет текст. Правда, в данном случае сокращение текста при удлинении кода наблюдается при условии, когда не меняется число объектов наименования. Если же новый знак появляется для обозначения нового объекта, то строение текста не меняется. Увеличение кода за счет заимствований происходит в тех случаях, когда иноязычное слово может быть переведено только словосочетанием, например: круиз - морское путешествие, сюрприз - неожиданный подарок, брокер (маклер) - посредник при совершении сделки (обычно при биржевых операциях), лонжа - приспособление в цирке, страхующее артистов для исполнения опасных трюков, кемпинг - лагерь для автотуристов. Антиномия узуса и возможностей языка (по-другому - системы и нормы1) заключается в том, что возможности языка (системы) значительно шире, чем принятое в литературном языке употребление языковых знаков; традиционная норма действует в сторону ограничения, запрета, тогда как система способна удовлетворить большие запросы общения. Например, норма фиксирует недостаточность некоторых грамматических форм (отсутствие формы 1-го лица единственного числа у глагола победить; отсутствие противопоставления по видам у ряда глаголов, которые квалифицируются как двувидовые, и т.д.). Употребление компенсирует такие отсутствия, пользуясь возможностями самого языка, часто привлекая для этого аналогии. Например, в глаголе атаковать словарно, вне контекста не различаются значения совершенного или несовершенного вица, тогда, вопреки норме, создается пара атаковать - атаковывать по аналогии с глаголами организовать - организовывать (форма организовывать уже проникла в литературный язык). По такому же образцу создаются формы использовывать, мобилизовывать и др., находящиеся только на стадии просторечия. Так норма сопротивляется возможностям языка. Еще примеры: система дает два типа окончания существительных в именительном падеже множественного числа - домы/дома, инженеры/инженера, томы/тома, цехи/цеха. Норма же дифференцирует 1 Русский язык: Энциклопедия. - М., 1997. С. 659. 22 формы, учитывая стилевые и стилистические критерии: литературно-нейтральное (профессора, учителя, инженеры, тополя, торты) и профессиональное (торта, кожуха, мощностя, якоря, редактора, корректора), просторечное (площадя, матеря), книжное (учители, профессоры). Антиномия, вызванная асимметричностью языкового знака, проявляется в том, что означаемое и означающее всегда находятся в состоянии конфликта: означаемое (значение) стремится к приобретению новых, более точных средств выражения (новых знаков для обозначения), а означающее (знак) - расширить круг своих значений, приобрести новые значения. Ярким примером асимметричности языкового знака и ее преодоления может служить история слова чернила с достаточно прозрачным значением (чернь, черный - чернила). Первоначально и конфликта не было - одно означаемое и одно означающее (чернила -- вещество черного цвета). Однако со временем появляются вещества иного цвета для выполнения той же функции, что и чернила, так возник конфликт: означающее одно (чернила), а означаемых несколько - жидкости разного цвета. В результате возникли абсурдные с точки зрения здравого смысла сочетания красные чернила, синие чернила, зеленые чернила. Абсурдность снимается следующим шагом в освоении слова чернила, появлением словосочетания черные чернила; таким образом, слово чернила утратило сему черное и стало употребляться в значении «жидкость, используемая для письма». Так возникло равновесие - означаемое и означающее «пришли к согласию». Примерами асимметричности языковых знаков могут служить слова котенок, щенок, теленок и др., если они употребляются в значениях «детеныш кошки», «детеныш собаки», «детеныш коровы», в которых нет дифференциации по признаку пола и потому одно означающее относится к двум означаемым. При необходимости же точного указания на пол возникают соответствующие корреляции - теленок и телка, кошка и кот и др. В таком случае, скажем, наименование теленок означает только детеныша мужского пола. Еще пример: слово депутат означает лицо по должности независимо от пола (один знак - два означаемых). То же и в других случаях, например, когда сталкиваются обозначения лица, существа и предмета: бройлер (помещение для цыплят и цыпленок), классификатор (прибор и тот, кто классифицирует), мультипликатор (устройство и специалист по мультипликации), кондуктор (деталь машины и работник транспорта) и т.п. Такое неудобство форм язык стремится преодолеть, в частности, путем вторичной суффиксации: разрыхлитель (предмет) - разрыхлительщик (лицо), перфоратор (предмет) - перфораторщик (лицо). Одновременно с такой дифференциацией обозначений (лицо и предмет) происхо- 23 дит и специализация суффиксов: суффикс лица -телъ (ср.: учитель) становится обозначением предмета, а значение лица передается суффиксом -щик. Возможная асимметричность языкового знака в наше время приводит к расширению значений многих слов, их обобщенности; это, например, обозначения различных должностей, званий, профессий, которые одинаково подходят к мужчине и женщине (адвокат, летчик, врач, профессор, ассистент, директор, лектор и др.). Даже если и возможны коррелирующие формы женского рода при подобных словах, то они либо имеют сниженную стилистическую окраску (лекторша, врачиха, адвокатша), либо приобретают иное значение (профессорша - жена профессора). Нейтральные коррелирующие пары более редки: учитель - учительница, председатель - председательница). Антиномия двух функций языка сводится к противопоставлению чисто информационной функции и экспрессивной. Обе действуют в разных направлениях: информационная функция приводит к однотипности, стандартности языковых единиц, экспрессивная - поощряет новизну, оригинальность выражения. Речевой стандарт закрепляется в официальных сферах общения - в деловой переписке, юридической литературе, государственных актах. Экспрессия, новизна выражения более свойственна речи ораторской, публицистической, художественной. Своеобразный компромисс (а чаще именно конфликт) обнаруживается в СМИ, особенно в газете, где экспрессия и стандарт, как считает ВТ. Костомаров1, являются конструктивным признаком. Можно назвать еще одну сферу проявления противоречий - это антиномия устной и письменной формы языка. В настоящее время в связи с возрастающей ролью спонтанного общения и ослаблением рамок официального публичного общения (в прошлом - подготовленного в письменной форме), в связи с ослаблением цензуры и самоцензуры изменилось само функционирование русского языка 2 . В прошлом достаточно обособленные формы реализации языка - устная и письменная - начинают в каких-то случаях сближаться, активизируя свое естественное взаимодействие. Устная речь воспринимает элементы книжности, письменная - широко использует принципы разговорности. Начинает разрушаться само соотношение книжности (основа - письменная речь) и разговорности (основа - устная речь). В звучащей речи появля1 Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. - М., 1971. Панов М.В. Из наблюдений над сстилем сегодняшней периодики // Язык современной публицистики. - М., 1988. 2 24 ются не только лексико-грамматические признаки книжной речи, но и чисто письменная символика, например: человек с большой буквы, доброта в кавычках, качество со знаком плюс (минус) и др. Причем из устной речи эти «книжные заимствования» вновь переходят в письменную речь уже в разговорном варианте. Вот некоторые примеры: Кулуарные договоренности мы оставляем за скобками (МК, 1993, 23 марта); Только медицинских работников, обслуживающих 20 клиентов вытрезвителя, я насчитал 13 плюс психолог, плюс четыре консультанта (Правда, 1990,25 февр.); Один из побочных эффектов этой так называемой феталъной терапии - общее омоложение организма, изменение в «минус» биологического возраста (Веч. Москва, 1994, 23 марта); Эти очаровательные белокурые девочки в таких же синих, как и его костюм, пиджачках и юбочках, с белоснежными блузочками, в этих прекрасных ярко-оранжевых толсто надутых жилетах тире поясах, стали вдруг недоступны ему, как Царство Небесное (Ф. Незнанский. Частное расследование). Так границы форм речи становятся размытыми, и, как считает В.Г. Костомаров, появляется особый тип речи - книжно-устная речь. Такая ситуация предопределяет усиление взаимопроникновения книжности и разговорности (устного и письменного), что приводит в движение соприкасаемые плоскости, рождая новое языковое качество на базе новых столкновений и противоречий. «Зависимость функционирования языковых средств от формы речи снижается, но возрастает их привязанность к теме, сфере, 2 ситуации общения» . Все эти антиномии, о которых шла речь, являют собою внутренние стимулы развития языка. Но благодаря воздействию социальных факторов их действие в разные эпохи жизни языка может оказаться более или менее интенсивным и открытым. В современном языке многие из названных антиномий стали особенно активными. В частности, наиболее яркими явлениями, характерными для функционирования русского языка нашего времени, М.В. Панов3 считает усиление личностного начала, стилистический динамизм и стилистическую контрастность, диалогичность общения. Так, социо- и психолингвистические факторы оказывают влияние на особенности языка современной эпохи. 1 Костомаров В.Г. Тенденции развития современного русского языка // Русский язык в школе. - 1976. № 6. 2 Там же. Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики. ВАРИАНТНОСТЬ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА Понятие вариантности и ее истоки Языковая вариантность определятся как способность языка передавать одни и те же значения разными формами. Языковые варианты - это формальные разновидности одной и той же языковой единицы, которые при тождестве значения различаются частичным несовпадением своего звукового состава1. Вариантными языковыми знаками, как правило, бывают две языковые формы, хотя их может быть и более двух. Вариантность как языковое явление демонстрирует языковую избыточность, которая вместе с тем необходима языку. Будучи следствием языковой эволюции, вариантность становится почвой для дальнейшего развития языка. Избыточность формы - естественное состояние языка, показатель его жизнеспособности и динамичности. Более того, не всякая вариантность средств языкового выражения «избыточна». Она становится «избыточной» только тогда, когда варианты не имеют никакой особой нагрузки3. Добавим - ни информационной, ни функциональной. Вариантность обычно рассматривается в отношении к нормативности (нормативное - ненормативное), а также к временной отнесенности (устаревшее - новое). Кроме того, вариантность обнаруживается и в функциональном плане (общеупотребительное и специальное, функционально закрепленное). Современный русский язык, отражая социальную мобильность, изобилует вариантными средствами выражения, и искусственное сокращение их (например, ограничения в словарях) бессмысленно. Русский язык: Энциклопедия. - М., 1997. С. 61. О вариантности слова см.: Горбачевым К.С. Вариантность слова и языковая норма. - Л., 1978; Немченко В.Н. Вариантность языковых единиц. Типология вариантов в современном русском языке. - Красноярск, 1990; Солнцев В.М. Вариантность как общее свойство языковой системы // Вопросы языкознания. - 1984. № 2. Филин Ф.П. Несколько слов о языковой норме и культуре речи // Вопросы культуры речи. - 1966. Вып. 7. С. 18. 26 «Требования абсолютной инвариантности норм не соответствуют современному состоянию русского литературного языка»1. Вариантность можно рассматривать как конкуренцию средств выражения. В результате этой конкуренции побеждают варианты наиболее удобные и целесообразные для конкретных условий общения, т.е. конкуренция - это закономерное явление, продикто2 ванное коммуникативной целесообразностью. Причины появления вариантности кроются в сочетании действия внутренних и внешних факторов развития языка. Внутрисистемные причины порождаются возможностями самого языка (действие законов аналогии, асимметричности языкового знака, речевой экономии и др.). Среди причин внешнего характера обычно называют контакты с другими языками, влияния диалектов, социальную дифференцированность языка. Вариантность активно используется при создании социальнопрофессиональных различий языковых средств, их возрастной и функционально-стилевой дифференциации. Наличие некоторого количества вариантов есть величина непостоянная, нестабильная. Варианты то прибывают, то убывают. Продолжительность жизни вариантов неодинакова: одни живут долго, на протяжении десятилетий и даже столетий, другие - можно причислить к вариантам-однодневкам. Например, форма прилагательного английский, окончательно утвердившаяся как стабильно литературная, пришла на смену распространенным в XVII-XVIII вв. формам английский, англиский, англицкий, аглицки и др.3 Сложную жизнь прожили и такие слова, как зал (хронологически фиксированные варианты зало, зала), кофе (кофий) и др. Процесс вытеснения вариантов, сокращение их количества - процесс неравномерный, часто противоречивый. Может случиться полное вытеснение вариантов (зала - зал), а может наблюдаться соперничество вариантов довольно длительный период времени, при сохранении этой вариантности вплоть до наших дней (инду- стрия - индустрия; творог - творог). И в рамках одного хронологического периода допускается варьирование форм (джерси - джерси; Ньютон - Ньютон; кружный - кружной путь). При неизбежности процесса непрерывного варьирования в каждый хронологический период возникает необходимость унифицировать языковые формы и, следовательно, сократить вариантность. Убывание вариантов происходит, как правило, в результате регламентации, кодификации явлений (узаконение ка- 3 Горбачевым К.С. Вариантность слова и языковая норма. С. 3. Костомаров В. Г. Тенденции развития современного русского языка. Горбачевым К.С. Указ. соч. С. 26. 27 кого-либо из вариантов в словарях, справочниках, учебниках), т.е. возведения одного из вариантов в ранг литературной нормы. То, как сложна жизнь вариантов и как несхожи могут быть результаты варьирования, можно проиллюстрировать множеством примеров, взять хотя бы процесс смыслового расхождения вариантных форм, следствием которого может оказаться рождение нового слова. Например, в вариантной паре прожект - проект за счет концентрации в варианте проект значений «замысел», «разработанный план», «предварительный текст какого-нибудь документа» с общей семантической доминантой реальности, вариант прожект с бывшим, устаревшим значением «план на будущее» приобрел новый семантико-стилистический облик - на первое место выдвигается значение «несбыточный план» с некоторой долей иронического оттенка (строить прожекты). В результате современные словари фиксируют разные слова. Разные значения развели и вариантные формы острота - острота, закрепив во втором случае (теперь уже отдельном слове) одно из возможных, бывших переносных употреблений. Ср. также: травник - человек, который занимается сбором лечебных трав, знает способы их применения^ травник - слово, имеющее три значения: 1) то же, что травник; 2) настойка на траве; 3) старинная книга с описанием лечебных трав и способов лечения травами. Кстати, с подобными случаями нельзя путать слова-омографы (одинаковое написание, различное ударение): атлас - атлас; ледник - ледник. Вариантность может проявиться не только непосредственно в самой форме слова, отдельно взятой, но и на уровне сочетательных способностей слова: атомный двигатель - атомный вес; ноль часов - свести все к нулю. В отношении понимания и трактовки самого понятия «языковой вариант» существуют некоторые разногласия. По мнению одних исследователей, вариантными можно считать разновидности языковых знаков в пределах тождества слова. Причем вариантными могут быть слова или его грамматические формы. В других случаях вариантность понимается несколько шире: к вариантам относят словообразовательные модификации типа туристский - 1 туристический, накат - накатывание. Узкое и широкое понимание вариантности обнаруживается даже при рассмотрении отдельных, частных случаев, например при сопоставлении форм типа глас - голос; врата - ворота; ночь - нощь. Камнем преткновения оказывается происхождение этих форм -- исконно русское и старославянское. Все зависит от исходной позиции. Если рассмат1 Русский язык: Энциклопедия. С. 62. 28 ривать вариантность только как формальную разновидность языкового знака в пределах одного национального языка и внутри языка в рамках тождества слова, то из вариантности выпадут не только параллели, этимологически восходящие к разным языкам, но и большая часть так называемых словообразовательных вариантов, различающихся словообразующими суффиксами (омич - омичанин, планетный - планетарный и др.). Проблема вариантности в русистике возникла в связи с развитием нормализаторской деятельности и изучения динамики литературной нормы. Поэтому вопросы вариантности и нормативности изначально изучались параллельно, что получило надежный выход в практическую деятельность по составлению словарей, справочников, в которых необходимы были сведения рекомендательного характера. Так понятия вариантности и нормативности стали ключевыми для особого раздела науки о языке - ортологии (наука о правильности речи). Оставив в стороне споры о конкретном содержании термина «вариант», остановимся, вслед за К.С. Горбачевичем, на признании в качестве варианта формальной разновидности слова (тождественной данному слову), обладающей тем же лексическим значением и имеющей ту же морфологическую структуру. Т.е. наличие разного значения или разных словообразовательных суффиксов будем рассматривать как признаки отдельных слов, а не их вариантов. При таком подходе к вариантности, например, топорыще (большой топор) и топорище (рукоятка топора) - это разные слова, а закут и закута (обл.) - вариантные формы одного слова. Или еще: закуска и закусь (прост.) - разные слова, хотя имеют одинаковое значение, но различаются морфологическим составом. В этом смысле интересен следующий пример: закутка и закуток (в значении «закут, закута» - хлев для мелкого скота) - варианты, различающиеся формой грамматического рода, а закуток в значении «укромный уголок в жилом помещении» - отдельное слово. Понимание вариантности как формальной разновидности слова или его грамматической формы приводит к признанию наличия в вариантах следующих возможных признаков: различие в произношении, в расположении ударения, различие в составе формообразовательных аффиксов. В таком случае даже суффиксы субъективной оценки не могут быть признаны в качестве образующих варианты, например: сынок, сыночек, сынуля, сынишка - разные слова, а сынишка и сынишко (устаревшее) - варианты одного слова. Вариантные языковые знаки (слова, их формы и реже - словосочетания) должны обладать некоторым набором признаков: общим лексическим значением, единым грамматическим значени29 ем и тождеством морфологической структуры. Так, чепец и чепчик - это разные слова, так как в них нет тождества морфологической структуры, хотя они имеют одинаковое лексическое значение; с другой стороны, разными словами (а не вариантами) могут оказаться и одинаковые по фонетическому составу и морфологическому облику слова, имеющие разное значение; худой - не толстый, не упитанный; худой - худший, плохой (разг.); худой - дырявый, прохудившийся (разг.) или скобка - пунктуационный знак; скобка - способ стрижки волос; скобка - изогнутая полукругом металлическая полоса, служащая ручкой у дверей, сундуков. Признаком разных грамматических форм слова могут служить разные грамматические значения, например: Вы любите читать (изъявит, накл.), любите книгу (повел, накл.). Еще пример: недостаток сахара и недостаток сахару (сахара и сахару - вариантные формы, если они имеют одно значение - колич., нехватка сахара); если же имеются в виду разные значения - недостаток сахара (плохое качество) и недостаток сахару (малое количество), - то это не варианты, а разные формы слова. Чем же различаются варианты? Во-первых, произношением: булочная - було[ш]ная, темп - т[э]мп, дождь - дож"жь; во-вторых, фонемами, утратившими словоразличительную функцию: галоши - калоши, матрац - матрас; в-третьих, расположением ударения: далеко - далёко, творог - творог, кдмпас - компас (профес), договор - договор (разг.); в-четвертых, формообразовательными суффиксами: достигнул - достиг, намокнул - намок; в-пятых, окончаниями некоторых падежей: инженеры - инженера, пять килограммов - пять килограмм, много апельсинов - много апельсин; в-шестых, звуковыми несовпадениями в некоторых приставках и суффиксах (часто это формы, восходящие к старославянскому и исконно русскому источнику; если пренебречь этимологией, можно такие параллели причислить к вариантам, так же как и вообще полногласные и неполногласные формы (брег - берег, врата - ворота): всходить - восходить, умиротворение - умиротворенье, смирение - смиренье. При определении вариантов наиболее принципиальным и одновременно затруднительным в раде частных случаев оказывается признак морфологического тождества. Этот признак либо признается абсолютным, либо он частично не принимается во внимание, в последнем случае допускается говорить о словообразовательных вариантах. Отрицание этого признака (морфологического тождества) приводит к расширительному представлению о вариантности. Тогда многие паронимы попадают в разряд вари1 Горбачевич К.С. Вариантность слова и языковая норма. - Л., 1978. С. 16. 30 антных слов, типа элитарный и элитный, туристический и туристский, командированный и командировочный, планетный и планетарный и т.п. Однако все эти и подобные слова в словарях имеют самостоятельные словарные позиции, кстати, они различаются и значением, а не только морфологическим обликом. Думается, что отнесение их к вариантам неправномерно, хотя и достаточно распространено и фиксируется в авторитетных изданиях1. В таком случае признается тождество грамматической функции и различаются словоизменительные грамматические варианты (типа спазм - спазма, сыра - сыру) и словообразовательные (типа накатка - накат - накатывание, туристский - туристический). Сужение представления о вариантности до морфологического тождества более соответствует лексикографической практике и современной теории словообразования. Однако возникают затруднения при рассмотрении ряда параллельных образований, в которых, в частности, суффиксы не могут быть признаны вариантами одной морфемы, так как они функционально не тождественный Действительно, как быть с такими формами, как волчиха и волчица, мостик и мосток, остричь и обстричь, носатый и носастый! Приставки и суффиксы здесь не варьируются в рамках слова, а словар- но определены (ср.: волчиха - слониха, волчица - лисица)3. Сле- довательно, строго говоря, это разные слова. Итак, в квалификации вариантов мы согласны с мнением тех лингвистов, которые строго ориентированы на лексические и материальные показатели, когда вариантами признаются регулярно воспроизводимые видоизменения одного и того же слова. Причем формальные различия слов и их форм могут иногда обнаруживаться на уровне синтаксиса (например, кенгуру - ж. и м. род; кофе - м. или ср. р. и др.). Понимание вариантов в рамках тождества слова (при учете содержательного и материального совпадения) дает возможность отграничить вариантность от других лексико-семантических явлений, в частности, от синонимии. Синонимы различаются либо оттенками значений, либо стилистической окраской, в то время как этимология и материальное (морфологическое) тождество при определении синонимов не принимаются во внимание. Для варианта же наличие особого (другого) словообразовательного элемента противопоказано, это признак отдельного слова. Поэтому пары слов типа глаза и очи, аэроплан и самолет синонимичны, но не варианты. Синонимы могут быть и однокорневыми, но от вариРусский язык: Энциклопедия. - М., 1997. С. 62. Горбачевич К.С. Вариантность слова и языковая норма. С. 16. Там же. 31 антов слов их отличает наличие особого, отдельного словообразовательного элемента, например приставки {выругать - отругать), суффикса (заглавие - заголовок), приставки и суффикса {качать - раскачивать), постфикса (дымить - дымиться). В любом случае синонимы - это отдельные, самостоятельные слова, близкие или совпадающие по значению, при этом отнюдь не претендующие на материальное тождество: это могут быть слова разных языков (виктория - победа), разных корней (страх - ужас), одного корня, но разного набора словообразовательных элементов (неграмотность - безграмотность, табурет - табуретка, планшет - планшетка). Нельзя признать вариантами и паронимы - однокорневые слова, имеющие сходство в звучании, но различающиеся своими значениями и отчасти морфологической структурой: характерный - характерологический, двойной - двойственный, гневный - гневливый шумный - шумовой, элитный - элитарный, мощный - мощно заплатить - оплатить, выплата - оплата и т.п. Подобные пар слов отличаются от вариантов и лексически (имеют разные значения или разные оттенки значений), и морфологически (имеют разный набор словообразовательных элементов), и синтаксически (обнаруживают разную контекстуальную сочетаемость). В определенных значениях паронимы могут выступать в качестве синонимов (двоякий - двойственный), но чаще всего они контекстуально невзаимозаменяемы (болотный газ - болотистая местность; туристский инвентарь - туристическая путевка; командированный специалист командировочное удостоверение). Невозможность взаимозамены принципиально отличает паронимы от синонимов, и тем более от вариантов. Паронимы могут различаться значением и при сочетании с одними и теми же словами, например: элитный жилой дом и элитарный жилой дом (элитарный дом - предназначенный для элиты; элитный дом - дом высокого качества, построенный как для элиты). Видимо, во втором случае просматривается первоначальный смысл слова, зафиксированный в специальной литературе: элитные семена, элитное животноводство (от элита - лучшие, отборные растения и животные). При введении слов элита и элитный в широкий социальный контекст изменились и их сочетательные возможности. Классификация вариантов В связи с тем, что само понятие вариантности трактуется неоднозначно, в литературе нет еще общепринятой классификации вариантов. В попытках систематизации языковых вариантов учитывается разный набор признаков в соответствии с исходными 32 позициями в понимании данного языкового явления. Существующие разногласия во взглядах объясняются прежде всего разным представлением о диапазоне варьирования - он может неимоверно расширяться и терять определенные очертания, как, например, при причислении к вариантам пары слов аэроплан и самолет1, а может быть четко ограниченным тождеством слова2. Но и в последнем случае возникает много вопросов. Например, считать ли вариантами смысловые аналоги книжно-славянского и русского происхождения (в XVIII в. их называли тождесловами)? Существуют ли словообразовательные варианты? Существуют ли синтаксические варианты? Если существуют, то в каких пределах (на уровне словосочетания, предложения)? Только принципиально решив все эти вопросы, определив свои позиции, можно создать непротиворечивую классификацию вариантов. Исходя из узкого понимания вариантности и ориентируясь на буквальное значение термина «вариант» (лат. varias - изменяющийся), будем считать вариантами разновидности слова (фиксированное различие в произношении и в месте расположения ударения) и разные грамматические формы одного и того же слова, тождественные по своей грамматической функции. Следовательно, вариантность ограничивается словоизменительными возможностями слова, но не словообразовательными. Такой подход к вариантности определяет и границы вариантности, и классификацию вариантов внутри этих границ. Прежде всего выделяются лексические варианты (варианты слов: творог - творог; ветер - ветр) и грамматические (точнее -морфологические) варианты (варианты форм: в отпуске - в отпуску; цехи - цеха, инженеры - инженера, сто граммов - сто грамм). Варианты могут быть полными и неполными. Полные варианты различаются только формальными показателями (произношением, ударением), неполные различаются еще и функционально (общеупотребительные и специально-профессиональные, общеупотребительные и внелитературные). Крысин Л.П. Словообразовательные варианты и их социальное распределение// Актуальные проблемы лексикологии. - Новосибирск, 1969. Более распространенное понимание вариантности. См. указ. соч. Горбачевича К.С. См. также мнение Ф.Ф. Фортунатова о квалификации пары слов типа неправда и ложь как различных слов (Избранные труды. Т. 1. - М., 1956). Такого же мнения ученые В.В. Виноградов, ГО. Винокур, А.И. Смирницкий, Л.К. Граудина и др. Граудина Л.К. К истории нормализации вариантов в грамматиках (начало XX в. - 60-е годы) // Литературная норма и вариантность. - М., 1981. С. 39. Однако относительно «тождесловов» старославянского и русского происхождения, как уже отмечалось, существуют разные мнения. 2 Валгина Н.С. 33 По характерным формальным признакам различаются варианты акцентные, фонетические, фонематические, грамматические (морфологические и частично, очень ограниченно, синтаксичес- кие). Акцентные варианты различаются собственно ударением (творог - творог, иначе - иначе) или в связи с различием в ударении и фонемным составом (сосенка - сосёнка, запасный - запасной). Акцентные варианты могут существовать в рамках литературного языка, как, например, в словах индустрия - индустрия, эпилепсия - эпилепсия, творог - творог, далеко - далёко. Колеблются в рамках литературного языка и некоторые формы слов: мирит и мирит, повторит и повторит и др. Но чаще, конечно, разноударными оказываются варианты, противопоставленные по признаку «литературное/нелитературное». Например: лит. портфель - нелит. портфель, лит. средства - нелит. средства. Противопоставление бывает и иного плана - общеупотребительное и профессиональное, специальное, например: рапорт и проф. рапорт, кбмпас и проф. компас. При включении вариантной формы в литературный язык бывают несовпадения во мнениях лексикографов. Например, большая часть словарей фиксирует литературное ударение в слове кулинария, однозначно отказывая в литературности варианту кулинария. Но в последних изданиях словаря СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой признаются в качестве допустимых оба варианта - кулинария и кулинария, видимо, учитывается в данном случае массовость употребления второго варианта в настоящее время. Фонетические (звуковые) варианты обнаруживаются при различном произношении звуков и их сочетаний в словах и формах слов. Например, вариантное произношение возникает в словах с сочетаниями -чн- (булочная - було[ш]ная, конечно - коне[ш]но, скворечник - скоре[ш]ник) и -чт- (что - [ш]то). Вариантность возникает при освоении иноязычных слов, например, произношение звука [э] после твердого или мягкого согласного: [т"э]мп - [тэ]мп, [д"э]кан - [дэ]кан, [р"э]ктор - [рэ]ктор, [к"э]мпинг - [кэ]мпинг. Выбор варианта в данном случае обнаруживает степень обрусения иноязычных слов. Фонематическая вариантность в современном русском языке представлена в меньшей степени, чем фонетическая и тем более акцентная, хотя в прошлом она была широко распространена. Видимо, сказывается тот факт, что фонематическая вариантность имеет прямой выход в орфографию, а последняя в связи с расши1 Имеются в виду только варианты управления и согласования, а также варианты предложных и беспредложных сочетании. 34 рением позиций письменной речи стремится к унификации. Поэтому варианты чаще сохраняются в фактах нелитературного употребления, а литературный язык допускает фонематические варианты в крайне скупых дозах, как, например, в словах матрац - матрас, ноль - нуль, тоннель - туннель, зверушка - зверюшка, кегль - кегель, блёкнуть - блекнуть, блёклый - блеклый, жёлчь - желчь, мафиози - мафиозо и др. Что же касается вариантов типа бобр - бобер, поднимать - подымать, обернуть - обвернуть и тем более типа оспа - воспа, журавль - журавель, то они противопоставлены как нормативные (1-я позиция в паре) и ненормативные (2-я позиция в паре). Фонематическая вариантность, отраженная в орфографии, часто поддерживается словарями, фиксирующими двоякое написание, например, в словаре С И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) даны написания: псалтырь и псалтирь, изюбр и изюбрь, кенар и кенарь, кизил и кизиль, строгать и стругать, фиорд и фьорд, бивак и бивуак, тоннель и туннель, шпаклевка и шпатлевка, в других случаях часто орфографические варианты были сняты, например, в парах офис - оффис, колготки - колготки, фломастер - фломастер исчезли написания во вторых позициях. Определенное упорядочение в написании слов отчасти зафиксировано правилами 1956 г. (эксплуатация вместо эксплуатация и эксплоатация; междугородный вместо междугородный и меж- дугородний и др.). До 1956 г. вариантов было еще больше: бутерброд и буттерброд, баласт и балласт; мачеха и мачиха, бичева и бечева, метель и мятель, пескарь и пискарь и др. Таким образом, часто фонематические варианты объединяются с орфографическими. Морфологические варианты представляют собой формальные модификации слова при сохранении морфологической структуры, лексического и грамматического значения. Колебания обычно наблюдаются в формах грамматического рода, числа и падежа имен существительных и отчасти в формах глагола, например колебания в форме грамматического рода: закута - закут, вольера - вольер, шпрота - шпрот, лангуста - лангуст, мангуста - мангуст, спазма - спазм, рельса - рельс, скирда - скирд, ставня - ставень и др. Колебания (т.е. вариантность) могут наблюдаться и в формах грамматического числа. В именах существительных, в частности, морфологическая оппозиция форм числа обнаруживается в противопоставленности форм единственного и множественного числа, причем базируется эта противопоставленность на представлении о реальном количестве - единичности или множественности. Однако в разных классах существительных обнаруживается неполная г 35 семантическая соотнесенность форм единственного и множественного числа, т.е. не всегда, например, форма множественного числа соответствует значению множественности, а форма единственного числа - значению единичности. Особенно многознаменательной категорией является категория множественного числа1. Например, форма мн. числа используется для названия национальностей, этнических групп {арабы, аргентинцы, канадцы, казахи, поляки, поморы, чукчи и др.). Такие формы дают общее понятие о нации в целом и не обозначают сумму (множество) представителей этой нации. В других случаях формы множественного числа используются для называния бытовых предметов (обуви, одежды и т.д.): боты, сапоги, ботфорты, черевички, шлепанцы, рукавицы, носки, чулки, гетры (часто это названия парных предметов, но здесь главное - не значение парности, а значение обобшенно-родовое, так же как и в других семантических классах существительных, например: вожжи, кастаньеты, гантели, литавры, коньки, лыжи и т.п. Таким образом, форма множественного числа здесь используется не как противопоставленная форме единственного числа (единичный предмет и множество таких же предметов), а как самостоятельное обозначение родовой принадлежности. Конечно, противопоставленность единственное - множественное подобных имен может проявиться в контекстных условиях (ср., например: Ручные антилопы гуляют в саду, одна из них подошла к дому - здесь форма мн. числа обозначает не родовое наименование, а количество данных особей), но это не единственно возможное значение формы. Видимо, на этой языковой возможности (способности выражать формами множественного числа разные значения) и возникает вариантность, например: кружева - кружево, двери - дверь, антресоли - антресоль, кат комбы - катакомба, перила - перило, сходни - сходня и др. Во всех этих случаях формы мн. числа имеют то же значение, что и формы ед. числа, следовательно, они варианты. Именно из-за их вариантности (передача одинакового, а не разного значения) в словарях обнаруживается разная подача этих слов. Например, слово колики в словаре Д.Н. Ушакова, в БАС, MAC дается с указанием формы ед. ч., а в словаре СИ. Ожегова (1972) такой формы нет. Кстати, в словаре СИ. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) форма ед. числа указана. В слове перетолки в словарях Д.Н. Ушакова и БАС дается форма ед. ч., а в словаре СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1995) эта форма не указана. При слове дверь в словаре СИ. Ожегова, Н.Ю. Шведовой (1995) есть указание относительно формы мн. 1 Чельцова Л.К. Форма множественного числа имен существительных как исходная форма в лексикографии // Грамматика и норма. - М., 1977. 36 числа - в одном значении с ед. числом. В том же словаре интересно подается слово ужимка (ужимки): даны обе формы, но пример приводится не к заглавной форме (ужимка), а к форме мн. числа: Говорить с ужимками, т.е. используется вариантное обозначение. При слове аплодисменты указывается форма ед. числа, но с пометой «устар». Морфологические варианты обнаруживаются и в формах падежа. Так, Л.К. Граудина отмечает, что более одной тысячи существительных муж. рода на твердый согласный колеблются в той или иной падежной форме 1 . Это форма им. п. мн. числа (тракторы - трактора, редакторы - редактора, секторы - сектора); форма род. п. мн. числа (микронов -микрон, грузинов - грузин, граммов - грамм, апельсинов - апельсин); форма род. п. ед. числа (снега - снегу, народа - народу, чая - чаю, сахара - сахару); форма предл. п. ед. числа (в цехе - в цеху, в отпуске - в отпуску, в саде (в детском саде) - в саду (гулять в саду), на мысе - на мысу. Колебания в падежных формах и, следовательно, в их вариантности наблюдаются и в других, менее типичных и распространенных случаях, например в формах простынь - простыней, комментарий - комментариев, угодий - угодьев, полотенец - полотенцев и др. Морфологические варианты характерны и для некоторых глагольных форм, в частности: форм прош. времени (гаснул - гас, потухнул - потух, намокнул - намок); параллельных форм инфинитива (удостоивать - удостаивать, заболочивать - заболачивать, обусловливать - обуславливать). Говорить о синтаксической вариантности можно крайне осторожно. В узком, прямом смысле синтаксических вариантов мало, хотя существуют разные способы выражения мысли. Однако в данном случае имеются в виду параллельные синтаксические конструкции, они скорее синонимичны, чем вариантны: например, определительные отношения можно передать причастными оборотами или определительными придаточными; объектные отношения - изъяснительными придаточными или словоформами в составе простого предложения (ср.: Дом, стоящий на холме, далеко виден. -Дом, который стоит на холме, хорошо виден; Врат сообщил о своем приезде. - Брат сообщил о том, что приедет). Это разные конструкции, передающие одинаковые сообщения. Но в языковом плане они не вариантны, так как представляют собой разные синтаксические образования. Усмотреть вариантность на синтаксическом уровне можно лишь в рамках словосочетаний, точнее, в фактах согласования и управ1 Граудина Л.К. Словоизменительные варианты: вес переменных элементов в грамматике // Грамматика и норма. - М., 1977. С. 162. 37 ления, наличия или отсутствия предлогов, т.е. вариантность здесь проявляется в разных сочетаемостных свойствах слов. Признаки синтаксических вариантов: 1) тождество грамматического значения и грамматической модели, 2) материальное совпадение компонентов сочетания. Основное различие вариантов заключается в формальном несовпадении зависимого компонента (наличие или отсутствие предлога; форма падежа и др.). Вариантными можно признать сочетания типа заявление Петрова - заявление от Петрова; отзыв о книга - отзыв на книгу; способный к математике ученик - способный по математике ученик; принадлежать элитной группе - принадлежать к элитной группе; ехать поездом - ехать на поезде; способность к жертвенности - способность на жертвенность; акт проверки - акт о проверке; контроль над производством - контроль за производством и т.п. Вариантность проявляется и в сочетаниях подлежащего и сказуемого, где возможен выбор формы сказуемого, например: Большинство студентов приехали - приехало; Секретарь пришел - пришла (вариантность фиксируется лишь при значении секретарь - женщина). Вариантность на синтаксическом уровне всегда связана с семантико-грамматическими взаимоотношениями сочетающихся слов, часто выявление этих взаимоотношений вызывает практические трудности. Например, что правильно: заявление от кого или чье!; отзыв о чем или на что! Литературная норма требует употреблять формы: отзыв о диссертации, но рецензия на диссертацию; заявление Петрова (чье?), но в последнее время в делопроизводстве допускается и форма заявление от кого; то же при употреблении сочетаний характеристика сотрудника (чья характеристика) и характеристика на сотрудника (отдел кадров составляет характеристику на сотрудника). Труднее разобраться с примерами типа вершить судьбы или судьбами, предел терпения или терпению; подвести итоги соревнования или соревнованию; полный впечатлений или впечатлениями; цена вещей или вещам; памятник Аникушина или АникушинУ! и т.п. В подобных случаях вариантность часто оказывается мнимой, и она снимается при установлении точного смысла сочетания (контекстуально обусловленного): Памятник Аникушина (памятник, выполненный Аникушиным) - Памятник Пушкину (поставленный в честь Пушкина); в сочетании вершить судьбы передается значение «определять судьбу» (например, в суде), а в сочетании вершить судьбами - значение «распоряжаться судьбами». В сочетаниях предел терпения/терпению и цена вещей/вещам также нельзя усмотреть вариантность, но по другой причине - здесь нет общности грамматического значения (грамматической соотнесенности), что опять-таки проявляется в контексте: установить цену вещам - 38 форма вещам управляется глаголом установить; а в сочетании установить цену вещей форма вещей зависит от имени существительного цена; примерно то же распределение грамматических связей в сочетании подвести итоги соревнования/соревнованию (подвести -> соревнованию; итоги -> соревнования). Если же распределение грамматических связей и общее значение конструкций оказывается идентичным, то можно говорить о синтаксических вариантах. Появляются они исторически, как и другие варианты. Например, по аналогии или под воздействием других законов происходит смена управляемых форм или вытеснение беспредложных сочетаний предложными, меняются формы согласования и т.п. Часто в смене управления форм проявляются тонкие семантико-грамматические связи. Например, в слове свидетель в прошлом в большей степени обнаруживалась глагольная семантика, чем в современном языке, и поэтому реализовалось управление дательным падежом - свидетель происшествию (чему?), в современном употреблении на передний план выдвигается форма имени, и родительный определительный оказывается более актуальным - свидетель происшествия (чего?). Тонкие различия усматриваются в сфере предложного управления, ср.: Жить в России, но на Украине. В последнее время возникла вариантная форма в Украине (видимо, просматривается психологический фактор - желание освободиться от исторически сложившегося «окраинного» положения - на окраине), хотя, конечно, смена предлогов в и на далеко не всегда поддается осмыслению, поскольку семы «на поверхности» (на) и «внутри» (в) потеряли свою реальную основу, ср.: старую форму - в улице и новую - на улице (сейчас уже не различаются некоторые формы: в кухне - на кухне, в поле - на поле, но: на улице и в переулке). Итак, языковые варианты усматриваются в рамках тождества слова (необходимо совпадение лексического и грамматического значения, а также словообразовательной модели). Варианты различаются формальными признаками: акцентными, фонетическими, фонематическими, морфологическими и частично - синтаксическими. Языковая вариантность - следствие языковой эволюции, показатель языковой избыточности, но избыточности, дающей толчок к движению, развитию. Убывание вариантов - постоянный процесс, так же как и появление новых вариантов. Исчезновение вариантов происходит путем вытеснения их вариантом более сильным, целесообразным, по разным причинам признанным в качестве литературного. Варианты могут разойтись семантически и дать толчок для образования самостоятельных слов, кроме того, варианты могут служить стилистическому обогащению языка, если они 39 способствуют перераспределению стилистических оценок (книжное - разговорное, общеупотребительное - профессиональное и т.п.). Наличие вариантов в языке создает острую проблему языковой нормы. Изучение конкуренции вариантов является важным этапом в определении тенденций в развитии языка, в определении живых активных процессов в языке. ЯЗЫКОВАЯ НОРМА Понятие нормы и ее признаки С понятием нормы обычно связывают представление о правильной, литературно грамотной речи, а сама литературная речь является одной из сторон общей культуры человека. Норма, как явление социально-историческое и глубоко национальное, характеризует прежде всего литературный язык - признанную в качестве образцовой форму национального языка. Поэтому термины «языковая норма» и «литературная норма» часто совмещаются, особенно в применении к современному русскому языку, хотя исторически это не одно и то же. Языковая норма складывается в реальной практике речевого общения, отрабатывается и закрепляется в общественном употреблении как узус (лат. usus - пользование, употребление, обыкновение); литературная норма бесспорно базируется на узусе, но она еще и специально опекается, кодифицируется, т.е. узаконивается специальными установлениями (словарями, сводами правил, учебниками). Литературная норма - это принятые в общественно-языковой практике правила произношения, словоупотребления, использования грамматических и стилистических языковых средств. Норма исторически подвижна, но вместе с тем устойчива и традиционна, она обладает такими качествами, как привычность и общеобязательность. Стабильность и традиционность нормы объясняют некоторую степень ретроспективное™ нормы. Несмотря на свою принципиальную подвижность и изменчивость, норма предельно осторожно открывает свои границы для инноваций, оставляя их до поры до времени на периферии языка. Убедительно и просто сказал об этом A.M. Пешковский: «Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет»1. Ср. также: «Норма соответствует не тому, что можно сказать, а тому, что уже сказано и что по традиции «говорится» в рассматриваемом обществе» (Э. Косериу. Синхрония, диахрония и история / Пер. с испанского // Новое в лингвистике. Вып. 3. - М, 1963. 41 Природа нормы двусторонняя: с одной стороны, в ней заключены объективные свойства эволюционирующего языка (норма - это реализованная возможность языка), а с другой - общественные вкусовые оценки (норма - закрепленный в лучших образцах литературы устойчивый способ выражения и предпочитаемый образованной частью общества). Именно это сочетание в норме объективного и субъективного создает в некоторой степени противоречивый характер нормы: например, очевидная распространенность и общеупотребительность языкового знака отнюдь не всегда (или, во всяком случае, не сразу) получает одобрение со стороны кодификаторов нормы. Так сталкиваются живые силы, направляющие естественный ход развития языка (и закрепления результатов этого развития в норме), и традиции языкового вкуса. Объективная норма создается на базе конкуренции вариантов языковых знаков. Для недавнего прошлого наиболее авторитетным источником литературной нормы считалась классическая художественная литература. В настоящее время центр нормообразования переместился в средства массовой информации (телевидение, радио, периодическая печать). В соответствии с этим меняется и языковой вкус эпохи1, благодаря чему меняется и сам статус литературного языка, норма демократизируется, становится более проницаемой для бывших нелитературных языковых средств. Главная причина изменения норм - это эволюция самого языка, наличие вариантности, что обеспечивает выбор наиболее целесообразных вариантов языкового выражения. В понятие образцовости, эталонное™ нормативного языкового средства все заметнее включается значение целесообразности, удобности. Норма обладает некоторым набором признаков, которые должны присутствовать в ней в своей совокупности. Подробно о признаках нормы пишет К.С. Горбачевич в книге «Вариантность слова и языковая норма». Он выделяет три основных признака: 1) устойчивость нормы, консерватизм; 2) распространенность языкового явления; 3) авторитет источника. Каждый из признаков по отдельности может присутствовать в том или ином языковом явлении, но этого недостаточно. Чтобы языковое средство было признано нормативным, необходимо сочетание признаков. Так, например, в высшей степени могут быть распространены ошибки, причем они могут сохранять свою устойчивость на протяжении длительного периода времени. Наконец, языковая практика достаточно авторитетного печатного органа может оказаться далеко не идеальной. Что же касается авторитетности художников слова, то тут возникают особые трудности в оценках, так как язык художественной 1 Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. - М.Д997. 42 литературы - явление особого плана и высокохудожественность часто достигается именно в результате свободного, не по строгим правилам, пользования языком. Качество (признак) устойчивости нормы по-разному проявляется на разных языковых уровнях. Причем этот признак нормы непосредственно связан с системным характером языка в целом, поэтому на каждом языковом уровне соотношение «норма и система» проявляется в разной степени, например, в области произношения норма целиком зависит от системы (ср. законы чередования звуков, ассимиляции, произношения групп согласных и др.); в области грамматики система выдает схемы, модели, образцы, а норма - речевые реализации этих схем, моделей; в области лексики норма в меньшей степени зависит от системы - содержательный план господствует над планом выражения, более того, системные юаимоотношения лексем могут корректироваться под влиянием нового содержательного плана. В любом случае признак устойчивости нормы проецируется на языковую системность (внесистемное языковое средство не может быть стабильным, устойчивым). Таким образом, норма, обладая перечисленными признаками, реализует следующие критерии ее оценки: критерий системный (устойчивость), критерий функциональный (распространенность), критерий эстетический (авторитет источника). Объективная языковая норма складывается стихийно путем выбора наиболее удобного, целесообразного варианта языкового средства, который и становится распространенным, широко употребительным. Жестко соблюдаемое правило в этом выборе - соответствие системе языка. Однако такая стихийно сложившаяся норма еще не обязательно будет официально признанной. Нужна кодификация нормы, ее узаконение путем официальных установлений (фиксация в нормативных словарях, сводах правил и т.д.). Вот туг-то и возникают некоторые затруднения в виде сопротивления новым нормам со стороны кодификаторов или общественности, наконец, какой-то группы профессионалов или «любителей словесности». Как правило, это выглядит как запрет на все новое. Пуризм - это стремление из консервативных побуждений сохранить что-либо (например, в языке) в неизменном виде, оградить от новшеств (пуризм - фр. purisme, от лат. purus - чистый). Пуризм бывает разный. В истории русской словесности известен, например, идеологический пуризм, связанный с именем А.С. Шишкова, русского писателя, президента Российской академии с 1813 г., в дальнейшем министра народного просвещения, который выступал как архаист, не терпящий никаких нововведений в языке, особенно заимствованных. В наше время можно 43 столкнуться с пуризмом вкусовым, когда языковые факты оцениваются с бытовых позиций «режет или не режет ухо» (ясно, что ухо может иметь разную чувствительность), а также с пуризмом ученым, который заслуживает большего внимания, поскольку способен оказать влияние при выработке рекомендательных установлений. Чаще всего это эмоции библиофила, находящегося в плену традиции. Выявляется это в запретительных рекомендациях, помещаемых в словарях, в пособиях и др. Отчасти такой пуризм может быть и полезным, он обладает качеством сдерживающего начала. Норма зиждется на узусе, обычае употребления, кодифицированная норма официально узаконивает узус (или в каких-то частных случаях отвергает его), в любом случае кодификация - это осознанная деятельность. Поскольку кодификаторы, как отдельные ученые, так и творческие коллективы, могут иметь разные взгляды и установки, разную степень проявления запретительных намерений, часто рекомендации в официально изданных документах не совпадают, особенно это касается стилистических помет в словарях, фиксации ряда грамматических форм и т.д. Такие разногласия свидетельствуют не столько о том, что при освещении языковых фактов, при установлении нормы могут использоваться разные критерии, сколько о противоречивости самого языкового материала: язык богат вариантными формами и структурами, и проблема выбора подчас оказывается затруднительной. Кроме того, принимается во внимание и «языковая политика» момента. На разных этапах жизни общества она заявляет о себе по-разному. Термин этот возник в 20-30-е годы XX в. и означает сознательное вмешательство в речевую практику, принятие в отношении нее охранных мер. В настоящее время состояние нашей государственности и состояние общества таковы, что об охранных мерах по отношению к общественной и речевой практике никто и не думает. Литературная норма явно расшатывается, и прежде всего средствами массовой информации. Словосочетание «языковой беспредел» стало употребляться наряду с другими, где активно проявляется внутренняя форма этого бывшего жаргонного слова (отсутствие меры в чем-либо, что оценивается отрицательно), - административный беспредел, правовой беспредел, беспредел власти, армейский беспредел и др. Это слово стало настолько широко употребительным (в разных контекстах), что даже в словарях оно приобрело новые пометы, в частности, в Словаре С И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой 90-х годов издания слово представлено с пометой «разговорное», хотя до этого периода слово вообще не включалось в этот словарь как принадлежащее к уголовному жаргону. Современная популярность слова не могла быть незамеченной в лингвистичес- 44 кой среде: ему посвящают статьи, многие страницы в монографиях 1 . Итак, кодификация нормы есть результат нормализаторской деятельности, а кодификаторы, наблюдая за речевой практикой, фиксируют норму, сложившуюся в самом языке, отдавая предпочтение тому из вариантов, который оказывается наиболее актуальным для данного времени. Норма и окказионализм. Норма обшеязыковая п ситуативная Нормативность держится на языковой системности и складывается в объективных процессах языкового развития. Параллельно, разумеется, в иных масштабах, протекает процесс индивидуального языкотворчества. У писателей, поэтов, журналистов возникает потребность в создании новых слов и форм слов. Так возникают окказионализмы (от лат. occasio, род. п. occasionis - случай, повод) -- индивидуальные, единичные неологизмы. Естественно, что в понятие узуса и нормы они не включаются. Окказионализмы можно встретить у любого пиш

Впервые дана целостная концепция активных процессов в русском язы ке, основанная на исследовании устной и письменной речи в различных сфе рах жизни общества. Освещены активные процессы в русском языке конца XX в. - в произношении и ударении, в лексике и фразеологии, в словообразо вании и морфологии, в синтаксисе и пунктуации. Языковые изменения рас смотрены с учетом внутренних источников развития языка на фоне истори ческих преобразований в жизни общества. Широко представлена языковая вариантность в ее отношении к литературной норме. Особое внимание уде лено лексике средств массовой информации как наиболее очевидному источ нику изменений в словарном составе русского языка.

Для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлени ям и специальностям «Филология», «Лингвистика», «Журналистика», «Книж ное дело», «Издательское делай редактирование». Представляет интерес для языковедов, философов, культурологов, работников печати, литературоведов, учителей и преподавателей, а также широкого круга читателей.

Содержание книги:

Предисловие
Принципы социологического изучения языка
Законы развития языка
Вариантность языкового знака
(Понятие вариантности и ее истоки. Классификация вариантов)
Языковая норма
(Понятие нормы и ее признаки. Норма и окказионализм. Норма общеязыковая и ситуативная. Мотивированные отклонения от нормы. Основные процессы в нормализации языковых явлений)
Изменения в русском произношении
Активные процессы в области ударения
Активные процессы в лексике и фразеологии
(Основные лексические процессы. Семантические процессы в лексике. Стилистические преобразования в лексике. Детерминологизация. Иноязычные заимствования. Компьютерный язык. Иноязычные лексемы в русском просторечии. Внелитературная лексика в языке современной печати)
Активные процессы в словообразовании
(Рост агглютинативных черт в процессе образования слов. Наиболее продуктивные словообразовательные типы. Производство наименований лиц. Абстрактные имена и названия процессов. Приставочные образования и сложные слова. Специализация словообразовательных средств. Чересступенчатое словообразование. Свертывание наименований. Аббревиация. Экспрессивные имена. Окказиональные слова)
Активные процессы в морфологии
(Рост аналитизма в морфологии. Сдвиги в формах грамматического рода. Формы грамматического числа. Изменения в падежных формах. Изменения в глагольных формах. Некоторые изменения в формах прилагательных)
Активные процессы в синтаксисе
(Расчлененность и сегментированность синтаксических построений. Присоединительные члены и парцеллированные конструкции. Двучленные конструкции. Предикативная осложненность предложения. Активизация несогласуемых и неуправляемых словоформ. Рост предложных сочетаний. Тенденция к смысловой точности высказывания. Синтаксическая компрессия и синтаксическая редукция. Ослабление синтаксической связи. Соотношение аффективного и интеллектуального в сфере синтаксиса)
Некоторые тенденции в современной русской пунктуации
(Точка. Точка с запятой. Двоеточие. Тире. Многоточие. Функционально-целевое использование пунктуации. Нерегламентированная пунктуация. Авторская пунктуация)
Заключение
Литература
Примерная программа дисциплины «Активные процессы в современном русском языке»

ВАЛГИНА Н.С. АКТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ ОГЛАВЛЕНИЕ Предисловие 1. Принципы социологического изучения языка 2. Законы развития языка 3. Вариантность языкового знака 3.1. Понятие вариантности и ее истоки 3.2. Классификация вариантов 4. Языковая норма 4.1. Понятие нормы и ее признаки 4.2. Норма и окказионализм. Норма общеязыковая и ситуативная 4.3. Мотивированные отклонения от нормы 4.4. Основные процессы в нормализации языковых явлений 5. Изменения в русском произношении 6. Активные процессы в области ударения 7. Активные процессы в лексике и фразеологии 7.1. Основные лексические процессы 7.2. Семантические процессы в лексике 7.3. Стилистические преобразования в лексике 7.4. Детерминологизация 7.5. Иноязычные заимствования 7.6. Компьютерный язык 7.7. Иноязычные лексемы в русском просторечии 7.8. Внелитературная лексика в языке современной печати 8. Активные процессы в словообразовании 8.1. Рост агглютинативных черт в процессе образования слов 8.2. Наиболее продуктивные словообразовательные типы 8.2.1. Производство наименований лиц 8.2.2. Абстрактные имена и названая процессов 8.2.3. Приставочные образования и сложные слова 8.3. Специализация словообразовательных средств 8.4. Чересступенчатое словообразование 8.5. Свертывание наименований 8.6. Аббревиация 8.7. Экспрессивные имена 8.8. Окказиональные слова 9. Активные процессы в морфологии 9.1. Рост аналитизма в морфологии 9.2. Сдвиги в формах грамматического рода 9.3. Формы грамматического числа 9.4. Изменения в падежных формах 9.5. Изменения в глагольных формах 9.6. Некоторые изменения в формах прилагательных 10. Активные процессы в синтаксисе 10.1. Расчлененность и сегментированность синтаксических построений 10.1.1. Присоединительные члены и парцеллированные конструкции 10.1.2. Двучленные конструкции 10.2. Предикативная осложненность предложения 10.3. Активизация несогласуемых и неуправляемых словоформ 10.4. Рост предложных сочетаний 10.5. Тенденция к смысловой точности высказывания 10.6. Синтаксическая компрессия и синтаксическая редукция 10.7. Ослабление синтаксической связи 10.8. Соотношение аффективного и интеллектуального в сфере синтаксиса 11. Некоторые тенденции в современной русской пунктуации 11.1. Точка 11.2. Точка с запятой 11.3. Двоеточие 11.4. Тире 11.5. Многоточие 11.6. Функционально-целевое использование пунктуации 11.7. Нерегламентированная пунктуация. Авторская пунктуация Заключение Литература 12. Примерная программа дисциплины «Активные процессы в современном русском языке» 12.1. Цель и задачи дисциплины, требования к знаниям и умениям 12.1.1. Цель преподавания дисциплины 12.1.2. Требования к знаниям и умениям 12.1.3. Перечень дисциплин, усвоение которых необходимо для изучения данной дисциплины 12.2. Содержание дисциплины 12.2.1. Наименование тем, их содержание 12.3. Примерный перечень практических занятий 12.4. Примерный перечень домашних заданий Предисловие Состояние современного русского языка в конце XX столетия, изменения, которые в нем активно происходят, нуждаются во внимательном изучении и освещении с целью выработки оценок и рекомендаций с позиций объективности и исторической целесообразности. Динамика языкового развития столь ощутима, что не оставляет равнодушных ни в кругу лингвистической общественности, ни в среде журналистов и публицистов, ни среди обычных граждан, не связанных профессионально с языком. СМИ дают поистине впечатляющую картину пользования языком, что вызывает противоречивые суждения и оценки происходящего. Одни скрупулезно собирают грубые ошибки в речи, ориентируясь на традиционную литературную норму прошлого; другие - приветствуют и безоговорочно принимают «вербальную свободу», отбрасывая всякие ограничения в пользовании языком - вплоть до допустимости печатного использования в языке грубого просторечия, жаргонов и нецензурных слов и выражений. Обеспокоенность общественности судьбой языка хотя и имеет серьезные основания, но не учитывает, что лежат они несколько в стороне от собственно языковой сущности. Действительно, стилистика современных СМИ вызывает тревогу и озабоченность. Однако при этом часто ставится знак равенства между реальными динамическими процессами собственно в языке, в частности в шквальном нарастании вариантных форм и лавинном разрастании словообразовательных типов и моделей, и явлениями, объясняемыми недостаточной культурой устной и письменной публичной речи. Последнее имеет вполне реалистическое обоснование: демократизация общества неимоверно расширила круг публично выступающих - в парламенте, в прессе, на митингах и в других сферах массового общения. Свобода слова, понятая буквально и по отношению к манере выражаться, сломала все социально-этические запреты и каноны. Но это уже другая проблема - проблема культуры речи, проблема этики публичного выступления, наконец, проблема языкового воспитания. В этом смысле мы, действительно, многое потеряли, хотя бы практику редактирования и шлифовки печатного и звучащего слова. Но, с другой стороны, очевидно, что литературно приглаженная «читка письменного текста» в прошлом не могла служить образцовым проявлением культуры речи по сути своей. Живая, спонтанно произносимая речь привлекает больше, но она, естественно, таит в себе много неожиданностей. Таким образом, обсуждая состояние русского языка сегодняшнего дня, надо разграничить вопросы собственно языковые и вопросы речевой практики, вопросы языкового вкуса исторического момента. Язык и время - извечная проблема исследователей. Язык живет во времени (имеется в виду не абстрактное время, а общество определенной эпохи), но и время отражается в языке. Язык изменяется. Это эволюционное качество заложено в нем самом. Но как изменяется? Вряд ли правомерно считать, что он постоянно и неуклонно совершенствуется. Оценки «хорошо» или «плохо» здесь неуместны. В них слишком много субъективного. Например, современникам А.С. Пушкина многое, очень многое не нравилось в его языковых новшествах. Однако именно они оказались впоследствии наиболее перспективными и продуктивными (вспомним, хотя бы, нападки на язык «Руслана и Людмилы», вплоть до полного его неприятия). Современная наука о языке, при характеристике изменений в нем «к лучшему», предпочитает пользоваться принципом целесообразности. В таком случае учитывается функционально-прагматическая сущность языка, а не абстрактно и отдельно существующая кодовая модель. Такое явное качество современного языка, как нарастающая вариантность языковых знаков, может быть воспринято как явление положительное, поскольку предоставляет пользователям языка возможности выбора, что, в свою очередь, свидетельствует о расширении возможностей языка в плане удовлетворения конкретных коммуникативных задач. Значит, язык становится более мобильным, тонко реагирующим на ситуацию общения, т.е. обогащается стилистика языка. А это прибавляет нечто к уже имеющимся в языке ресурсам и расширяет его возможности. Несмотря на то что язык современных СМИ производит часто негативное впечатление из-за ложно понятого тезиса о свободе слова, надо признать, что современный русский язык, в силу сложившихся исторических обстоятельств, сегодня черпает ресурсы для обновления литературной нормы именно здесь - в средствах массовой информации, в разговорной речи, хотя долгое время таким источником была художественная литература, недаром нормированный язык называется именно литературным языком (по М. Горькому - обработанным мастерами слова). Сменой источников формирования литературной нормы объясняется и утрата нормой прежней жесткости и однозначности. Такое явление в современном языке, как вариантность нормы, - не признак ее расшатывания и потери стабильности, а показатель гибкости и целесообразной приспособляемости нормы к жизненной ситуации общения. Жизнь изменила многое. И не только представление о незыблемости литературного образца в установлении нормы. Изменилось речевое поведение представителей современного общества, ликвидировались речевые стереотипы прошлого, более натуральным и жизненным стал язык печати; сменилась стилистика массовой печати - больше стало иронии и сарказма, а это пробуждает и развивает тонкие нюансы в слове. Но одновременно и рядом - языковая вульгарность и обнаженность прямого, грубого смысла табуированного слова. Картина противоречивая и неоднозначная, требующая внимательного анализа и кропотливой, длительной работы над воспитанием языкового вкуса. Интересную мысль высказал И. Волгин еще в 1993 г. (Лит. газета, 25 авг.), процитировав И. Бродского: «Только если мы решили, что «сапиенсу» пора остановиться в своем развитии, следует литературе говорить на языке народа. В противном случае народу следует говорить на языке литературы». Что же касается «ненормативной словесности», так наводнившей нашу современную печать, то для ее же собственного блага ей лучше оставаться маргинальной, принципиально некнижной, невыразимой в письменном слове (совет И. Волгина). «Не надо искусственно вытаскивать этот хрупкий предмет из природной среды обитания - из стихии устной речи, где он только и в состоянии осуществлять свою культурную миссию». И далее: «Этот выдающийся национальный феномен заслуживает того, чтобы жить самостоятельной жизнью. Культурная интеграция убийственна для него». Надо сказать, что общее снижение стиля массовой печати, утрата литературной чистоты и стилистической «высокости» в определенной степени снимает и нейтральность в оценке событий. Стилевая неразборчивость, как протест против патетики и показухи прошлых времен, рождает в то же время стилевую глухость и утрату чувства языка. Однако в нашу задачу не входит анализ языка массовой печати как таковой. Эти материалы используются лишь как иллюстрация собственных процессов в языке, поскольку данная сфера применения языка наиболее оперативно реагирует на новые явления в языке, в определенном смысле актуализирует их. В пособии не ставится задача и нормализаторского плана. Для этого нужны огромные статистические данные и сквозной анализ современных текстов и звучащей речи. Даже авторы коллективной монографии «Русский язык конца XX столетия», подготовленной в Институте русского языка Российской академии наук, официально заявляют, что они не нормализаторы. Цель пособия - познакомить с важными закономерностями в современном языке, с ростками нового в нем; помочь увидеть это новое и соотнести его с внутренними процессами в языке; помочь установить связи между саморазвитием языка и стимулирующими его изменениями в реальной жизни современного общества. Частные оценки языковых фактов и соответствующие им рекомендации могут помочь разобраться в сложном «языковом хозяйстве» нашего времени и, возможно, повлиять на воспитание чувства языка. Пособие ориентирует на сознательное, вдумчивое отношение к процессам в языке, на восприятие языка как системы динамической, функционально развитой. Описание материала предусматривает знание многоуровневой системы русского языка и его современной стилевой и стилистической дифференциации. 1. Принципы социологического изучения языка Язык, которым активно и повседневно пользуется общество как средством общения, живет и развивается. Диахронно это обнаруживается через замену одних языковых знаков другими (устаревающие заменяются новыми), синхронно - через борьбу вариантов, сосуществующих и претендующих на нормативность. Жизнь языка осуществляется в обществе, которое создает условия для тех или иных изменений и стимулирует языковые процессы, приводящие к удовлетворению потребностей общества. Однако языку свойственны и процессы саморазвития, поскольку знаки языка (морфемы, слова, конструкции) системно связаны и реагируют на изменения в своем собственном «организме». Конкретные языковые единицы обладают разной степенью стабильности и жизнеспособности. Одни - живут на протяжении столетий, другие - более подвижны и проявляют активную потребность в изменении, приспособлении к нуждам меняющегося общения. Изменения в языке оказываются возможными благодаря заложенным в нем потенциям внутреннего характера, которые обнаруживаются под воздействием внешнего, социального «толчка». Следовательно, внутренние законы развития языка могут до поры до времени «молчать», ожидая внешнего стимула, который приведет в движение всю систему или отдельные ее звенья. Например, внутрисистемное качество существительных общего грамматического рода (типа сирота, забияка, зазноба, неряха), объясняемое асимметричностью языкового знака (одна форма - два значения), предполагает двойное согласование: по мужскому и женскому роду. По аналогии с такими существительными под воздействием социального фактора и другие классы имен приобрели ту же способность: хорошая врач, хороший врач; директор пришел, директор пришла. Такое соотношение форм было невозможно, когда соответствующие профессии и должности были преимущественно мужскими. Взаимодействие внешних и внутренних факторов - главный закон в развитии языка, и без учета этого взаимодействия изучение языка в социологическом аспекте не имеет перспективы. В процессе становления нового качества внешние и внутренние факторы могут проявиться с разновеликой силой, причем неравномерность их взаимодействия обнаруживается обычно в том, что стимулирующая сила воздействия внешнего, социального фактора либо активизирует внутренние процессы в языке, либо, наоборот, замедляет их. Причины того и другого коренятся в тех изменениях, которые претерпевает само общество, носитель языка. Возросшие темпы языковой динамики 90-х годов объясняются прежде всего меняющимся составом и обликом русского общества, сменой социальных, политических, экономических, а также психологических установок. Обновление в языке, особенно в литературной его форме, сегодня протекает весьма активно и ощутимо. Традиционная нормативность, поддерживаемая прежде образцами классической художественной литературы, явно разрушается. И новая норма, более свободная и одновременно менее определенная и однозначная, оказывается под воздействием массовой печати. Телевидение, радио, периодика, в целом массовая культура все активнее становятся «законодателями моды», «воспитателями» нового языкового вкуса. К сожалению, вкуса не всегда высокого класса. Однако игнорировать эти процессы нельзя, в них заложены объективные потребности нового общества, нового поколения - более раскованного, более технически образованного, более контактирующего с носителями других языков. На таком фоне значимость социального фактора в языковых процессах повышается, но это и снимает некоторую заторможенность в проявлении внутренних закономерностей в языке, и, как следствие, весь механизм языка начинает работать в убыстренном скоростном режиме. Благодаря появлению новых языковых единиц (развитие техники, науки, контакты между языками), расширению круга вариантных форм, а также стилистическим перемещениям внутри языка старая норма утрачивает свою незыблемость. Проблема взаимодействия внешних и внутренних факторов в развитии языка неоднократно интересовала исследователей, как в широком постановочно-теоретическом плане, так и при рассмотрении языковых частностей. Например, действие общего закона речевой экономии для нашего времени непосредственно связано с ускорением темпов жизни. Этот процесс не раз отмечался в литературе как активный процесс XX столетия. Общей характеристике процессов, наблюдаемых в современном русском языке, посвящена работа В.К. Журавлева, название которой прямо указывает на отмеченное взаимодействие. Связь социального и внутриязыкового может просматриваться на любом уровне языкового выражения, хотя, естественно, лексика дает наиболее очевидный и обширный материал. Здесь даже частности могут служить иллюстрацией этой связи. Например, в эскимосском языке, как свидетельствует В.М. Лейчик, имеется около ста наименований оттенков цвета снега, что вряд ли могло быть актуальным для языков жителей южных районов, а в казахском языке - несколько десятков названий мастей лошадей. Социальные, а иногда даже сугубо политические причины могут иметь значение для различных именований и переименований городов, улиц. Развитие науки, техники, контакты с другими языками - все эти внешние для языка причины влияют на языковые процессы, особенно в плане расширения словарного состава и уточнения или изменения смысла лексических единиц. Очевидно, что влияние социального фактора на изменения в языке оказывается активным и заметным в наиболее динамичные периоды жизни общества, связанные с существенными преобразованиями в разных сферах жизнедеятельности. Хотя технический прогресс не ведет к созданию принципиально нового языка, однако значительно увеличивает терминологический фонд, который, в свою очередь, обогащает общелитературный словарь путем детерминологизации. Известно, в частности, что только развитие электроники привело к появлению 60000 наименований, а в химии, по данным специалистов, используется около пяти миллионов номенклатурно-терминологических наименований. Для сравнения: в последних изданиях словаря С.И. Ожегова фиксируется 72500 слов и 80000 слов и фразеологических выражений. Социологическое изучение языка предполагает раскрытие проблем, связанных с общественной природой языка, механизмом воздействия социальных факторов на язык и его роль в жизни общества. Поэтому важными оказываются причинные связи между языком и фактами общественной жизни. При этом на первый план выдвигается вопрос о социальной дифференциации языка с непременным учетом при регистрации языковых явлений речевой ситуации. В общем плане социолингвистика ставит целью ответить на взаимонаправленные вопросы: как история общества порождает языковые изменения и как в языке отражается общественное развитие. Социологический аспект в изучении языка становится особенно плодотворным, если исследования не ограничиваются только коллекционированием языковых фактов (эмпирическим уровнем), а доходят до теоретических обобщений и объяснений, последнее возможно лишь при учете взаимодействия внутренних и внешних факторов в развитии языка, а также его системного характера. Известно, что преувеличение значимости социального фактора может привести к вульгарному социологизму, что наблюдалось в истории русской филологии (например, «Новое учение о языке» академика Н.Я. Марра в 30-е и 40-е годы XX столетия, которое тогда было объявлено последним словом в «марксистском языкознании»), когда языку было полностью «отказано» в саморазвитии и отводилась роль регистратора смены общественных формаций. Другая крайность в подходе к языковым изменениям - внимание лишь к отдельным частностям, возникшим под влиянием новой социальной действительности. В таком случае забвению предается положение о том, что языковые частности - это звенья системы, и потому изменения в частном, отдельном звене могут привести в движение всю систему. Если отбросить обе крайности, то остается необходимость признать в качестве основных принципов социологического изучения языка - учет взаимодействия внешних и внутренних факторов и системного характера языка. При этом важно отметить, что языковая система - динамичная, не жесткая, для нее характерно сосуществование старого и нового, стабильного и подвижного, что обеспечивает постепенность в накоплении нового качества, отсутствие коренных, революционных изменений. Языку свойственно не просто стремление к совершенствованию (совершенствование вообще здесь понятие относительное), а стремление к удобным и целесообразным формам выражения. Язык словно нащупывает эти формы, и потому ему необходим выбор, который обеспечивается наличием переходных языковых случаев, периферийных явлений, вариантных форм. Для социолингвистики важна проблема социальной дифференциации языка, которая имеет двухаспектную структуру: с одной стороны, она обусловлена разнородностью самой социальной структуры (отражение в языке особенностей речи разных социальных групп общества), с другой - отражает многообразие самих социальных ситуаций, которые накладывают отпечаток на речевое поведение представителей разных социальных групп в сходных обстоятельствах. Понятие языковой ситуации определяется как совокупность форм существования языка, обслуживающих общение в определенной этнической общности или административно-территориальном объединении. Причем особое внимание уделяется ситуациям, отражающим разные сферы общения и речевое поведение разных социальных групп в разных сферах общения. Социолингвистику интересует и вопрос о взаимодействии языка и культуры. «Процессы соприкосновения разных культур находят отражение в лексических заимствованиях». В любом случае при социологическом исследовании в расчет принимается соотношение «язьж и общество». При этом общество может быть представлено и как цельная этническая совокупность, и как отдельная социальная группа в этой совокупности. В круг проблем социолингвистики включается и проблема языковой политики, которая прежде всего заключается в принятии мер, обеспечивающих сохранение старых языковых норм или введение новых. Следовательно, вопрос о литературной норме, ее вариантах и об отклонениях от нормы также находится в компетенции социолингвистики. При этом важным оказывается сам факт установления социальной основы нормы, которая зависит от того, какие социальные слои общества оказываются наиболее активными в историческом процессе формирования литературной нормы. Это может быть норма, культивируемая социальной верхушкой общества или его демократическими слоями. Все зависит от определенного исторического момента в жизни общества. Поэтому норма может быть в высшей степени жесткой, строго сориентированной на традицию, и, в другом случае, отступающей от традиции, принимающей бывшие нелитературные языковые средства, т.е. норма - понятие социально-историческое и динамическое, способное качественно изменяться в рамках возможностей языковой системы. В этом смысле норму можно определить как реализованную возможность языка. Изменение нормы определяется как внешними (социальными) факторами, так и внутренними тенденциями в развитии языка на пути его движения к приобретению средствами выражения большей целесообразности.