Игра юные титаны вперед рубка справедливости. Могут ли закрыть лесоруба? Заказать или купить сруб в строительной компании СПК «Русская изба»

БОЛЬШАЯ РУБКА

После летнего разгрома красных Махно не казался военной верхушке деникинской армии сколько-нибудь серьезным противником, несмотря на предупреждения боевых офицеров. А. И. Деникин нигде не называет его войска иначе как «банды» и «вооруженные банды» – с крайним, граничащим с презрением пренебрежением, – хотя его мемуары написаны много спустя после того, как махновцы переиграли его в военной игре и стали одной из главных причин катастрофического разгрома Вооруженных сил Юга России зимой 1919–1920 годов.

Гораздо более серьезным противником представлялся Деникину Симон Петлюра, у которого было 100 тысяч войск и которому белые также объявили войну, не желая поступаться принципом единой и неделимой России и иметь дело с украинскими сепаратистами, хотя те явно были бы рады всякому предложению о сотрудничестве и даже, я полагаю, были бы готовы чуть приспустить свой жовто-блакитный прапор, если бы белые в какой-то мере оговорили вопрос о национальной автономии. Это год спустя – когда, впрочем, было уже слишком поздно, – понял барон Врангель, в секретном приказе предписывая своим командирам сообразовывать действия с действиями уцелевших петлюровцев, «имея в виду основную задачу свергнуть коммунизм и помочь русскому народу воссоздать свое великое отечество» (40, 149), причем обещалась широчайшая автономия всем областям бывшей империи, населенным невеликороссами… Но тут опять насмешка истории: к тому времени, когда сменивший Деникина Врангель дозрел до подобных деклараций, петлюровская армия, разбитая сначала белыми, а потом красными, уже не представляла никакой силы. Белое движение, ища опоры, опять хваталось за пустоту.

Генерал Я. А. Слащев, долгое время возглавлявший операции белой армии против Петлюры и Махно, позднее – после жестокой обиды, нанесенной ему Врангелем (разжалование в рядовые), и амнистии советского правительства, – читая лекции в Высшей военной академии для будущих красных командиров, не без горькой самоиронии отмечал, что самонадеянность деникинского командования, решившего сразу победить всех врагов белой идеи, не могла просто так сойти с рук. То, что ставка считала ликвидацию Махно делом второстепенной важности, он полагал жесточайшей ошибкой: «Эта слепота ставки и штаба войск Новороссии была неоднократно и жестоко наказана» (70, № 9, 39). Проследим за развитием событий.

В двадцатых числах августа белые впервые начали теснить Махно в районе Помощной и Новоукраинки, но действия частей были согласованы плохо, сил для разгрома Махно – явно недостаточно – и в результате наступавшие были отбиты, потеряв бронепоезд «Непобедимый», захваченный повстанцами. Махновские «банды» в очередной раз обнаружили поразительную для тех, кто сталкивался с ними впервые, боеспособность. В эти дни в штабах белых появилась даже порожденная чувствами уязвленного самолюбия и офицерской гордости легенда, согласно которой всеми маневрами махновцев руководил некий Клейст, полковник германского генерального штаба, которого Махно заманил к себе на службу, дополняя стратегический ум германца своей жестокой, несгибаемой волей и знанием местного населения. С Клейстом благородному офицерству не стыдно было состязаться в тактике, Клейсту не стыдно было даже кое в чем уступить: лишь сознание того, что сопротивляется и совершает маневры грязное мужичье, «бандиты», – было непереносимо. Меж тем дело обстояло именно так. Хладнокровный, не склонный к мифотворчеству и самообману Слащев, командовавший 4-й дивизией, действовавшей против махновцев, бесстрастно отмечал: «Ему (Махно) надо было отдать справедливость… в умении быстро формировать и держать в руках свои части, вводя даже довольно суровую дисциплину. Поэтому столкновения с ним носили всегда серьезный характер, а его подвижность, энергия и умение вести операции давали ему целый ряд побед над встречавшимися армиями» (70, № 9, 38).

В начале сентября белые предприняли новую попытку сбить Махно с занимаемых позиций, наступая от Елисаветграда и Арбузинки, но вновь потерпели неудачу и Арбузинку потеряли. Слащев наблюдал: «Махно действовал сокрушительными налетами и крайне быстро, т. к. обстановка требовала высшей энергии и быстроты действий» (70, 39).

12 сентября: белые силами своих 4-й и 5-й дивизий и двух казацких конных полков начали новое наступление на Махно, пытаясь зайти повстанцам в тыл через занятый петлюровцами Ольвиополь. Это им удалось, так как петлюровцы, словно боясь поверить в неизбежность войны с Добровольческой армией, действовали с необыкновенной предупредительностью и, предпочитая держаться от белых на расстоянии пушечного выстрела, услужливо оставляли занимаемые ими местечки при первом же приближении славного воинства российского (одновременно, как не без оснований подозревал Слащев, они снабжали боеприпасами махновцев, хотя и те и другие старались скрыть эту связь).

Ожесточенные бои белых с махновцами продолжались неделю. «Махно дрался упорно, – пишет Слащев, – все время переходя в контратаки и действуя на тылы белых налетами своей многочисленной конницы…» (70, № 9, 40). 17 сентября Махно, теснимый с разных сторон, нащупал во фронте белых слабое место и, опрокинув 5-ю дивизию, повел наступление на Елисаветград, захватив пленных и несколько орудий. В городе началась паника, спешная эвакуация всех деникинских учреждений. Узнав, что махновцы на окраине Елисаветграда и городу «грозит неминуемая опасность быть преданным на разграбление жестоких банд», в ставке белых осознали, наконец, что дело куда серьезнее, чем предполагалось. Тогда спешно была образована так называемая «ольвиопольская группа войск», подчиненных единому командованию бывшего командира 4-й дивизии Слащева. Командир 5-й дивизии пытался возмущаться, так как он был старше чином, но обстановка была слишком серьезная, чтобы дать разгореться этим генеральским амбициям, и за несколько часов конфликт утрясли. В ночь на 19 сентября Слащев получил приказ ставки: «…спасти Елисаветград во что бы то ни стало» (70, № 9, 40).

На рассвете 19-го он двинул против Махно свою «гвардию» – Лабинский офицерский полк, численностью всего в 250 человек, но каждый из этих двухсот пятидесяти, как говорится, стоил трех. Лабинцы ударили Махно в тыл и произвели в рядах его панику. Махновцы отступили от Елисаветграда на запад, но быстро опомнились. Весь день длился упорный бой, однако попытки белых рассечь Махно надвое на линии Помощная-Новоукраинка все-таки не кончились ничем. К вечеру махновцы даже пытались контратаковать, но им во фланг вновь был брошен батальон офицерского полка, который отогнал атакующих в исходное положение.

Обе стороны выдохлись. Если махновцам не хватало боеприпасов, то белым столь же остро не хватало людей, чтобы развить операцию. Слащев пишет, что к вечеру 19 сентября обстановка сложилась такая, что белым, из-за отсутствия резервов лишенным свободы маневра, нужно было идти ва-банк: «Малейшее промедление грозило гибелью, Махно атаковал бы сам, и измотанные войска белых, имея в тылу партизанскую конницу врага, конечно бы, не выдержали» (70, № 9, 40). Можно было бы и отступить, чтобы за ночь, отлипнув от Махно, вернуть себе свободу действий. Но это означало бы сдачу Елисаветграда, разграбление (термин Слащева) города и, как понимали белые, «сигнал к восстанию» всех «тайных махновцев» в районе.

Слащев принял решение атаковать. Поскольку резервов не было и на карту ставилось все, командирам было приказано возглавить атаку и идти впереди цепей. Начавшийся с рассветом этот отчаянный приступ позиций Повстанческой армии увенчался успехом: в 8 часов утра Слащев уже отдавал приказы на станции Новоукраинка. Махновцы же, взорвав захваченный у белых бронепоезд «Непобедимый», бросив три орудия и 400 пленных, потянулись отступать дальше на запад, в стороне от железных дорог, а то и вовсе по бездорожью, чтобы затруднить преследование. Волин вспоминает это время как исключительно тяжелое для Повстанческой армии: в гигантском обозе было 8 тысяч раненых – столько же, сколько боеспособных в строю, – медикаментов не было, и люди гнили заживо, боеприпасов тоже не было, дрались махновцы отчаянно и каждодневно, но уже без надежды на победу. В этих боях были убиты очень близкие Махно люди: брат Григорий и любимый адъютант Петя Лютый. Сам Махно спал урывками, едва по три-четыре часа, не снимая гимнастерки. Посылаемые во все стороны патрули приносили сведения сплошь неутешительные: помощи ждать неоткуда, фронт ушел далеко на север. Там, на севере, прощупывались только петлюровцы. На западе тоже были петлюровцы. С юга и с востока нажимали белые. В двадцатых числах сентября белые под Уманью окончательно прижали махновцев к петлюровцам. Дальше отступать было некуда.

Тут мы вплотную подошли к одному из замечательных событий в истории Гражданской войны, которое уже потому должно возбудить наше любопытство, что историками различных «школ» оно трактуется совершенно по-разному. Скажем, сочувствующие Махно Аршинов, а вслед за ним и Александр Скирда считают сражение под Уманью поворотным событием всей войны, что, вероятно, для читателя звучит по меньшей мере странно, ибо любой читатель, хоть сколько-нибудь поднаторевший в отечественной истории за последние годы, ни о каком таком сражении не слыхивал. Что неудивительно: этот эпизод борьбы махновцев с самого начала замалчивался, чтобы не признавать за партизанами героизма и не возбуждать к ним нежелательных симпатий.

Из всех «доперестроечных» авторов лишь Лев Никулин в журнальной публикации 1941 года упоминает о неожиданном ударе, которым Повстанческая армия разгромила преследователей под Уманью, после чего совершила головокружительный по быстроте и роковой по последствиям для белых марш на родное Левобережье. Но у Никулина о сражении под Уманью упомянуто вскользь, и даже в этом коротком рассказе все так запутано, что так и непонятно, в чем, собственно, дело.

Справедливости ради отметим, что в 1922 году в журнале «Военный вестник» не кто иной, как Я. А. Слащев, из белого генерала превратившийся в преподавателя Высшей военной академии РККА, опубликовал разбор всех операций Добровольческой армии против Махно и Петлюры. Но той же справедливости ради отметим, что его публикации, хоть и не были спрятаны в спецхран, в систематическом каталоге Ленинской библиотеки отсутствовали и, таким образом, были деликатно устранены из научного обращения. Поэтому вчитаемся в Слащева: «…Махно с упорными боями отходил на Новоархангельск – Покатилово, охватываемый с двух сторон белыми…» Здесь он узнал, что одна кавалерийская бригада белых «прорвалась через его фланговые банды ему в тыл и заняла Умань между ним и Петлюрой» (70, № 9, 41–42). У Слащева неточность, кое-чего он не знал: петлюровцы стояли в Умани, и, прежде чем Махно узнал об окружении, ему удалось договориться с их властями оставить в городе несколько тысяч раненых; речь также шла как будто о том, что петлюровцы передадут повстанцам 700 тысяч винтовочных патронов, но эта сделка – очевидно, из-за прорыва белых– сорвалась, ибо в день решающего боя армии пришлось драться буквально голыми руками. В это время Культпросветотдел армии опубликовал листовку «Кто такой Петлюра?», желая отмежеваться от самостийников. Один из ответственных советских работников признался потом, что «под словами этого воззвания охотно подпишется любой коммунист» (66, 8). Но петлюровцы не реагировали на анархистские выпады своих соседей, понимая, что, пока белые занимаются Махно, их самих они не тронут. И когда казачьи полки подошли к Умани, чтобы зайти в тыл к Махно, петлюровцы без боя и без угрызений совести сдали им город, бросив и раненых, и остатки недобитой партизанской армии на произвол судьбы.

В это время, констатирует Слащев, «Махно стал сильно таять числом (из-за дезертирства), достигая своим ядром всего 6–8 тысяч человек… Боевых припасов становилось все меньше и меньше» (70, № 9, 40–42).

Разведчики, посланные Махно в разные стороны 25 сентября, подтвердили, что армия окружена. Приказ генерала Слащева предписывал корпусу белых в трехдневный срок уничтожить банды Махно, которые «полностью деморализованы, дезорганизованы, испытывают недостаток в еде и вооружении» (95, 585).

Казалось, конец близок. Дух повстанцев упал, продолжалось тихое дезертирство, остававшиеся в рядах армии готовились к гибели. Четыре месяца отступления сказывались и упадком сил, и неверием в победу.

В тот же день 25 сентября Махно внезапно объявил, что отступление закончено и настоящая война начнется завтра, 26-го. Вечером того же дня махновцы прибегли к маневру, который, если бы Слащев знал их лучше, наверняка заставил бы его насторожиться: они совершили вялую попытку прорыва на запад – безусловно обманную, но, однако, принятую за чистую монету. Казалось немыслимым, что «полностью деморализованные и дезорганизованные банды» осмелятся напасть на главные силы белых. Однако это было именно так. Махно каким-то необыкновенным своим чутьем определил, что у него есть единственный шанс спасти армию: напасть на ядро преследователей и уничтожить его.

Ночью махновская армия была двинута на восток, на главные силы Слащева под Перегоновкой. Аршинов, бывший участником событий, пишет: «Между тремя и четырьмя часами утра завязалось сражение… К восьми часам утра оно достигло высочайшего напряжения. Пулеметная стрельба превратилась в сплошной рев бури. Сам Махно со своей сотней исчез еще с ночи, пойдя в обход противнику… К 9 часам утра махновцы начали отступать… Деникинцы с разных мест подтянули основные свои силы и окатывали махновцев беспрерывными огневыми волнами. Члены штаба повстанческой армии… пошли в цепь. Исход боя решил внезапно появившийся Махно… Молча, без призывов, лишь с горящей на лице волей устремился он со своей сотней полным карьером на неприятеля и врезался в его ряды. Словно рукой сняло усталость и упадок духа у отступавших. – „Батько впереди! Батько рубится!“ – пронеслось по всей массе» (2, 140).

Плотность огня была такая, что, казалось, появление батьки и его сотни неспособно повлиять на ход сражения – вмиг всех изорвет пулями. Но Махно, к той поре уже не раз раненный, недаром снискал среди повстанцев славу «характерника» – по запорожскому поверью, казака, заговоренного от пули и от сабли. «Батькина сотня» врубилась в цепи врага. Аршинов говорил, что под пулями Махно чувствовал себя не более неуютно, чем другие люди под каплями дождя, – и в этом усматривал даже некоторую «патологию» его характера. Но он не бывал с Махно под огнем, когда все дело решает невероятная и, конечно, в мирной жизни непредставимая храбрость. Узнав своего командира, повстанцы поднялись и ударили в штыки. Пошел жестокий рукопашный бой – «рубка», как выражались махновцы.

Первый офицерский Симферопольский полк не выдержал натиска и смешался. Выстрелы, лязг железа и стоны умирающих слились в какую-то страшную музыку. Белые дрались с ожесточением – достаточно сказать, что одна из рот полка целиком состояла из немцев-колонистов, добровольно вступивших в армию, чтобы свести счеты с махновцами-«экспроприаторами», а остальные были кадровые офицеры, уверенные к тому же, что сегодня они пришли на поле боя за победой, за славой и за наградами (после «спасения» Елисаветграда, например, в полку прибавилось 109 георгиевских кавалеров). И все-таки, когда, заметив Махно, повстанцы поднялись и ударили в штыки, полк дрогнул и стал пятиться – сначала в порядке, потом беспорядочно. Вослед отступавшим Махно пустил кавалерию и за нею в прорыв бросил всю армию, которая, разделившись к вечеру на три отряда, стремительно понеслась на восток, покрывая на повозках и тачанках 100–120 километров в день. Раздавить Махно Слащеву не удалось. Блистательный партизан впервые, быть может, выиграл действительно серьезную партию, в которой ставкой, как всегда, была жизнь.

Но сколь бы ни был высок продемонстрированный класс игры, из всего вышесказанного нам ясно все же, что сражение под Перегоновкой было событием, которое в ряду крупномасштабных операций Гражданской войны – таких, как штурм Перекопа в 1920 году, или менее известных, но не менее дорого обошедшихся белым Орловско-Курской и Воронежской операций в 1919-м, – выглядит достаточно скромно. В самом деле, силы противоборствующих сторон исчислялись едва ли двумя десятками тысяч человек (6–8 у Махно и 12–15 у Слащева), потери – также, самое большее, несколькими тысячами. Известно как будто, что Махно захватил у белых 23 орудия, 100 пулеметов и 620 пленных, а белые подобрали на поле боя несколько сот раненых махновцев – и это все.

В своей оценке случившегося Слащев, проигравший бой, исходит именно из этого. И если, читая Аршинова, можно подумать, что под Перегоновкой Повстанческая армия едва ли не целиком истребила преследовавший ее белогвардейский корпус, то Слащев как раз утверждает, что главные силы не были затронуты, что речь, собственно, идет об обыкновенном прорыве из окружения, когда Махно на узком участке проломил фронт, смяв и уничтожив два белых полка, – что, конечно, трудно считать судьбоносной для истории победой.

Слащев, безусловно, стремится преуменьшить драматизм происшедшего. И как бывший командующий корпусом, и как преподаватель красной военной академии он не склонен афишировать некоторые моменты сражения и не упоминает, в частности, о том, что придуманная им для Махно «западня» не сработала, что части, поставленные в этой западне, простояли даром, хотя и слышали шум боя, и что именно по этой причине («из-за плохой связи») и погиб 1-й офицерский Симферопольский полк. Если же мы обратимся к воспоминаниям полковника Альмендигера, одного из немногих уцелевших в этом бою офицеров полка, то от холодного стратегического спокойствия Слащева не останется и следа и нам откроется полная драматизма картина гибели одного из лучших полков корпуса: «Штаб полка, 2-я рота, часть пулеметов и батарея продвинулись вперед, перешли вброд Терновку, но командир полка не стал дожидаться, пока подойдут отставшие роты, а бросился дальше, оказавшись к вечеру на Лысой горе без своего полка. Другие роты отступали под сильным нажимом махновской пехоты справа и сзади, при беспрерывных атаках кавалерии на левый фланг…

Солнце начало жечь. Махновская пехота шла вслед за нами, но она не стреляла в нас, так как, по-видимому, у нее кончились патроны, что мы немедленно почувствовали. Мы, в свою очередь, тоже почти исчерпали запас патронов. Вражеская кавалерия нас атаковала с флангов; пытаясь посеять панику, бросала гранаты, чтобы потом врубиться в наши ряды. Нам приходилось все время останавливаться и стрелять, чтобы заставить их держаться на расстоянии. Несколько человек среди наших упали и, чтобы не достаться живыми врагам, вынуждены были застрелиться. Легкораненые старались идти со здоровыми. Мы достигли реки Синюхи, но мы не знали, где брод. Река была глубокой и достаточно широкой. В конце концов некоторые из нас бросились вплавь: кто-то добрался до противоположного берега, кто-то вернулся назад. Махновская пехота остановилась неподалеку от нас. Отстреливаясь от кавалерии, мы продолжали идти вдоль берега реки в надежде отыскать брод. К счастью, жители показали нам место, где можно было переплыть реку. Из наших шести рот оставалось не более сотни людей. Мы увидели колонны, идущие нам навстречу, мы думали, что это наши: внезапно они развернулись в цепь и стали забрасывать нас гранатами… Последние 60 человек под командованием капитана Гаттенбергера, командира 2-го батальона, развернулись в цепь и попытались достигнуть ближайшего леса. Но им это не удалось. Они еще раз отбили налет кавалерии, расстреляв последние патроны, но были скошены из вражеского пулемета. Те, кто еще остался в живых, были зарублены. Капитан застрелился. Пленных не было».

Драматизм ситуации очевиден, но из этого отрывка не следует, что это отчаянное сражение действительно повлияло на ход Гражданской войны. Это был бой, беспощадный и жестокий, скажем мы, каких было множество. Тем не менее Аршинов настаивает: «Честь поражения контрреволюции (на Украине) принадлежит махновцам» (2, 144). Какие, собственно говоря, есть у него для этого основания? На этот вопрос требуется дать недвусмысленный ответ. И ответ этот единственный: все, что произошло вслед за боем под Перегоновкой, свидетельствует о том, что роль Махно в разгроме Деникина нам действительно неведома. Вероятно, сегодня нельзя уже оценить урон, который махновцы, в самый разгар драки белых с красными, нанесли деникинцам: слишком мало этот вопрос исследован, слишком много свидетельств утрачено или погребено под спудом. Но факт остается фактом: махновщина оказалась чем-то вроде скоротечной и беспощадной болезни, которая в полтора месяца полностью разложила белогвардейский тыл, и, когда в конце 1919 года в излучине Днепра от Екатеринослава до Александровска с севера на юг и до Кривого Рога на запад разрослась махновская советская «республика», по площади примерно равная европейскому тихому герцогству Люксембург, – белые вынуждены были затрачивать на борьбу с этой заразой едва ли не половину своих сил. Все это заставляет смотреть на сражение под Перегоновкой в несколько ином свете.

Москва ничего не знала о событиях под Уманью; она еще только оправилась от рейдов конницы Мамонтова и Шкуро, когда уже соседнюю с Московской Тульскую губернию объявили на военном положении; Москва была потрясена взрывом в Леонтьевском переулке, организованным в Московском городском комитете партии большевиков «анархистами подполья», чтобы убить Ленина: взрыв прогремел 25-го, а 26-го, когда махновцы рубились под Перегоновкой, еще извлекали из-под развалин трупы.

И хотя ни красная столица, ни деникинская ставка действительно не знали о том, что под селом Перегоновка горстка отчаянных партизан прорубила себе клинками путь к свободе, мы можем с уверенностью утверждать, что в гигантском механизме Гражданской войны стронулось что-то: закрутилось маленькое колесико, увлекая своими шестеренками к движению колеса большего масштаба, колеса медленного, но неотвратимого хода.

Современный французский историк Александр Скирда, украинские корни которого невольно заставляют его идеализировать повстанцев в духе запорожского казачества (второе издание своей монографии о Махно он так и назвал – «Казаки свободы»), в главке, посвященной прорыву махновцев из-под Умани, приводит редкие воспоминания белогвардейского офицера Саковича, которые в русле последующих событий звучат как зловещее пророчество. Сакович был из числа офицеров того самого «засадного полка», который Слащев приготовил на погибель Махно, но так и не ввел в бой. Сакович томился ожиданием; он слышал интенсивную стрельбу в течение некоторого времени, потом все стихло; он ощутил, что произошло что-то очень важное:

«В небе, покрытом осенними облачками, плавали последние дымы шрапнельных разрывов, потом… все смолкло. Все мы, строевые офицеры, почувствовали, что случилось нечто трагическое, хотя никто не представлял себе масштабов несчастья, которое нас постигло. Никто из нас не знал, что именно в этот момент великая Россия проиграла войну. „Это конец…“ – сказал я, сам не зная почему, лейтенанту Розову, который стоял рядом со мной. „Это конец…“ – подтвердил он с мрачным видом» (94, 177).

Ясно, что Сакович написал эти строки, зная о катастрофе, постигшей деникинцев впоследствии. Ясно также, что пророческая фраза «это конец», повторенная дважды, и для Саковича, и для Александра Скирда – не более чем литературный прием. Хладнокровный Слащев в своих лекциях более сдержан: «При энергичном преследовании дни его (Махно) были бы сочтены» (70, № 9, 43). Прекрасно. Но что происходит дальше? А дальше происходит нечто почти неправдоподобное: штаб войск Новороссии приостанавливает преследование Махно и ввязывает корпус Слащева в упорные и длительные бои с Петлюрой, час которого, наконец, пробил. Поистине, нельзя себе представить решения более нелепого! В голый тыл рвется на тачанках 3,5 тысячи (по другим данным – до 7 тысяч) на все готовых партизан, «бандитов», доказавших свое боевое упрямство в ходе боев, непрекращающихся каждодневно более месяца, – и вдруг такое легкомыслие! Против Махно поручено действовать уже не Слащеву, а командиру Таганрогского полка\ Через две недели этот полк если и не был смешан с черноземом Повстанческой армией, вновь вобравшей в свои ряды тысячи человек, то уж, во всяком случае, не представлял для нее никакой опасности. Слащев по этому поводу едко замечает, что в работе главного штаба его, как боевого офицера, поражала бессистемность, «какое-то пренебрежение к противнику, когда он отходит, и невероятная нервность, когда он опять зашевелится» (70, № 9, 43). Воистину, Господь ослепляет тех, кого хочет наказать.

Всеволод Волин, вместе с Повстанческой армией вырвавшийся из белого кольца, приняв нелегкое для анархиста-теоретика боевое крещение, пытается припомнить первую ночь после прорыва, когда махновцы верхами и на тачанках без продыху шли на восток. О, то не была тихая украинская ночь по Гоголю! Ночь дрожала от стука копыт, всадники неслись по дороге, усеянной трупами порубанных, пострелянных людей, раздетых до белья, а то и донага (и в этой спешке успевали раздевать поверженных врагов, чтобы поменять обветшавшее обмундирование). Луна освещала изуродованные трупы: у кого-то отрублена рука, у кого-то – голова… Волин думает: «Вот чем были бы мы все в этот час, если бы победили они… Что это – судьба? Случайность? Правосудие?» (95, 589).

Чем бы ни было случившееся, то, что ждало махновцев в последующие дни, было почти невероятно и напоминало сон: они не встречали никакого сопротивления… Волин не может определить состояние деникинцев иначе как «тыловая летаргия»: «Впечатление было такое, будто мы ворвались в заколдованное царство спящей красавицы. Никто не знал о событиях под Уманью, о прорыве махновцев» (95, 589). Да, правду сказать, если бы и знал, оказывать сопротивление было некому. Оперсводка махновского штаба, несмотря на сквозящее в ней самодовольство, проникнута также глубоким недоумением: «Поле усеяно трупами и погонами от Умани до Кривого Рога. Кривой Рог и Долинская оставлены противником без боя… Разведка наша, посланная по направлению Александровска, Пятихатки и Екатеринослава, противника не обнаружила» (40, 86). Тыловые гарнизоны деникинцев были ничтожно малы: в Кривом Роге было только 50 человек госстражи, которые, конечно, не принимая никакого боя, в ужасе бежали, едва тачанки махновцев загрохотали по мостовым города. Над Днепром от Николаева до Херсона войск не было никаких; в Херсоне – не больше 150 офицеров. Екатеринославский губернатор, не смущаясь столь малой численностью гарнизона, призывал к борьбе с махновцами – ввиду малого их количества – местное население, под махновцами, очевидно, подразумевая просто строптивых крестьян да скрывавшихся в лесу отставших партизан и красноармейцев. Всего за несколько дней до занятия Екатеринослава махновцами этот человек клятвенно уверял, что городу ничего не угрожает со стороны… петлюровцев!

Последствия подобного легкомыслия разразились чудовищной катастрофой: пройдя в десять дней около 600 верст, махновцы один за другим берут города – Кривой Рог, Александровск, Никополь. С каждым днем Повстанческая армия пополняется людьми и вооружением. 6 октября Махно отдает приказ наступать на юг: через пять дней у белых отбито Гуляй-Поле, захвачен на один день Мариуполь, взят Бердянск – один из главных портов, через которые шло снабжение деникинской армии. Перерезаны все железные дороги, разгромлены артиллерийские склады… Читатель, который не сочтет за труд взглянуть на карту, убедится, что оперативное пространство Повстанческой армии исчислялось в это время десятками тысяч квадратных километров. Что творилось на этой территории, мы, конечно, представить себе не можем: в который раз обиженные и обидчики менялись местами, в который раз в каждом селе, в каждом прежде сонном, заросшем лопухами и вишнею местечке во имя гуманности, справедливости и свободы, словно ягодный сок, лилась кровь… Вновь, как осенью 1918 года, вздыбилась деревня – но уж теперь не надо было партизанам-поджигателям нагнетать обстановку: теперь каждый и сам знал в лицо врага своего.

В книге «Неизвестная революция» Волин, избранный председателем Реввоенсовета Повстанческой армии, не без сочувствия, хотя и с заметным при внимательном чтении замешательством, описывает сцену расправы крестьян над священником, который в свое время выдал деникинцам список смутьянов (как человек, Волин не чужд некоторых моральных предрассудков, но как интеллигент, взрастивший в себе анархическое мировоззрение, он всячески пытается их изжить, индульгируя себя волею «масс»). Однако, как бы в реальности ни обстояло дело, сегодня эту подробно описанную сцену нельзя читать без некоторого душевного трепета, представив себя на месте жертвы. Дело в том, что если большевики упразднили суд присяжных как «буржуазное» заведение, заменив его «тройками» быстро сыскавшихся фанатиков «революционного правосознания», то декларацией Реввоенсовета Повстанческой армии всякий суд, как репрессивное орудие эксплуататорских классов, был, в духе анархического учения, отменен в принципе, как институт: «Истинное правосудие должно быть не организованным, но живым, свободным, творческим актом общежития» (85, 48). Практически это означало низведение правосудия до уровня товарищеского суда или – что, возможно, представляет собой более достоверную аналогию – суда Линча, который, вне всякого сомнения, является самым что ни на есть «живым, свободным, творческим актом общежития» для всех, кто принимает в нем участие. И если Франц Кафка в «Процессе» ужасается более всего той бесчеловечности, машинное™, в которую в цивилизованном мире превращено судебное производство (именно производство: слов, параграфов, бумаг, перед которыми, как перед бесчисленными дверьми бесконечных чиновничьих кабинетов, человек оказывается совершенно бессилен), то Волин, сам того не желая, выдает нам ужас прямо противоположного, человеческого, неравнодушного подхода к правосудию.

Заняв одну из деревень, махновцы узнали, что местный священник передал властям список из 40 человек, сочувствующих махновцам. Все они были расстреляны. Выяснив, что крестьяне говорят правду (аргумент, способный растрогать любого юриста), партизаны отправились искать попа. Далее Волин пишет: дома его не оказалось. Кто-то сказал, что он прячется в церкви. Но на двери снаружи висел замок. Замок, поколебавшись, сорвали (ибо возникли подозрения, что навесил его, спасая священника, маленький пономарь). В церкви никого не было, но ворвавшиеся обнаружили ночной горшок, уже использованный по назначению, и запас еды. Гремя оружием, несколько человек полезли на колокольню. Люди, наблюдавшие за происходящим с площади, видели, как с колокольни на крышу церкви выбрался человек в черной рясе и в ужасе закричал: «Братцы! Братцы! Я ничего не делал! Я ничего не делал! Братцы, помилуйте, братцы…»

Его схватили за рясу и стащили вниз, приволокли «по случайности», как пишет Волин, во двор к крестьянину, где остановилась махновская секция пропаганды. Тут же был устроен народный суд. Анархисты, следуя правилу не навязывать собственного мнения, не вмешивались, а только (не без скрытого удовольствия?) наблюдали. Поп был молод, с длинными волосами цвета соломы, очень напуган.

– Ну, – кричали попу, – что ты теперь скажешь, проходимец? Пришла расплата! Прощайся с жизнью и моли своего Бога…

– Братцы, братцы, – повторял поп, дрожа. – Я невиновен, невиновен, я ничего не делал, братцы…

– Как ничего не сделал? – раздались голоса. – А не ты, что ли, выдал Ивана, Петра, Серегу-горбуна и других? Разве не ты составил список? Хочешь, пойдем на кладбище, к их могиле. Или ты хочешь, чтобы мы в полицейском участке разыскали твои доносы?

Поп упал на колени, лицо его покрылось потом:

– Братцы, пощадите, я ничего не сделал…

На коленях священник подполз к молодой анархистке из секции пропаганды и, поцеловав ее платье, взмолился:

– Сестрица, заступись за меня… Я невиновен… Спаси меня, сестрица…

– А что я могу сделать для тебя? – ответила она. – Если ты невиновен – защищайся… Эти люди – не дикие звери. Если ты невиновен, никто не причинит тебе зла. Но если виноват, то что я могу сделать?

Какой-то повстанец на коне въехал во двор и, сквозь толпу пробравшись к попу, принялся хлестать его плеткой, при каждом ударе приговаривая:

– Не будешь обманывать народ! Не будешь обманывать народ!

– Хватит, товарищ, – сказал Волин мягко. – Не надо все же его мучить…

В этот момент другой повстанец приблизился к попу:

– А ну, подымайся! Довольно ломаться! Вставай! Приговоренный больше не кричал. Очень бледный, едва ли сознавая, что происходит, он встал. Взгляд его скользил поверх голов, губы шептали что-то неразличимое.

Повстанец, взявший на себя судейские функции, спросил:

– Есть кто-нибудь, кто хочет защитить этого человека? Кто-нибудь сомневается в его виновности?

Никто не пошевелился.

Повстанец рванул попа и внезапно задрал ему рясу:

– Шикарная ткань… из нее выйдет отличное черное знамя, а то наше поистрепалось…

Осужденный покорился. Он встал на колени и, сложив молитвенно руки, стал читать молитву: «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…»

Двое повстанцев встали позади обреченного и, достав револьверы, несколько раз выстрелили ему в спину.

Предатель упал. Все было кончено (95, 591–593).

Для человека, имеющего отношение к юриспруденции, каждая строка этого описания поистине вопиюща. Мы, однако, воздержимся от комментариев: все-таки Волин, сам того не желая, изобразил сцену «народного суда» достаточно красноречиво, чтобы ужаснуться ей и у человека со здоровыми инстинктами вызвать жалость к жертве. Забавнее всего, что сам-то он преследовал цель прямо противоположную: рассказать революционным кругам Европы, да и вообще запутавшемуся в либерализме человечеству, как славненько получалось у анархистов в 1919 году решать вопросы правосудия. Не удержась, замечу, что убивают попа, виновность которого нельзя все же считать до конца установленной, не крестьяне, а два повстанца, которые уже вкусили крови и, жаждая ее вновь, проделывают всяческие вещи, чтобы гибель несчастного ускорить: хлещут его плеткой, заводя толпу, а потом волевым решением отправляют его-таки в мир иной.

Партизаны, совсем еще недавно не знавшие, удастся ли им выбраться из смертельного кольца преследователей и встретить восход нового дня, теперь чувствовали себя в деникинском тылу настолько полновластными хозяевами, что даже Махно – командующий всей армией, человек, действительно обладавший властью и силой, – мог расслабиться и исключительно удовольствия ради позволял себе забавы в духе раннего повстанчества с переодеванием, буффонадой, амикошонством и шампанским, которые неизменно заканчивались кровавой резней и собственноручной расправой с «врагами». Волин упоминает, как Махно с компанией старых друзей, переодетых в форму деникинских офицеров, приехал в имение помещика, известного как «крайний реакционер» и палач крестьян. Хозяин принял их с необыкновенным радушием и оставил на ночлег.

Нет, он не был зарезан ночью в постели: этак в пьесе не хватило бы перцу. Лишь на другой день, после завтрака с дорогими винами и ликерами, во время которого хозяин, поощряемый улыбками гостей, провозглашал тосты за здоровье Деникина и проклинал «махновских бандитов», лишь после того, как, совсем растрогавшись, помещик продемонстрировал гостям свой арсенал и непримиримую готовность к обороне, его неожиданно охолодили. Махно называет свое имя: «Пора платить…» Помещик, его верные слуги и друзья-офицеры убиты на месте… Кажется, будто вновь замелькали знакомые уже кадры хроники 1918 года…

Впрочем, неизвестно еще, когда ожесточение было большим. Наталья Сухогорская, до конца Гражданской войны вынужденная быть свидетелем творившихся на Украине ужасов, пишет, что возвращение Махно в Гуляй-Поле было поистине страшно. Ее откровение начинается рассказом о некоем белогвардейском прапорщике, оказавшемся расквартированным по соседству с нею: молодой офицер не мог удержаться от мальчишеского бахвальства и, как мог, утешал интеллигентную соседку тем, что белые необыкновенно устойчивы и никогда больше не отступят… Бедный юноша, конечно, и сам верил в это. А назавтра после разговора с соседкой, в 5 часов утра, когда сон так сладок, его выволокли из постели на утренний холодок, на расстрел, ворвавшиеся в село махновцы.

Богатых и ненавистных убивали; девушек, осмелившихся гулять с белыми, тоже убивали. «Нередко натыкались люди в своих дворах на части человеческого тела, принесенные собаками (значит, „рубали“ где-то за околицей. – В. Г.). Собаки сделались бичом села. Питаясь трупами убитых, они обратились в диких зверей… как волки, нападали по ночам на свиней, пожирали их, а люди не смели даже выйти из хаты. Оружие было ведь у всех отобрано…»

…Чем более проходит времени, тем труднее и тем ненужнее быть в истории судьею. Не будь на то причин, не загорелось бы снова в тылу у белых свирепое, как пламя, крестьянское восстание, охватывая, помимо исконно «махновских», и соседние губернии. Но и жестокости восставших оправдывать я не могу, считая, более того, что не мое это дело – оправдывать. Поэтому вернемся к фактам.

Ввиду того что силы Махно стали угрожать непосредственно деникинской ставке Таганрогу, от которого Махно был в ста верстах, в то время как деникинцы находились втрое дальше от Москвы, белые подтянули сюда крупные силы, в надежде все же как-то перекрыть истечение крови, образовавшееся вследствие разрыва партизанской гранаты буквально у них в животе. Им удалось добиться частичного успеха, но «накрыть» главные силы Махно на Левобережье они все же не смогли, и, хотя казаки, как утверждают, как-то раз захватили даже батькин обоз, операции против него напоминали перекатывание лужицы ртути на полу: чувствуя давление с одной стороны, махновцы текли в другую, бросали Мариуполь, захватывали Синельниково, Павлоград, уходили оттуда, появлялись в другом месте.

В это время Махно с главными силами вернулся на правый берег «и, в буквальном смысле слова разметав (термин Слащева. – В. Г.) в разные стороны войска начальника обороны Екатеринослава, овладел этим городом с налета… После этого екатеринославского боя начальник его района был смещен ставкой, а (белые) части остались пассивно стоять против Екатеринослава. Махно не беспокоил стоящих за Днепром, а занялся овладением района» (70, № 9, 41).

Правда, на родном левом берегу Днепра дело закончилось для махновцев поражением. В октябре в результате пятидневных боев под Волновахой с резервами Терской и Чеченской дивизий партизаны были разбиты и, еще некоторое время порейдовав в «пустотах» белого тыла, вынуждены были в конце концов уйти за Днепр и даже бросить Александровск. К середине ноября, когда белые начали планомерные операции против Махно, от повстанцев был очищен весь левый берег.

А. И.Деникин так комментирует эти события: «Положение становилось грозным и требовало мер исключительных. Для подавления восстания пришлось, невзирая на серьезное положение фронта, снимать с него части и использовать все резервы. В районе Волновахи сосредоточены были Терская и Чеченская дивизии и бригада донцов. Общее командование этими силами было поручено генералу Ревишину, который 13 (26) октября перешел в наступление на всем фронте. Наши войска в течение месяца наносили удар за ударом махновским бандам, которые несли огромные потери и вновь пополнялись, распылялись и воскресали, но все же катились неизбежно к Днепру. Здесь у никопольской и кичкасской переправ, куда стекались волны повстанцев в надежде прорваться на правый берег, они тысячами встречали смерть…» (17, 234–235).

Сколько же трупов обрамило кичкасский мост с тех пор, как впервые Махно с отрядом своих «черногвардейцев» решился разоружать здесь идущие с фронта казацкие эшелоны?

Справедливости ради стоит отметить, что в современных все чаще используют не рубку, а резку металла, либо газом, либо отрезным инструментом (шлифовальная машина с отрезным кругом, во многих местностях она называется “болгарка ”).

С помощью рубки заготовку разделяют на необходимое количество элементов будущего изделия. Инструменты, предназначенные для рубки делятся на: , кувалду и кузнечный топор, что предполагает три разных приема для процесса рубки. Способ зависит от совокупности инструментов:

• - кузнечным топором (зубилом) на наковальне,
• - кузнечным топором (зубилом) на подсечке,
• - ручником на подсечке.

Техника безопасности, да и здравый смысл обязывают прикрыть лицо наковальни стальным листом, бывают случаи, когда рубку удобнее выполнять на боковой поверхности наковальни при этом зажав заготовку в , но не исключено произведение рубки на горизонтальной поверхности.

Предварительно нагретый докрасна материал имеет вязкую структуру и затрудняет продвижение инструмента. Тонкость работы в этом случае заключается в погружении инструмента в металл на 2/3 толщины материала, а разрубают заготовку после поворота на 180°.

Из-за возможности повредить инструмент об наличник наковальни заготовку не разрубают насквозь.

Если толщина заготовки превышает средние размеры, то её следует рубить топором с четырех сторон, поворачивая при этом на 90° после каждого удара.

От молотобойца потребуются очень сильные удары по обуху топора или задку кузнечного зубила при работе на наковальне. Вследствие длительного контакта рубящего инструмента с горячим металлом лезвие отпускается, поэтому время от времени рабочую часть инструмента охлаждают.

Для того чтоб облегчить рубку применяют подсечку(подкладной инструмент- с одной стороны квадрат, который вставляется в квадратное отверстие наковальни, с другой- зубило). Заготовку необходимо разместить на острие подсечки, но сначала в отверстие у пирамидального хвоста наковальни вставляют хвостовик. Лезвие топора или зубила размещают, таким образом, чтоб оно оказалось сверху заготовки, но при этом было немного смещено к острию подсечки. Молотобоец должен нанести кувалдой сильный удар по задней части топора или зубила. Для предупреждения повреждения инструмента металл тоже обязательно не разрубают до конца, когда рубят на подсечке с единственным отличием, что заготовку не надо переворачивать.

Рубку лучше всего выполнять ручником, ведь работа с топором или зубилом предполагает помощь в данном случае. Как вариант, рубку можно отработать на подсечке. По лежащей на острие подсечки заготовке надо ударить ручником так, чтоб прорубить её на 2/3 своей толщины. После проделанной процедуры заготовку следует перевернуть и разрубить сильным ударом ручника.

Продолжение следует…

Осудить его или даже дать реальный срок заключения с отбыванием в лагере?

Безусловно, могут и это осуществляется!

Знаю ли я о реальных фактах судимостей вальщиков леса, которым дали реальный срок отбывания в колонии?

Да, знаю. У нас, например, последний случай произошел не так давно – около 8 месяцев назад, вальщика леса приговорили к 2 годам лишения свободы общего режима реального срока. Работал он на официальной лесосеке выборочных рубок с разрешительными документами. Родственники осужденного, которые были у него на «свиданке», рассказывали о шоке, который до сих пор испытывает вальщик, он пребывает в полной растерянности и не может до конца осознать, за что его осудили! Вот такая очередная сломанная судьба!

Подобные примеры с уголовными обвинениями относительно рядовых лесорубов в наше время уже не редкость. В советское время «уголовку» за незаконную рубку не заводили и, тем более, никого не сажали за решетку – только штрафы! Сегодня, наказания, в виде условных сроков, как обвинители, так и судьи пытаются избежать и ужесточить реальными сроками заключения в отношении лесорубов, если нарушения имеют достаточно серьезные последствия. Однако насколько высока и насколько выражена степень вины обвиняемого? Чем она обосновывается? Законно и справедливо ли наказание судимостью в отношении лесоруба?

Для начала необходимо разобраться по какой причине привлекают лесоруба, да и вообще – в чем его обвиняют?

Обвинения

Думаю, про « », когда лес банально воруют без всяких разрешительных документов, объяснять никому из читателей ничего не надо, так как это мы обсуждали в более ранних публикациях на блоге. В таком случае лесорубы, без всякого сомнения, виновны и заслуживают наказания.

Иное дело обстоит, когда осваивает лесосеку на законных основаниях с наличием разрешительных документов, в этом случае при выявлении серьезных нарушений лесорубов могут привлечь к следственным мероприятиям. Есть ли вина лесоруба или нет в обнаруженных нарушениях, определит следствие.

Рядовым лесорубам необходимо уяснить, что вся ответственность за рубку полностью возлагается на собственника (арендатора) лесного участка, где происходит лесозаготовка. Это прописано в федеральном законе, в частности, в договоре аренды. Все, что осваивается в границах лесосеки, арендатор обязан контролировать на протяжении всей рубки и пресекать нарушения правил заготовки древесины. Как он это будет делать, в законодательстве не прописано, да и «закону» на это «пофиг», но решения многим заготовщикам известны: нанимай мастера по лесозаготовке, который будет ежедневно контролировать все процессы рубки или возлагай обязанности на бригадира-лесоруба. Но все это должно быть оформлено юридически по договору. Либо самому владельцу лесного участка необходимо регулярно присутствовать на делянке во время заготовки леса и контролировать, если он, конечно, сам является специалистом в этой сфере. Разумеется, если у арендатора леса работает подрядчик на услугах, то соответствующие договора, в том числе и по правилам заготовки древесины, должны быть юридически оформлены. Однако и в этом случае, арендатор обязан контролировать процесс рубки и заготовки древесины на своем участке. Если владелец леса (арендатор) не пресек нарушения, и они уже возникли (неважно по каким причинам), то отвечать за них ему все равно придётся!

Но за что же могут привлечь вальщика леса?

Вальщика леса могут привлечь только за те незаконные действия, в которых он сам признает свою вину!!! Стоит ли признавать их вальщику? Здесь есть немало нюансов, но об этом мы поговорим чуть позже в этой статье...

Завизирная рубка

Ранее я говорил, что владелец леса обязан контролировать рубку. И не только осваиваемую площадь в границах лесосеки, как я писал выше, но и за пределами таковой, так как это тоже его владения.

А кто виноват в случае «завизирной» рубки?

Вальщик леса, который является непосредственным исполнителем?

Или владелец леса, который обязан контролировать рубку?

Для начала давайте рассмотрим, почему эта визирная рубка возникает, так как данные мотивы, на которые впоследствии ссылаются виновники происшествия, все равно выявляются и поднимаются в прениях.

«Завизирная» рубка, которая уже является незаконной, может возникнуть по различным причинам:

• непрофессионализм и халатность вальщика леса;
• умысел вальщика леса;
• отсутствие визирных затесок или иных отметок границ лесосеки;
• приказ непосредственного начальника.

Непрофессионализм вальщика леса, в первом пункте , подразумевает собой отсутствие надлежащего опыта в своей специальности. Причем с навыками у этого вальщика может быть, дела обстоят и неплохо, но опыта – никакого! Технология рубки плохим специалистом не соблюдается. Такой вальщик теряется в границах лесосеки или не распознает их.

Что касается халатности, то такой просто относится к своей работе и к своим обязанностям несерьезно и игнорирует многие элементарные, но важные моменты в своей специальности. Я уже писал ранее в других публикациях, что вальщик перед началом рубки обязан пройти все границы лесосеки – отбойные визиры и при необходимости обновить их. Я всегда так делал, не считая некоторых случаев первых лет, когда постигал азы вальщика леса. Необходимо взять топор и при обходе границ делянки, которую вам показывает мастер леса или лесник, обновить визирные отбойные затески, настолько отчетливо, насколько это необходимо именно вам. Этому я приучил и своих вальщиков леса во всех бригадах. Да, отводильщики обязаны отчетливо обозначить визирную линию, а при сплошных рубках даже прорубать коридоры, срубая все деревья до 16см включительно, даже если границы впоследствии будут отмечены краской или лентой, но на практике, как мы знаем, это редко происходит. Опытный вальщик способен распознать даже плохо размеченный «отбойник», когда приближается к нему по технологическому коридору. Проблема заключается в том, что при выявлении завизирной рубки, доказать следствию то, что граничные затески были плохо отмечены будет достаточно проблематично.

Второй пункт – умысел. Вальщик осознанно залез за границу лесосеки, дабы пополнить объем кубатуры. В данном случае исполнитель руководствуется дерзостью и риском, которыми движет банальная алчность в финансовом доходе. Как правило, подобная картина наблюдается на отдаленных, заболоченных участках, в надежде, что инспектор не отследит данный факт преступления. В случае обвинения в свой адрес вальщик никогда не сознается в умысле, а скорее всего, будет ссылаться на халатность.

По третьему пункту . Границы лесосеки обязаны быть отмечены. Случается так, что направление визира, в какой-то его отдельной протяженной части, совпадает с пустотами, с отсутствием растительности древесных насаждений, подроста и подлеска. Такой своеобразный протяженный «коридор», схожий с квартальной просекой. Тот, кто производит отвод делянки, обязан отметить визир необходимыми ориентирами. Это могут быть обычные «вешки», либо «вешки», отмеченные цветными яркими повязками, краской. На практике отводильщик пренебрегает данными методами и в результате лесорубы пересекают границу лесосеки и вырубают деревья уже за её пределами, что является наказуемым нарушением.

Нередко отбойные затески отмечаются крайне плохо, и они малозаметны, в частности на березах, когда кора полностью не отделяется топором от ствола, возвращается «в исходное положение» и она закрывает полный обзор отметины на расстоянии. Зимой положение усугубляется тем, что затеска маскируется налипшим снегом, где она надежно крепится на зарубленной березовой коре. При плохом качестве визирной отбойной линии, вальщик неизбежно «уходит» «за визир».

Еще один нюанс некачественных граничных затесок состоит в следующем. Отбойные визиры наносятся затесками с трёх сторон: одна – с лицевой, по ходу движения визира; другая – со стороны лесосеки и третья – с противоположной стороны ходовой линии визира. Некоторые отводильщики производят лишь две затески, игнорируя затеску со стороны лесосеки. Однако, на выборочных рубках, где все технологические коридоры отмечаются затесками с двух сторон – лицевой и противоположной, можно спутать отбойнийный (граничный) визир с технологическим (вспомогательным) визиром и уйти за границу лесосеки.

Четвертый пункт нарушений – когда вышедолжностное лицо дает указание вальщику леса на завизирную рубку, не является редкостью. Лесорубам, начальник мотивирует некое «добро на рубку» от лесника, мол, «все схвачено» и будет в будущем оформлено без нарушений. Чем сам руководствуется этот «горе-начальник», непонятно! Возможно в лесных делах он лишь новичок, либо долбо..б . Из-за таких руководителей впоследствии страдают лесорубы и попадают «за решётку»!

Рубки промежуточного пользования

К данным рубкам относятся выборочные рубки главного пользования и рубки ухода: проходные и прореживание. Именно на рубках промежуточного пользования чаще всего выявляются нарушения и чаще всего привлекают к уголовным делам лесорубов. Если на ПРХ и ПРЖ, где все вырубаемые деревья должны быть отмечены, лесорубу еще можно «выкрутиться» «без потери большой крови» в случае обвинения в нарушениях и уйти от уголовного преследования, то на выборочных рубках без предварительного клеймения, вальщику будет очень затруднительно избежать уголовной статьи.

Во многих регионах нелегально практикуется метод рубок ухода и выборочных рубок без отбора деревьев в рубку – без клеймения. И в этом даже нет вины владельца леса (арендатора) и уж тем более простых лесорубов! Всю вину можно возложить на политику нынешних лесных отделов, которая сложилась на основе практики предыдущих владельцев – лесхозов, когда в анархические 90-ые годы масштабно проводились «рубки дохода». С приближением радикальных мер, после вступления в силу и его уже 40-кратного изменения, лесные отделы не удосужились «провести реформы» среди «своих подчиненных» – арендаторов, в виде наставлений, предостережений, надзоре и контроле. Многие лесозаготовители до сих пор пользуются своим арендным лесным участком по старой практике – отводят по материалам лесоустройства и клеймят корневища после рубки, истинно не подозревая о горьких последствиях. Потом при проверке лесосек федерального или областного значения, все дальнейшие действия их шокируют – «как снег на голову».

Шокирует это и рядовых лесорубов. Однако никаких договоров аренды они не подписывали и с законами не ознакомлялись. Переаттестацию у старых опытных вальщиков вряд ли кто проводил – не было повода! А молодые вальщики с наличием « », которые только устроились к работодателю, в суть не успели вникнуть, к тому же более опытные коллеги их успели ввести в заблуждение, обрисовав «местные порядки».

На практике картина выгляди следующим образом. Есть рубки ухода, проходные. Никаких волоков не намечено и никаких клеймений тоже нет, а работодатель требует рубить. Лесорубы рубят. При проверке надзорных органов выясняется, что интенсивность рубки оказалась выше, соответственно – переруб. Так как отбор деревьев в рубку (перечёт деревьев) не проводился, то, следовательно, инкриминируется вдобавок еще и подмена породы (не соответствующий породный состав), т.е. деревья, объем которых не сходится с задекларируемыми данными. Это незаконная рубка и, следовательно, уголовная статья.

Выборочные рубки без предварительного клеймения , как правило, назначают на значительных площадях. На этом виде рубок дела обстоят несколько плачевней для вальщика леса при выявлении нарушений. Технологические волока также должны быть намечены и учтены лесником, однако выборка деревьев с пасек осуществляется на усмотрение вальщика леса. Риск переруба и нарушений в выборке породного состава достаточно высокий.

Что делать и как быть

Как я уже говорил, за все нарушения при лесозаготовке отвечает его непосредственный владелец (арендатор). Если лесоруб (вальщик леса) и владелец леса (арендатор) станут «бодаться» во время следствия при возбуждении уголовного дела, то при равноценных сильных защитниках (адвокатах) все шансы оправдать себя будут на стороне вальщика леса. Причем вальщик леса будет оправдан во всех вышеперечисленных мной видах нарушений, будь то даже завизирная рубка, которую вальщик совершил с умыслом. Главное, чтобы линия защиты вальщика была построена именно на пунктах обязанностей арендатора леса – контроле и пресечении незаконных рубок в его владениях лесным участком. Основная и главная причина, по которой лесоруб не сможет себя оправдать – это отсутствие средств на сильного защитника (адвоката). Даже заплатить штраф и возместить ущерб государству в случае обвинения, что является смягчающим обстоятельством, лесоруб не в состоянии. Отсюда все плачевные вытекающие – судимость.

Что же делать вальщику и как быть при возбуждении в отношении его уголовного дела?

На практике, когда заводят уголовное дело о незаконной рубке, комплексную бригаду в обязательном порядке допрашивает дознаватель. Если выявляется завизирная рубка, то на допросе вальщик в большинстве подобных случаев признает свою вину, ссылаясь на невнимательность, усталость или отсутствие визира. В таких моментах следователь не будет разбираться, так как для него это «абстрактные» аргументы, да и задача его не оправдать кого-то, а наоборот – наказать. Если вы признаете факт нарушения и причастность к этому нарушению, то линия обвинения может быть направлена против вас – вальщика. А преступные эти мотивы или нет, будет разбираться судья!

Более дерзкий и «умный» вальщик на допросе будет отрицать умышленную завизирную рубку, и систематически будет ссылаться на то, что его не проконтролировали должностные лица и не предупредили о возможных нарушениях. «Да» – скажет вальщик, – «я залез за визир, я устал, я не видел затески, но если бы мастер леса, который обязан быть на лесосеке и пресекать незаконные действия вовремя меня оповестил о возможном нарушении, то совершил бы я завизирную рубку? Конечно, нет!». А раз отсутствовал контролирующий специалист, значит, приветствуется свободные действия лесорубов на лесосеке. В данном контексте получится, что вальщика спровоцировали на данные деяния сами работодатели, так как обладают более весомыми полномочиями. Иными словами, «фигулярно выражаясь» – вынудили совершить незаконную рубку. Как бы это конфузно не звучало, но таким образом можно перевалить всю вину на работодателя (владельца леса). Вопросы лишь встают о нравственных поступках – о человечности и справедливости: если вальщик совершил умышленно незаконную рубку, то он оклеветал человека, обрек на моральные и материально-финансовые потери, «обеспечил» судимость (условную или реальную).

Отрицания своей вины также может сыграть негативную роль вальщика в следственном и судебном процессах. Если у лесоруба нет сильной защиты в лице адвоката (а её, как правило, нет), и нет веских аргументов, то линия защиты владельца леса добьётся вины исполнителя преступления – т.е. вальщика. Здесь стоит отметить, что многое зависит от профессионализма и желания следователя, который ведет дело. В большинстве случаев «следаки» заинтересованы в быстром и «красивом» расследовании, а не в истине. Иной раз, чтобы облегчить свою учесть, вальщику приходится признавать вину, идти на сделку со следствием на так называемый «особый порядок», который будет учитываться на суде как смягчающее обстоятельство. Этот «особый порядок» в высокой степени позволяет вальщику избежать реального срока и заменяет его на условный срок наказания. Поэтому, чтобы избежать нарушений и уголовных дел в отношении себя, очень важно, вальщику леса, соблюдать правила заготовки древесины, соблюдать технологию рубки, знать границы делянки.

В границах лесосеки при всех видах рубки доказать свою невиновность лесорубам гораздо легче, при условии, что они не будут играть со следствием в «кошки-мышки». Хотя обстоятельства зачастую складываются так, что лесорубам приходится волей-неволей принимать участие в «закулисных играх» своих работодателей. Однако, кто виноват в возникновении незаконных рубок – государство или лесозаготовители, вопрос среди лесной братии еще неоднозначный и подлежит горячим дискуссиям.

Эту статью мы хотели бы посвятить популярной, а главное – исконно русской технологии рубки деревянных срубов, как сруб в чашу. История деревянного домостроения за века прошла немало вех и этапов, каждая технология подвергалась испытаниям временем, отсеивались неэффективные, оставались лишь действительно полезные. Без сомнений, рубка в чашу доказала свою пользу и оправданность, и по праву сегодня считается самой предпочтительной для постройки деревянных домов в нашей стране.

Рубленная баня в русскую чашу

Вероятно вы, задумавшись о постройке собственного дома из бревна, прочли уже какое-то количество информационных статей об этой технологии. Но все же нелишне будет еще раз подробно остановиться на ее особенностях. В нашей статье вы не только сможете увидеть, как выполняется сруб в чашу – фото, но и ознакомитесь с мнением опытных мастеров относительно плюсов и минусов (если таковые имеются) этого вида домов.

Итак, что собой представляет сруб в чашу ?

Это один из немногих, сохранившихся практически без изменений за столетия, способ сборки сруба. Он позволяет возвести строение (хоть жилой дом, хоть баню), не используя гвоздей. В бревнах вырубаются «чашки» – полукруглые углубления, которые подгоняются четко по размеру бревна, укладываемого впоследствии сверху (или снизу, зависит от способа рубки, об этом – ниже).

Рубка в чашу с шипом

Отличительная особенность сруба, выполненного по технологии «в чашу» — это его форма. Концы бревен выходят за пределы углов, при этом немного страдает полезная площадь, но зато существенно возрастает прочность строения, а также снижается теплопроводность углов. Несмотря на то, что технология эта – достаточно трудоемкая (рубка чашек выполняется вручную), она имеет массу достоинств.

Пять достоинст рубки сруба в чашу

• За счет выступающих за контур дома (бани) концов бревен, сруб получается очень прочным. Эти выступы служат строению дополнительной опорой – не страшны никакие перекосы.
• Чаша – та технология, что рекомендуется для бань в первую очередь. Сруб бани в чашу гораздо меньше будет подвержен гниению (даже если древесина выбрана не самого высокого качества) – стены лучше защищены от влаги.
• Тепло в таком доме из-за плотно прилегающих друг к другу бревен лучше удерживается в самые суровые холода, а жара не попадает внутрь в летнее время. Таким образом, внутри создается комфортный для человека микроклимат, а учитывая полезные качества натурального дерева – для здоровья нет ничего лучше!
• При рубке «в чашу» структура самой древесины меньше всего нарушается. Любой, кто хотя бы мало-мальски разбирается в деревянном домостроении, знает, что целостность структуры дерева прямым образом сказывается на его долговечности, стойкости к атмосферным влияниям.
• Срубы в чашу не нуждаются в дополнительной отделке – они сами по себе выглядят очень эстетично, особенно если мастерски выполнена шлифовка и обработка антисептиками и антипиренами. Это классическая русская изба, из сказок и былин, а уж если вы заказываете у мастеров искусно выполненные резные элементы – равнодушно мимо никто не пройдет!

Русская чашка

Ну, а что же недостатки – есть ли они у деревянных срубов по технологии «в чашу»?

Один недостаток рубки сруба в чашу

Справедливости ради, скажем, что расход материала на дом или баню рубкой в чашу будет немного выше (если считать полезную площадь), чем, скажем, на сруб «в лапу». Вот, пожалуй, и все недостатки.

Разновидности

Сама русская чаша, как правило, выполняется в нижнем бревне, ее еще называют «в обло» , но есть и другие разновидности технологии.

Что касается рубки «в охлоп» , то эта методика использовалась с давних пор – например, знаменитые Кижи вырублены именно в нижнюю чашу — но все же ее использовали (и сегодня используют) гораздо реже. Некоторые специалисты утверждают, что причина в том, что в нижнюю чашу проще попадает вода. Мы же хотим возразить – если верно выполнена конопатка, соблюдены все правила рубки, попадание внутрь любой чаши влаги практически исключено. Да и высыхает дождевая или снеговая влага быстро – на долговечность она никак не влияет.

Безусловно, что именно выбрать — или в чашу, рубить в верхнюю чашу или нижнюю – решать предстоит вам. Очень полезно перед тем, как сделать выбор, посоветоваться с опытным, сведущим специалистом. Кстати, мастера строительной компании СПК «Русская изба» много лет практикуют все возможные виды срубов, знают все тонкости каждой технологии (причем как на основе изучения трудов самых именитых знатоков русского деревянного зодчества, так и на основе собственной практики), и всегда готовы бесплатно проконсультировать вас относительно той или иной технологии. Ну, а почему мы рекомендуем именно сруб в чашу, вы, надеемся, уяснили.

Ну, а теперь немного о том, как мы работаем.

Заказать или купить сруб в строительной компании СПК «Русская изба»

Первый этап строительства вашего будущего деревянного дома (бани) – вовсе не выбор материала. Для начала мы с вами выберем или создадим проект. Первый, с кем вам предстоит общение на пути к воплощению мечты – наш дизайнер и архитектор, заслуженный художник России, Его фантазия, мастерство и широчайшие сведения о русских традициях позволят вам увидеть свой будущий дом задолго до его появления.

На этом ваша основная работа закончена – начинается работа наша. Да-да, к нам приходят купить сруб в чашу те, кто знает, что мы строим «под ключ». Многопрофильная бригада классных мастеров умеет делать все – от выбора лучшей древесины для вашего дома до завершающих отделочных работ. Контроль над работой, конечно, вы можете держать постоянно – бдительности еще никто не отменял, но уверены, что увидев, как мы рубим срубы, откинете все опасения.

Подписывайтесь на наш блог о делитесь в соц сетях, а так же оставляйте комментарии, нам всегда приятно ваше внимание.

С уважением, строительная компания СПК «Русская изба»

На III Всероссийский конкурс журналистских работ Фонда ОНФ «Правда и справедливость» было представлено немало актуальных материалов, посвященных проблемам экологии и варварской вырубки лесов. Предлагаем вашему вниманию материал лауреата конкурса Дмитрия Манылова (интернет издание «День.org», Удмуртская Республика).

Охотники за лесом. На участках, отобранных у охотничьих заказников Удмуртии, началась сплошная рубка

Велика вероятность, что на ближайшей сессии Госсовета УР 25 октября депутаты вторично рассмотрят вопрос о назначении Рафиса Касимова заместителем председателя правительства Удмуртии на постоянной основе, избавив его от затянувшегося статуса исполняющего обязанности. Пока в повестке сессии вопроса о назначении Рафиса Касимова нет, но появилась информация, что, возможно, он будет включен туда в последний момент, на заседании президиума Госсовета УР в понедельник.

Зато в повестку сессии уже вписан вопрос о втором чтении закона «Об особо охраняемых территориях регионального и местного значения на территории Удмуртской Республики». То есть возможно, что на этой сессии Рафис Касимов планирует поставить точку как по поводу своего неопределенного статуса, так и в споре о законности изъятия из охотничьих заказников Удмуртии почти половины их территории в пользу неуемных аппетитов лесозаготовителей.

Под корень

К тому же к этой сессии появилось и выгодное для наших влиятельных лесорубов решение Верховного суда Удмуртии по этому делу. Промедление им невыгодно, поскольку, как стало известно «ДЕНЬ.org», на территории бывших заказников начались сплошные рубки леса, что может создать нежелательный общественный резонанс. Бывший сотрудник республиканской охотинспекции, охотник с большим стажем, выступающий от лица группы ветеранов, Николай Гагарин сообщил, что предприятия «Увадрев-Холдинг» и «Топ-Лес» якобы уже начали рубить лес в Валамазском, Областновском и Пестеринском заказниках, и даже предоставил фотографии этих рубок.

«Увадрев-Холдинг» и так имеет полученные без конкурса под обеспечение сырьем многолетнего инвестиционного проекта огромные территории в аренде под лесозаготовку. Очевидно, что худшая часть леса идет на производство древесно-стружечных плит, а лучшая продается и вывозится за пределы Удмуртии. Аппетит приходит во время еды, и отобранные у природных заказников участки тут же пошли в освоение. Кстати, коммерческий директор компании «Увадрев-Холдинг» Андрей Мымрин будет на сессии в качестве депутата, а за его спиной незримо будет присутствовать бессменный глава холдинга, тоже в прошлом депутат Госсовета Вячеслав Серов.

Есть повод для серьезной дискуссии на сессии о судьбе лесной отрасли, но похоже, что, кроме ветеранов, которых в Госсовет и не пустят, в ней никто не заинтересован. Рафис Касимов, уже будучи и. о. зампреда правительства, в ответ на обращение Николая Гагарина довольно откровенно сказал, что необоснованные, на его взгляд, ограничения, связанные с рубкой леса в заказниках, затронули права лиц, осуществляющих лесозаготовку. По его оценке, эти лица ежегодно будут недополучать до полумиллиона кубометров качественной ликвидной древесины.

По поводу вреда, который сокращение площади заказника нанесет лесной экосистеме, Рафис Касимов отделался формальной отпиской: «Считаем, что изменение границ государственных охотничьих заказников в сторону уменьшения их площади не повлияет на воспроизводство и восстановление численности охотничьих ресурсов на территории Удмуртии». Как же не повлияют, если площадь, например, Валамазского заказника, в котором уже начались рубки, сокращена с 31,13 до 12,3 тыс. гектаров?

Естественно, что после такого ответа Николай Гагарин подал иск в суд о признании незаконным постановления правительства Удмуртии № 179 от 29.04.2016, которое как раз и закрепляет урезанные границы охотничьих заказников, причем делает это без согласования с федеральными властями. Изменения коснулись сразу десяти заказников, их площадь после вмешательства правительства УР составила 52% к той, что была до принятия постановления.

Круги неопределенности

Доводы суда, скорее всего, имеют серьезную юридическую подоплеку, но в любом случае из текста решения видно, что суд апеллирует не к духу, а к букве закона, находя лазейки в нормативных хитросплетениях. Некоторые тезисы суда с обывательской точки зрения выглядят довольно дико. Например, напоминая истцу, что он обратился в суд как охотник, чьи права ущемляются, суд пишет, что уменьшение территории государственных охотничьих заказников (фактически под вырубку леса. - Прим. «ДЕНЬ.org» ), напротив, создает более благоприятные условия для добычи животных ресурсов. Дальше совсем круто как по смыслу, так и лексически: «Сокращение границ особо охраняемой природной территории также позволяет использовать транспортные средства на более большей территории, чем ранее».

«Доводы истца о нарушении его прав угрозой вырубки лесных насаждений и уничтожения растительного и животного мира являются лишь предположением и направлены на защиту прав и интересов неопределенного круга лиц, однако законом такого права административному истцу не предоставлено», - резюмирует суд.

Это еще не все - отдельный круговорот претензии Николая Гагарина к правительству Удмуртии прошли по прокурорской линии. Этим летом Гагарин обратился с тем же вопросом в Минприроды РФ - там согласились с его доводами и порекомендовали действовать через прокуратуру. Туда же, в Генеральную прокуратуру, было направлено и обращение от имени Гринпис, рассмотревшей письмо Гагарина и также согласившейся с ним. Что произошло дальше? Генеральная прокуратура спустила дело на региональный уровень - в Прокуратуру Удмуртии, от которой в итоге Гагарин получил фактически ответ о законодательных разночтениях, истолкованных в пользу чиновников.

Прокуратура УР соглашается с тем, что изъятие земель природно-заповедного фонда запрещено по закону «Об охране окружающей среды», но при этом та же статья, которая это запрещает, дает отсылку к закону «Об особо охраняемых природных территориях». По этому закону региональные власти должны согласовывать такие вопросы с уполномоченным федеральным органом. Однако поскольку порезанные заказники были созданы до вступления в силу этого закона, то и согласование их создания было невозможно, а про изменение границ нигде не сказано, пишет прокуратура. Соответственно, и оснований для мер прокурорского реагирования нет.

Казуистика какая-то. Вопрос нужно рассмотреть по существу, и суть его предельно проста: лесозаготовителям нужно расширить территорию сплошных рубок, причем совсем не для нужд глубокой переработки древесины, а для вывоза ценного сырья за пределы Удмуртии. Чиновники же, вместо того, чтобы навести порядок в арендных отношениях с лесозаготовителями, всячески стимулируют появление новых проектов по глубокой переработке, идут по экстенсивному пути выделения дополнительных делянок, более того, не стесняясь посягать на особо охраняемые природные территории.