Беременность

Тверская епархия. Cочинение «Повесть о Тверском Отроче монастыре

ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ-легендарное повествование о женитьбе великого князя тверского Ярослава Ярославича (ум. 1271) и об основании Тверского Отроча монастыря.

ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ-легендарное повествование о женитьбе великого князя тверского Ярослава Ярославича (ум. 1271) и об основании Тверского Отроча монастыря. Созданная во 2-й пол. XVII в., в Твери, возможно, в самом Отроче монастыре, П. дошла до нас в 18 списках, передающих три разновидности текста, весьма близкие друг другу по содержанию и по времени возникновения (публиковалась лишь наиболее поздняя, конца XVII - нач. XVIII в., и наиболее совершенная в художественном отношении редакция). Композиция П. полностью соответствует композиции произведений жанрово-тематической группы повестей об основании монастырей: предыстория, объясняющая причину поставления монастыря; поиски места; знамение, указывающее на место для монастыря; расчистка места; строительство монастыря; сообщение о его процветании. Однако предыстория, обычно в повестях об основании монастырей не имевшая самостоятельного значения, в П. содержит в себе основну сюжетную коллизию, к тому же она имеет абсолютно светский характер, что для повестей об основании монастырей нетипично. История, рассказанная в П. (о любви княжеского отрока Григория к дочери церковного причетника из с. Едимонова красавице Ксении и о том, как в день свадьбы князь отнял невесту у своего любимца, а тот ушел от людей в лес и основал там монастырь), не соответствует историческим фактам, известным по летописям. По сути, П. является развернутым этимологическим толкованием названия монастыря. Источником ее основной сюжетной коллизии стала одна из сцен свадебного обряда - сцена “сымания свадебного отрока”, да и герои П.- это персонажи, “чины” свадебного обряда (жених-князь; невеста-княгиня; “отрок”, играющий в обряде роль ложного жениха; “бояре” из свадебного поезда, сопровождающие жениха и невесту), переведенные в систему повествовательного текста и прикрепленные к реальным историческим фигурам. Влияние свадебного обряда сказывается и в использовании в П. символики свадебных лирических песен. П. насыщена топографическими реалиями, среди ее источников и княжеские грамоты, и, по всей вероятности, какая-то летопись. Однако реалии, упомянутые в П., характерны не для 2-й пол. XIII в. (время действия в П.), а для 2-й пол. XVII в. И сам исторический материал использован лишь для придания вымышленному рассказу внешне “достоверного” вида. Почти не имея значения как исторический источник, П. чрезвычайно важна для понимания перехода от литературы древней к литературе нового времени, и как произведение, в котором, по словам Д. С. Лихачева, “впервые в русской литературе конфликт перенесен из сферы мировой борьбы зла с добром в самую суть человеческой природы”, и как произведение, которое можно рассматривать как один из первоначальных этапов формирования русского романа, и как произведение, автору которого удалось талантливо сочетать сюжетную новизну (изображение любви до брака нехарактерно для древнерусской литературы) с истинной религиозностью и с глубоким пониманием ценности человеческой личности. Так, задуманная как произведение о монастыре, П. стала произведением о человеке, о его горестной судьбе.

П. послужила одним из источников Жития Михаила Ярославича Тверского, написанного архимандритом Макарием в 1765 г. и пересказанного Н. М. Карамзиным в “Истории государства Российского” (Т. 4. Примеч. 118). Через посредство “Истории” Н. М. Карамзина и “Дорожника” И. Ф. Глушкова сюжет П. попал в литературу нового времени и нашел свое отражение в произведениях В. Т. Нарежного, А. А. Шаховского, С. Н. Глинки, Ф. Н. Глинки, В. К. Кюхельбекера, В. С. Глинки, Н. Полевого, Т. Северцева-Полилова и др.

Тема, заявленная в названии этой главы, может быть рассмотрена с двух точек зрения. С одной стороны, всю жанрово-тематическую группу повестей об основании монастырей можно отнести к роду местных легенд (учитывая при этом письменный характер такого рода повестей); в этом случае есть основание рассмотреть некоторые мотивы «Повести…» с точки зрения использования их в легендах, имеющих местный характер. С другой стороны, необходимо поставить вопрос о возможности существования устной легенды и ее отношении к «Повести…».

Обратимся сначала к первой стороне проблемы. Сопоставление Повести со свадебным обрядом показало, что природа отдельных мотивов и персонажей не выявляется полностью при сравнении со свадебным фольклором.

В первую очередь это касается разработки в «Повести…» мотива соколиной охоты. Как уже говорилось, возникающий в Повести дублет - сокол-Григорий, приводящий князя в Едимоново, и реальный сокол, улетающий во время охоты и также приводящий князя в Едимоново, - можно объяснить тем, что в данном случае соединились два мотива, мотивы сокола свадебного и сокола строительного. Остановимся на этом подробнее.

В качестве примера приведу легенду, найденную А. А. Титовым и рассмотренную С. К. Шамбинаго в статье о местных легендах. Эта «легенда интересна тем, что построена на мотиве, которым часто пользуются рассказы об основании монастырей: в княжение Константина Всеволодовича Ростовского (XIII век) княжеский сокольник Богдашка среди дремучего бора нашел улетевшего у него любимого княжеского сокола, причем во время поисков был перевезен через реку неизвестным стариком. Когда князь пожелал видеть место, где был пойман сокол, то, пришедши туда, нашел образ св. Николая, в лице которого Богдашка узнал перевозившего его старца. Князь основал тут церковь во имя св. Николая и около нее образовалось село «Никола на перевозе» (8,5 км от Ростова)».

Другая легенда, в которой сохранился след мотива строительного сокола, зафиксирована устюжскими летописями.

«В лето 6770. Бысть вечье на бесермены по всем градом руским, и побиша татар везде, не терпяще насилия от них, зане же умножишась татарове во всех градех руских, а ясащики живуще, не выходя. Тогда ж Изосиму убиша, злаго преступника, в Ярославле. А на Устюзе городе тогда был ясащик Буга богатырь и взял у некоего крестьянина дщерь девицу насилием за ясак на постелю. И приде на Устюг грамота от великаго князя Александра Ярославича, что татар бити, и девка сказала Буге. И он, пришед на вечье, и доби челом устюжанам на их воле, и крестися, а 3 девицею венчася, и наречено бысть имя ему Иванн. Се ж бысть чюдо дивно. Сей Буга Иван сед на конь, поеде с соколом на утицы, и бысть во утрии день красен. И одержим бысть сном, взыде на гору, и слез с коня, и привяза за древо, а сокол посади на луку у седла, а сам ляже на землю и усну. И явися ему во сне Иванн Предоотеча, глаголя: «Ha сем месте постави церковь мою во имя мое». И востав от сна своего, и потом постави на том месте, еж есть на Соколье горе, церкви рожество Иванна Предтечи».

Совершенно очевидно, что, хотя в этой легенде есть сообщение о женитьбе, мотив сокола (охота сокола на утиц) не имеет к ней никакого отношения, и сама охота происходит уже после женитьбы.

Интересна для нас и история Петра, царевича ордынского, особенно в том виде, в каком она изложена в летописном своде 1652 г.

«В та же лета (6757) прииде из Орды в Ростов Петр царевич и крестися в Ростове. По крещении же своем некогда ловящу ему птицы на поли, и отправив правило свое, на поле ляже спати. И явишася ему во сне апостоли верховнии Петр и Павел, и даста ему два мешца, во едином злато, а в другом сребро, и повелеста ему сотворит монастырь. Он же убудився от сна и обрете метцы в пазусе своей и, советовав со епископом, купи; у воеводы земли, идеже строити монастырь. Егда же потянута вервь, он же кладе по тому месту, идеже вервь, по 9 сребреник, а десятой златник, и, собирающе их, наполнита пятеры возила, елико мощно вести, метцы же полни бяху. Той же монастырь в Ростове и до днесь нарицается Петровский. Потом же браку сочетався, и чада породи, и преставися лета 6771, в том монастыре и погребен бысть».

Этот рассказ имеет много общего с легендой о Буге-богатыре. Легенду о церкви святого Николая можно представить следующим образом: соколиная охота-потерявшийся и найденный сокол-строительство церкви. Две другие легенды выглядят несколько иначе: соколиная охота-сон, видение-строительство церкви (монастыря).

Мотив строительного сокола - это мотив преимущественно местных легенд, таким образом использование мотива строительного сокола в «Повести о Тверском Отроче монастыре» вполне традиционно. В разработке этого мотива Повесть ближе к первой из приведенных легенд, в которой фигурирует потерявшийся и вновь найденный сокол. Однако в «Повести о Тверском Отроче монастыре» мотив строительного сокола самостоятельной роли не играет, а лишь влияет на разработку мотива сокола свадебного.

Отметим, что в фольклорных текстах мотив свадебного сокола (будь то сокол-жених или сокол-сват) связан с идеей выбора (или поиска, что в данном случае одно и то же) невесты. Сокол-жених из стада лебедей выбирает себе одну лебедушку, что равно выбору какой-то одной девушки из целой «толпы» сверстниц. Соколы-сваты ищут и находят утушку, что равно поискам и высватыванию какой-то девицы. В «Повести о Тверском Отроче монастыре» мы также видим выбор невесты: и в сне Ярослава, где дано символическое изображение этого выбора («…той же сокол, все стадо птиц разогнав, поймал голубицу, красотою зело сияющую, паче злата, и принесе ему (т. е. князю) в недра»), и при сватовстве Григория («...и дивляшеся в себе велми, яко нигде таковыя обрете девицы...», т. е. мысленно отрок сравнивает свою избранницу с другими девушками).

Обратим внимание на то, что коллизия Повести в полной мере присутствует в сне Ярослава. Сокол из сна князя попадает в такую ситуацию, в какой обычно сказывается фольклорный сокол-жених (охота на стаю птиц и выбор одной из них), но ведет себя как сокол-сват (пойманную птицу отдает другому). Между этим соколом и Григорием полностью сохраняется параллелизм. Отрок находит невесту и отдает (вынужден отдать) ее другому.

Сокол из сна Ярослава не приравнивается однозначно ни к соколу-жениху, ни к соколу-свату, и это еще раз говорит о том, что содержание свадебных песен не объясняет полностью сюжета Повести. Однако структура свадебных песен, состоящих из параллельных, символического и реального, пластов, несомненно оказала влияние на композицию Повести, где также сохраняется параллелизм между поведением сокола в символическом сне князя и действиями Григория.

В свадебном фольклоре мы имеем дело исключительно с выбором, в Повести же, несмотря на то что Григорий выбирает себе невесту (а как потом оказывается, не себе, а князю), постоянно говорится о том, что Ксения Ярославу предопределена свыше. Идея предопределения - одна из ведущих идей Повести. В тексте ее мы постоянно сталкиваемся с напоминаниями о Божьей воле: «Богу бо тако изволившу», «его же Бог мне подаст» (о женихе), «Богу тако изволившу», «Божьим изволением», «Богу убо тако изволившу».

Идея предопределения связана в Повести главным образом с Ксенией. Но отметим, что к идее предопределения имеет отношение и мотив строительного сокола. В приведенных выше легендах сказано, что церковь строится там, где сел сокол. Т. е. сокол, приводящий к построению церкви, указывает и место для этой церкви, место, предопределенное свыше. В одной из легенд идея предопределения подчеркнута тем, что мотив строительного сокола усилен мотивом явления иконы.

Подчеркнем еще раз, мотив сокола свадебного традиционно связан с идеей выбора, мотив сокола строительного - с идеей предопределения. Сокол-Григорий и сокол, улетевший от князя во время охоты, приводят Ярослава к предопределенной Богом невесте. Сокол в Повести - вестник Божьей воли, это подчеркнуто тем, что он садится на церковный крест, да и всем поведением его на кресте. Женитьба князя является предысторией построения монастыря, и сокол, таким образом, приводя князя к невесте, приводит отрока к идее строительства монастыря. Можно заключить, что, несмотря на органическую связь Повести со свадебным обрядом, на явное преобладание в тексте свадебной символики, мотив сокола свадебного тесно переплетается с мотивом сокола строительного.

Особого внимания заслуживает вопрос об устных легендах, касающихся истории возникновения Отроча монастыря и объясняющих его название.

Сопоставление Повести со свадебным обрядом позволяет отрицательно ответить на вопрос о возможности существования легенды о женитьбе князя на крестьянке, предшествующей Повести. Этому есть еще одно подтверждение. Ни один из текстов, касающихся князя Ярослава Ярославича и его жены Ксении (летописи, различные редакции Жития Михаила Ярославича) и предшествующих Повести, не сохранил следов такой легенды. Рассказ о неравном браке содержится лишь в поздних (не ранее середины 18 в.) редакциях Жития Михаила Ярославича и явно имеет своим источником Повесть.

В книге Н. Н. Овсянникова «Тверь в XVII веке» была приведена легенда о женитьбе князя Ярослава Ярославича на крестьянке.

Вот эта легенда и примечания к ней:

«Член Тверской ученой комиссии И. А. Иванов передал нам следующие интересные подробности и предания, относящиеся к недавно посещенному им. с. Эдимонову и его окрестностям.

«В с. Эдимонове и его окрестностях и до сих пор очень живы предания о князе Ярославе и его сыне, благоверном князе Михаиле. На левом берегу Волги против с. Городни протянулся верст на 10 широкою полосою прекрасный луг, заливаемый весною, когда Видогощинское озеро соединяется с Волгою. По лугу разливаются несколько ручьев. Параллельно реке, но в значительном от нее расстоянии, длинною грядою тянутся невысокие песчаные холмы, поросшие вековым сосновым лесом. Этот луг был любимым местом для княжеской соколиной охоты, а в лесу князь и его охотники отдыхали и утоляли голод, зажаривая на вертелах убитую дичь. Под углом каменной часовни, построенной в этом лесу, именно там, где песчаная возвышенность прорезывается журчащим ручьем, и ныне показывают остатки очага или костра. Ежегодно в праздник Вознесения сюда собираются от 3000 до 4000 человек из окрестных селений. После молебствия они располагаются близ часовни и угощаются принесенными кушаньями и лакомствами. О самой женитьбе Ярослава местное предание рассказывает так: князь охотился с соколами по лугу между Видогощем и Эдимоновым; любимый княжеский сокол погнался за белой лебедью, которая потянула к Эдимонову. Князь поехал туда же и увидел, что сокол запутался (бывшею на его ноге цепочкою) на церковном кресте. Пока ловчие делали приспособления, чтобы снять сокола, князь взошел в отворенную церковь. Там стояли пред алтарем жених, отрок князя Григорий, и невеста, красавица Ксения, дочь эдимоновского причетника. Князь, пораженный ее красотою, с словами: «Венчай поп» стал на место жениха. С этих пор как Ярослав, так и дети его особенно часто посещали Эдимоново, сделавшееся великокняжескою вотчиною. Когда св. великий князь Михаил Ярославич отправлялся в Орду в твердой решимости «положить душу свою за многия души», то все его семейство, бояре, слуги и многие тверичи провожали его на стругах до любимого становища у с. Эдимоново, где ныне часовня; здесь происходило трогательное прощание доблестного князя-мученика с провожавшими его. Все эти предания были собраны и записаны бывшим мелковским священником, недавно умершим, но, к сожалению, несколько лет тому назад эта рукопись погибла во время пожара».

Нельзя видеть в этом рассказе большого противоречия с другим известием, вошедшим в житие благоверного князя, что семья и бояре провожали его до устья Нерли (в нынешнем Калязинском уезде). Вполне возможно, что некоторые из ближних бояр, так же как и семейство, провожали князя и дальше Эдимонова, именно до Троицко-Нерльского монастыря».

В связи с этим преданием о женитьбе Ярослава Ярославича было высказано два противоположных мнения. В. Ф. Ржига считал «существующее и ныне предание еще более поздним новообразованием, возникшим уже на почве нашей повести». Полемизируя с В. Ф. Ржигой, С. К. Шамбинаго высказал диаметрально противоположное суждение: «Это предание, ярко подчеркивающее феодальный произвол, скорее можно расценить как зародыш повести, внесшей сентиментальную окраску в изображение «отрока» к своему князю».

Мнение С. К. Шамбинаго было поддержано и М. О. Скрипилем: «Автор не чужд... некоторой идеализации феодальных кругов: он неоднократно говорит о любви князя к своему отроку. Очевидно, в этом он отступает от своих фольклорных источников. Сохранившийся отрывок устного рассказа о драме Григория дает более верное изображение феодального произвола, чем повесть, смягчающая отношения между князем и его подчиненными».

Однако факт классовой оценки не может служить свидетельством первичности или вторичности текста: с равной долей вероятности можно предположить наличие классовой оценки ситуации в источнике Повести и, напротив, привнесение этой классовой оценки во вторичную по отношению к Повести легенду в результате бытования ее в демократической среде.

С одной стороны, сопоставление текстов со свадебным обрядом указывает на явную первичность Повести. С другой стороны, приведенная Н. Н. Овсянниковым легенда имеет очевидные признаки пересказа.

Техника пересказа продемонстрирована Ю. М. Лотманом. Исследуя один из пересказов «Бедной Лизы» Н. М. Карамзина, Ю. М. Лотман отметил, что «художественное мышление пересказывающего «Бедную Лизу» «мастерового» прежде всего сюжетно: произведение для него - это рассказ о событиях...» . То же самое увидим, если сравним Повесть и легенду. В легенде кратко передан сюжет, и при сохранении сюжетной основы исчезает то, что усложняет и украшает этот рассказ. Ю. М. Лотман выделяет две черты пересказа ״Бедной Лизы”: «это рассказ страшный и занимательный» . И несмотря на всю краткость легенды, эти две черты можно выделить и в ней. Ярким признаком ее вторичности является то, что она, условно говоря, «страшнее». Вовсе не случайно кульминационная сцена перенесена из дома невесты в церковь, князь отнимает у своего отрока невесту в самый последний момент, во время венчания. Отметим, что причины трансформации кульминационной сцены чисто литературные: легенду от Повести отличает не то, что легенда верно отражает феодальный произвол, а Повесть вносит в отношения между героями сентиментальную окраску, а то, что Повесть рассчитана на книжную сферу бытования, а легенда - на устную, и потому легенда должна быть более динамичной, более - «ужасной»; занимательные, неожиданные, но в то же время неторопливые построения Повести легенда заменяет молниеносным и ״страшным” действием.

Одной из важных черт, отмеченных Ю. М. Лотманом для пересказа «Бедной Лизы», является «перекодировка» на уровне жанра. «Точность географической приуроченности места действия заставила даже пересказывающих воспринять рассказ как местную легенду об озере у Симонова монастыря, а все повествование как определение свойства озера - «бабы-то все здесь тонут». То же самое происходит с Повестью и легендой: повесть, посвященная истории основания монастыря, род местной легенды, постепенно от списка к списку, от редакции к редакции утрачивает местный характер, превращаясь в рассказ о женитьбе князя на крестьянке. Особенно очевиден этот процесс в позднейших обработках Повести.

Повесть символична, полна упоминаний о Божьей воле, легенда - реалистична, то, что в Повести таинственно, в легенде - легко объяснимо (сокол ״запутался (бывшею на его ноге цепочкою) на церковном кресте”, ״ловчие делали приспособления, чтобы снять сокола”).

Прежде чем попасть в книгу Н. Н. Овсянникова, легенда прошла через несколько рук: Овсянникову ее передал И. А. Иванов, тот в свою очередь записал ее у некоего мелковского священника, который умер, а его бумаги, в том числе и запись легенды, сгорели. Во всяком случае, в том виде, в каком эта легенда воспроизведена в книге Н. Н. Овсянникова, она явно вторична по отношению к Повести.

На мой взгляд, не Повесть была основана на легенде, но сама она породила легенду, нашедшую большой отклик в краеведческой и художественной литературе.

Композиция П. полностью соответствует композиции произведений жанрово-тематической группы повестей об основании монастырей: предыстория, объясняющая причину поставления монастыря; поиски места; знамение, указывающее на место для монастыря; расчистка места; строительство монастыря; сообщение о его процветании. Однако предыстория, обычно в повестях об основании монастырей не имевшая самостоятельного значения, в П. содержит в себе основну сюжетную коллизию, к тому же она имеет абсолютно светский характер, что для повестей об основании монастырей нетипично. История, рассказанная в П. (о любви княжеского отрока Григория к дочери церковного причетника из с. Едимонова красавице Ксении и о том, как в день свадьбы князь отнял невесту у своего любимца, а тот ушел от людей в лес и основал там монастырь), не соответствует историческим фактам, известным по летописям. По сути, П. является развернутым этимологическим толкованием названия монастыря. Источником ее основной сюжетной коллизии стала одна из сцен свадебного обряда - сцена “сымания свадебного отрока”, да и герои П.- это персонажи, “чины” свадебного обряда (жених-князь; невеста-княгиня; “отрок”, играющий в обряде роль ложного жениха; “бояре” из свадебного поезда, сопровождающие жениха и невесту), переведенные в систему повествовательного текста и прикрепленные к реальным историческим фигурам. Влияние свадебного обряда сказывается и в использовании в П. символики свадебных лирических песен. П. насыщена топографическими реалиями, среди ее источников и княжеские грамоты, и, по всей вероятности, какая-то летопись. Однако реалии, упомянутые в П., характерны не для 2-й пол. XIII в. (время действия в П.), а для 2-й пол. XVII в. И сам исторический материал использован лишь для придания вымышленному рассказу внешне “достоверного” вида. Почти не имея значения как исторический источник, П. чрезвычайно важна для понимания перехода от литературы древней к литературе нового времени, и как произведение, в котором, по словам Д. С. Лихачева, “впервые в русской литературе конфликт перенесен из сферы мировой борьбы зла с добром в самую суть человеческой природы”, и как произведение, которое можно рассматривать как один из первоначальных этапов формирования русского романа, и как произведение, автору которого удалось талантливо сочетать сюжетную новизну (изображение любви до брака нехарактерно для древнерусской литературы) с истинной религиозностью и с глубоким пониманием ценности человеческой личности. Так, задуманная как произведение о монастыре, П. стала произведением о человеке, о его горестной судьбе.

С. А. Семячко

АПОКРИФЫ (от греч. anokpufos - тайный, сокровенный) -возникшие на рубеже нашей эры в древнееврейской и древнесирийской среде, а также на христианском Востоке сочинения о персонажах и событиях Священной истории, не вошедшие в официальные иудейский и христианский...

В летописи полно и отчётливо отразились отличительные черты древнерусской литературы. В ней проявился растущий интерес русского народа к своей истории - глубокий патриотизм, связь письменной литературы с устным народным творчеством и разнообразие...

Помимо жития, написанного Нестором, известно и анонимное житие тех же святых – «Сказание и страсть и похвала Бориса и Глеба». Представляется весьма убедительной позиция тех исследователей, которые видят в анонимном «Сказании о Борисе и Глебе» памятник,...

МАКАРИЙ-митрополит Московский и всея Руси (1481/1482-31.XII.1563)- выдающийся политический деятель, писатель и собиратель древнерусских книг, инициатор создания и редактор многотомных книжных сводов. Место рождения и сословное происхождение М. неизвестны;...

ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ

ЛЪта мироздания 6773-го, а от рожества Христова 1265 года составленъ бысть Отрочь монастырь тщанием и рачением великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго и великия княгини богомудрыя Ксении по совокуплении ихъ законнаго брака в четвертое лЪто по прошению и молению любимаго его отрока Григориа, а во иноческом чину Гуриа.

О ЗАЧАТИИ ОТРОЧА МОНАСТЫРЯ

В лЪто великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, бысть у сего великаго князя отрокъ, именемъ Григорий, иже пред нимъ всегда предстояше и бЪ ему любимъ зЪло и веренъ во всемъ; и тако великий князь посылаше его по селом своим, да собираетъ ему повелЪнная. Случися же тому отроку быти в селЪ, нарицаемомъ Едимоново, и ту обита у церковнаго понамаря, именем Афанасия, и узрЪ у него дщерь его, девицу, именем Ксению, велми красну, и начатъ мыслити в себЪ, да оженится ею. И бояся князя своего, да некогда прииметъ от него великий гнЪвъ, и велми печаленъ бысть о семъ, возлюби бо ю зЪло, и не повЪда мысли своея никому от друговъ своихъ, но в себЪ размышляше, да како бы ему улучити желаемое. Случися же наединЪ со отцемъ ея Афанасиемъ, начатъ ему глаголати, да вдастъ за него дщерь свою и обЪщается ему во всемъ помогати. Отецъ же ея велми удивися о сем: «Да како у таковаго великаго князя имать предстояти всегда пред лицем его, и тако ли вЪщаетъ мне о семъ?» И не вЪдяше, что ему отвЪщати противу словесъ его. Шедъ убо Афанасий, вопроси о семъ жены своея и дщери, сказа имъ подробну; дщерь же его, исполненна духа святаго, возглагола отцу своему сице: «Отче мой! сотвори ему вся сия, елика онъ тебЪ обЪщася, положи на волю его, богу бо тако изволившу, и сие да будетъ».

Бяше бо девица сия благочестива и кротка, смиренна и весела, и разум имЪя великъ зЪло, и хождаше во всЪхъ заповЪдехъ господнихъ, и почиташе родители своя зЪло, и повинуяся има во всемъ, от младых ногтей Христа возлюбила и послЪдуя ему, слышаше бо от отца своего святое писание и внимаше прилЪжно всЪмъ сердцемъ своимъ.

Отрок же наипаче того уязвися любовию и прилЪжно о семъ вЪщает отцу ея, да не устрашается: «Азъ бо ти во всемъ имаюся и князя умолю во всемъ, ты же не бойся». И тако совЪщастася во всем, и быти в томъ селЪ браку, и вЪнчатися в церкви святаго великомученика Димитриа Селунскаго, и жити ту, даже великий князь повелитъ. И тако повелЪнная великаго князя исполни вся, яже повелЪна быша, и возвратися во градъ Тферь с радостию и дивляшеся в себЪ велми, яко нигдЪ таковыя обрЪте девицы, и не повЪда сего никому.

Отроковица же послЪ его рече отцу своему и матери: «Господие мои! не дивитеся о сем, что вам обЪщался сей отрокъ, онъ бо тако совЪща, но богъ свое строить: не сей бо мнЪ будетъ супругъ, но той, его же богъ мнЪ подастъ». Родители же ея о семъ велми дивистася, что рече к ним дщерь ихъ.

Предиреченный же отрокъ той, усмотря время благополучное, и припаде к ногама великаго князя, и молитъ его со многими слезами, и возвЪщаетъ ему свою мысль, да сочетается законному браку, яко ему годно бысть, красоту и возрастъ девицы оныя изъявляетъ. Князь же великий, сия от него слышав, рече ему: «Аще восхотЪлъ еси женитися, да поимЪши ce 6Ъ жену от велможъ богатых, а не от простыхъ людей, и не богатых, и худЪиших, и безотечественныхъ, да не будеши в поношении и уничижении от своихъ родителей, и от боляръ и друговъ, и от всЪхъ ненавидим будеши, и от мене удален стыда ради моего». Однако на многи дни отрокъ моляше прилЪжно великаго князя, да повелитъ ему желание свое исполнити и тамо жити. И тако великий князь наединЪ его увЪщаваетъ и вопрошаетъ о семъ подробну, чего ради тако восхотЪ. Онъ же все исповЪда великому князю обЪщание свое, яко же тамо обЪщася.

Князь же великий Ярославъ Ярославичь по прошению его повелЪваетъ всему быть, яко же ему годно и потребно, и насадъ изготовити, и вся воли его потребная, и люди ему тамо готовы быть имЪютъ, елико годно будетъ на послужение отроку, когда приспЪетъ время обручению и вЪнчанию его, и отпущаетъ его в насадЪ по ВолгЪ рЪкЪ, бЪ бо то село близъ Волги стояй, а кони ему обЪщаваетъ прислати за ним вскорости по брегу.

Отрок же с радостию поклонися великому князю и поиде в насаде по ВолгЪ рЪкЪ со всЪми посланными с нимъ.

Наутрие же великий князь повелЪ готовити себЪ коня и всему своему сигклиту, яко же угодно великому князю, соколы и псы, да, Ъдучи, ловы дЪетъ; в ту бо нощъ великий князь сонъ видЪлъ, якобы быти в полЪ на ловЪхъ и пускати своя соколы на птицы; егда же пусти великий князь любимаго своего сокола на птичье стадо, той же соколъ, все стадо птицъ разогнавъ, поималъ голубицу, красотою зЪло сияющу, паче злата, и принесе ему в нЪдра; и возбнувъ князь от сна своего и много разъмышляше в себЪ, да что сие будетъ, и не повЪда сна того никому, токмо повелЪ с собою на ловъ вся птицы взяти; и тако великий князь поиде в ту же страну, идЪ же отрокъ, ловы дЪюще, тЪшася. БЪ же великий князь безбраченъ и младъ, яко двадесяти лЪтъ, еще ему не достигшу возраста своего.

Той же отрокъ, егда прииде в насадЪ по рЪкЪ, и приста у брега, ожидающе коней от князя, и посла вЪстники своя къ девицЪ, да вся готова будутъ, яко же есть обычай брачнымъ.

Девица же присланнымъ рече: «ВозвЪстите отроку, даже помЪдлЪетъ тамо, дондеже сама вЪсть пришлю к нему, какъ вся изготована будутъ, понеже бо нам от него о приходЪ его въсти не было». ВЪстницы же его, пришедше, повЪдаша ему о всемъ, еже имъ повелЪно бысть от девицы возвЪстити: провидЪ бо она великаго князя приход к себЪ, рече родителем своим: «Яко уже сватъ мой приЪхалъ, а жених мой не бывалъ еще, но уже будетъ, яко в полЪ тЪшится и замЪдлилъ тамо, но пождемъ его немногое время, даже приЪдетъ к нам»,- а о имени его никому от сродниковъ своих не повЪда, но токмо готовяше ему честныя дары, яже сама строяше; сродницы же ея велми о семъ дивляхуся, а того жениха ея не вЪдяху, но токмо она едина.

Князь же великий села того не знаяше, но восхотЪ тамо быти наутрие или на другий день и да видитъ своего отрока оженившагося; и тако обначева на ловЪ, бяше бо село то от града Твери четыредесять поприщъ. В нощи же той видЪ сонъ прежний и наипаче разъмышляше в себЪ, что будетъ сие видЪние, наутрие же по обычаю своему ловы дЪяше.

Отрок же той, не дождався вЪсти ни коней, помысли в себе: «Яко аще государь мой великий князь раздумает и пошлетъ по мене, и велитъ возвратитися вспять, азъ же своего желаннаго не получилъ». И тако вскорЪ поиде во дворъ той, идЪ же девица та, и по чину своему все изготовавше. И тако сЪдоста вкупЪ на мЪсто свое, яко же быти вскорЪ вЪнчанию ихъ, отрок же повелЪваше по скору вся строити и дары разносити.

Девица же рече отроку: «Не вели спЪшити ничемъ, да еще у меня будетъ гость незванной, а лучше всЪхъ и званных гостей».

Великий же князь в то время близъ бЪ села того, и увидЪ стадо лебедей на ВолгЪ рекЪ, и тако повелЪ пустити вся своя птицы, соколы и ястребы, пусти же и сокола своего любимаго и поимаше много лебедей. Той же соколъ великаго князя, заигрався, ударися лЪтЪти на село то; великий же князь погна за нимъ и приЪхалъ в село то борзо, забывъ вся; соколъ же сяде на церкви святаго великомученика Димитрия Селунскаго; князь же повелЪ своимъ вопросити про село, чие есть. Селяня же повЪдаху, яко село то великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, а церковь святаго великомученика Димитриа Селунскаго. В то же время множеству народа сошедшуся смотрЪти, яко уже к вЪнчанию хотятъ итти. Князь же, сия слышавъ от поселянъ, повелЪ своимъ сокола своего манити;

соколъ же той никако же думаше слЪтЪти к ним, но крилома своима поправливаяся и чистяшеся; сам же великий князь поиде на дворъ, идЪ же бЪ отрокъ его, в дорожномъ своемъ платье, не на то бо приЪхалъ, но богу тако изволившу. Людие же, видЪвше князя, не знаяху его, мняху бо его с конми и с потЪхами к жениху приЪхавша, и не встрЪтиша его никто же.

Девица же рече всЪмъ ту съдящимъ: «Востаните вси и изыдите во стрЪтение своего великаго князя, а моего жениха»,- они же дивляхуся.

Великий же князь вниде в храмину, идЪ же бяху отрокъ и девица сЪдяще, всЪмъ же воставшимъ и поклоншимся великому князю, им же не вЪдущим пришествия его и прощения просящим, князь же повелЪ имъ сЪсти, да видитъ жениха и невЪсту.

Девица же в то время рече отроку: «Изыди ты от мене и даждь мЪсто князю своему, онъ бо тебЪ болши и женихъ мой, а ты былъ сватъ мой».

Великий же князь узрЪ ту девицу зЪло прекрасну, и аки бы лучамъ от лица ея сияющимъ, и рече великий князь отроку своему Григорию: «Изыди ты отсюду и изыщи ты себЪ иную невЪсту, идЪ же хощеши, а сия невЪста бысть мнЪ угодна, а не тебЪ»,- возгорЪся бо сердцемъ и смятеся мыслию.

Отрок же из мЪста изыде повелЪниемъ его; великий же князь поимЪ девицу за руку и поидоста в церковь святаго великомученика Димитрия Селунскаго, и сотвориша обручение и цЪлование о ХристЪ, яко же подобаетъ, потом же и вЪнчастася в той же день; и тако бысть велия радость у великаго князя той день до вечера, бяше бо лЪтомъ, и селянъ повелЪ покоити день и нощъ. Идущу же великому князю послЪ вЪнчания от церкви ко двору, тогда оный соколъ его любимый видЪ, господина своего, идуща с супругою своею, сидя на церкви, начатъ трепетатися, якобы веселяся и позирая на князя. Князь же вопроси своих соколников: «СлЪтЪлъ ли к вам соколъ или нЪтъ?» Они же повЪдаша ему: «Не лЪтитъ с церкви». Князь же, возрЪвъ на него, кликнулъ его своим гласомъ, соколъ же скоро прилЪте к великому князю, и сяде ему на деснЪй его руцЪ, и позирая на обоихъ, на князя и на княгиню. Великий же князь отдаде его соколнику. Отрок же той великою кручиною одержим бысть, и ни яде, и ни пия. Великий же князь велми его любляше и жа-ловаше, наипаче же ему не веляше держатися тоя кручины, и сказа ему сны своя, яко же видЪхъ во снЪ, тако и збысться божиимъ изволениемъ.

Отрок же той в нощи положилъ мысль свою на бога и на пречистую богоматерь, да яко же восхотятъ къ которому пути, тако и наставят; и снем с себя княжее платье и порты, и купи себЪ иное платье, крестьянское, и одеяся в него, и утаися от всЪхъ своих, и изыде из села того, никому же о сем не вЪдущу, и поиде лЪсом, незнаемо куды.

Наутрие же великий князь того отрока воспомянув, что его у себя не видитъ, и повелЪ своим боляром, да пришлютъ его к нему; они же поискавше его много и не обрЪтоша нигдЪ, токмо платье его видЪша, и великому князю возвЪстиша о немъ. Князь же великий о немъ велми печаленъ бысть, и повелЪ искати его сюду и сюду, по рЪкЪ и в кладезяхъ, бояся того, чтоб самъ себя не предалъ губителной и безвременной смерти; и нигдЪ его не обрЪтоша, но токмо той селянинъ повЪда, что, де, купилъ у меня платье вЪтхое, и не велЪлъ о томъ никому повЪдати, и поиде в пустыню.

Великий же князь повелЪ его искати по лЪсамъ, и по дебрямъ, и по пустыням, да гдЪ его обрящутъ и приведутъ его; и многие леса, и дебри, и пустыни обыдоша, и нигдЪб его не обрЪтоша, бог бо его храняше. И пребысть ту великий князь даже до трехъ дней.

Великая же княгиня его Ксения вся возвЪсти бывшая великому князю Ярославу Ярославичю о себЪ и о отрокЪ, яже напреди писана суть.

Великий же князь велми печаленъ бысть об отрокЪ своемъ, глаголаше бо: «Яко азъ повиненъ есмь смерти его». Княгиня же его Ксения печалитися ему всячески не велитъ и глаголетъ великому князю: «Богу убо тако изволившу быть мнЪ с тобою в совокуплении; аще бы не божиимъ повелЪниемъ, как бы было мощно тебЪ, великому князю, к нашей нищетЪ приЪхати и пояти мя за себя. Ты же не печалися о семъ, но иди с миромъ во град свой и мене пойми с собою, ничего не бойся». Великий же князь велми печаленъ бысть, воздохнувъ, прослезися и воспомяну своя глаголы: «Яже глагола ко отроку своему Григорию, тое на мнЪ собысться, а его уже отнынЪ не увижу». И возложи свою печаль на бога и на пречистую его богоматерь. И отпусти свою великую княгиню в насаде и боляръ своихъ, иже были со отрокомъ, во град Тферь, и повелЪ великий князь боляром своим, да берегутъ великую княгиню его и покланяются ей и слушаютъ во всемъ. Сам же великий князь, по-прежнему, поЪхалъ берегомъ, дЪюще потЪхи своя и ловы; и прииде во градъ Тферь прежде княгини своея. Егда же прииде и великая княгиня его Ксения ко граду Тфери, великий князь повелЪ боляромъ своим и з болярынями, и своимъ дворовымъ, и всему граду, да выдутъ на встрЪтение великия княгини и з женами своими. Вси же, слышавше от великаго князя, с радостию изыдоша, весь град, мужи и жены, и младенцы, от мала даже и до велика, з дароношениемъ, и срЪтоша ея на брезЪ у церкви архаггела Михаила. Егда же прииде ко граду Тфери, великий князь посла всЪхъ боляръ с корЪтами, и тако с великою честию срЪтоша ю и поклонишася ей; и вси, зряще красоту ея, велми чудишася: «Яко нигдЪ же видЪхомъ очима нашима или слышахомъ слухом нашимъ таковую жену благообразну и свЪтящуся, аки солнце во многихъ звЪздахъ, яко же сию великую княгиню, сияющу во многих женахъ сего града паче луны и звЪздъ многихъ». И провождаше ю во град Тферь с радостию великою и з дарами многими на дворъ великаго князя. И бысть во градЪ радость и веселие велие, и бысть у великаго князя пирова-ние на многи дни всякому чину от мала даже и до велика.

Предиреченнаго же отрока не 6Ъ слухом слышати на много время. Божиимъ же промысломъ той отрокъ прииде на рЪку, зовомую Тферцу, от града Тфери пять на десять поприщъ, на мЪсто боровое, и ту вселися на лесу, и хижу себЪ постави, и часовню на том мЪстЪ, и назнаменова, гдЪ быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Рожества. И ту пребысть немногое время и наидоша его ту близъ живущие людие, хождаху бо по лЪсу потребы ради своея, и вопрошаху его, глаголюще: «Откуду ты сюду пришелъ еси, и какъ тебя зовутъ, и кто тебЪ велЪлъ тутъ вселитися в нашемъ мЪстЪ?» Отрок же имъ не отвЪща ничто же, но токмо имъ кланяшеся, и тако от него отъидоша восвояси. Он же ту мало пребысть и от того мЪста отъиде, и хотяше отъитти от града подалЪе, понеже увЪда от пришедшихъ к нему людей, яко близъ есть градъ. Божиимъ же изволениемъ прииде близъ града Тфери по той же рЪкЪ ТферцЪ на устье, и вышед на рЪку Волгу, и позна, яко град Тферь есть, ибо знаемъ ему бЪ, и возвратися в лесъ той, и избра себЪ мЪсто немного вдалЪе от Волги на ТферцЪ и начатъ молитися пресвятЪй богородицЪ, да явитъ ему про мЪсто сие. В нощи же той возляже опочинути и в сонъ тонокъ свЪденъ бысть, и видитъ на томъ мЪстЪ аки полЪ чистое и великое зЪло и свЪтъ великий, яко нЪкую лучу божественную сияющу. И воспрянувъ от сна, и мышляше в себЪ, да что сие будетъ знамение, и тако моляшеся Спасу и пресвятЪй владычицЪ, богородицЪ, да явитъ ему вЪщъ сию. В ту же нощъ паки явися ему пресвятая богородица и повелЪваетъ ему воздвигнути церковь во имя честнаго и славнаго ея Успения и указа ему мЪсто, и рече: «Хощетъ бо богъ прославити сие мЪсто и роспространити его, и будетъ обитель велия; ты же иди с миромъ во градъ ко князю своему, и той помощник тебЪ будетъ во всемъ и прошение твое исполнитъ. Ты же, егда вся совершиши и монастырь сей исправиши, немногое время будеши ту жити и изыдеши от жития сего к богу». И тако воспрянувъ от сна своего, и велми ужасеся о видЪнии томъ, и размышляше в себЪ яко: «Аще отъиду от сего мЪста, боюся явления сего и показания мЪсту. Яко господеви годно, тако и будетъ». И помысли в себЪ, глаголя: «Аще ли же пойду к великому князю и увЪщати меня станетъ, однако не хощу в домЪ его быти». Сие же ему мыслящу, абие приидоша в той часъ в оный лесъ нЪкия ради потребы мужие княжий звЪрей ради. Отрок же позна ихъ и прикрыся от нихъ, они же видЪвше крестъ и хижу и удивишася зЪло, и глаголаху другъ ко другу, яко есть человекъ тутъ живяй. И тако начаша искати, и обрЪтоша его, и познаша: «Яко той есть отрок князя нашего». И пришедше к нему, и поклонишася ему, и возрадовашася о немъ радостию великою, той бо отрокъ по пустыни хождаше три лЪта и вящше, и не видЪ его никто же, и 6Ъ питаемъ:

богомъ. И тако вземше его с собою и вЪдоша ко князю и сказаша ему вся яко: «Великий князь печаленъ бысть зЪло о тебЪ и донынЪ, аще же увидитъ тя жива и здрава, возрадуется о тебЪ радостию великою». Онъ же, сия слыша от нихъ, с веселиемъ идяше с ними. Егда же прииде во дворъ великаго князя и вси узрЪвши его, возрадовашася велми о немъ и прославиша бога, и возвЪстиша о немъ великому князю. Князь же повелЪ ввести его в верхния палаты, и видЪ отрока своего, и возрадовася велми, и похвали бога. Он же поклонися великому князю и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪших пред тобою, опечалихъ бо тя зЪло». И рече к нему великий князь: «Како тя господь богь хранит до сего дне и времени?» И облобызавъ его. Он же поклонися до земли и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪшихъ пред тобою». И исповЪда вся о себЪ по ряду, како изыде от него, и како богъ привЪде до сего мЪста. Князь же о сем велми удивися и прослави бога, и повелЪ своим предстоящим, да дадутъ ему всю его первую одежду, и да будетъ в первом своем чину. Он же со смирениемъ рече: «Господине мой великий княже, я не того ради приидохъ к тебЪ, но да ты от печали свободишися и прошения моего да не презъриши: молю тя и прошу, да повелиши то мЪсто разчистити»,- и вся повЪда великому князю, како ту прииде, и како явилася ему пресвятая богородица со святителемъ Петромъ митрополитомъ московским и мЪсто показа, идЪ же быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения; и вся ему сказа о себЪ по ряду. Князь же, воздохнувъ велми, и прослезися и отрока похвали, яко таковаго страшнаго видЪния сподобися, и обЪщася во всемъ помогати мЪсту тому до совершения; и бесЪдова с ним многое время, и повелЪ предстоящим пред ним поставити трапезу, да вкуситъ брашна; он же вкуси малую часть хлЪба и воды, а иной же пищи отнюдь не прикоснуся. Великий же князь повелЪ по воли его быти и тако отпусти его с миромъ, идЪ же онъ восхощетъ. Отрок же отъиде на мЪсто свое и по обычаю своему моляшеся богу и пресвятЪй владычицЪ богородицЪ, и на помощъ ея призываеть о создании обители тоя, и тако молитвами пресвятыя богородицы вскорЪ дЪло совЪршается. Князь же великий повелЪ вскорЪ собрати крестьянъ и иных людей, да росчистятъ мЪсто то, идЪ же оный отрокъ покажет, и посла их ко отроку; слышавше же то, граждане и сами мнози идяху на помощъ мЪсту тому. Тако вскорЪ очистивше мЪсто, еже отрокъ показа имъ, и возвЪстиша великому князю о семъ; князь же прослави бога и отрока своего о сем похвали. И тако сам великий князь прииде на то мъсто и видЪ его сияюща паче иныхъ мЪстъ. Отрок же паки припада-етъ к ногама его и молитъ, да повелитъ церковь создати древянную и монастырь возградити. Великий же князь вскорЪ повелЪ всЪмъ прежнимъ людемъ тутъ работати и мастеровъ добрыхъ собрати к церковному строению. И тако божиею помощию и великаго князя повелЪнием вскорЪ дЪло совершается, и освящение церкви сотвориша. Бысть же ту на освящении церкве Успения пресвятыя богородицы сам великий князь Ярославъ Ярославичь и с своею супругою великою княгинею Ксениею, и со всЪмъ своим княжиим сигклитом, и всЪмъ трапезу устроилъ, и по прошению отрока своего великий князь даде ему игумена Феодосия, и братию собра, и колокола устрой. И назвася мЪсто от великаго князя Ярослава Ярославича Отрочь монастырь, и вси прославиша бога и пречистую его богоматерь. На другий день по освящении церкве тоя той отрокъ Григорий пострижеся во иноческий чинъ и нареченъ бысть Гурий от игумена Феодосия. И той отрокъ по пострижении своемъ немногое время поживе и преставися ко господу, и погребенъ бысть во своем монастырЪ. По преставлении же блаженнаго онаго отрока немногим лЪтом мимошедшим великий князь Ярославъ Ярославичь и великая княгиня Ксения изволили в том монастырЪ создати церковь каменную во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения, с придЪломъ Петра митрополита московскаго чудотворца, и села подаде к тому ж монастырю, и мЪсто то насели, идЪ же бЪ отрокъ прежде пришедыи. Монастырь же той стоитъ и донынЪ божиею благодатию и молитвами пресвятыя богородицы и великаго святителя Петра митрополита московскаго и всея России чудотворца.

К тому жъ монастырю дана граммата великихъ князей тферскихъ за девятью печатми, а в ней писано сице:

Великий князь Василий Михайловичь

Великий князь Всеволодъ Александровичь

Великий князь Владимиръ Александровичь

Великий князь Андрей Александровичь

Великий князь Иеремий Васильевичь

Великий князь Симеонъ Констянтиновичь

Великий князь Иоаннъ Михайловичь

Великий князь Борисъ Александровичь

Великий князь Феодоръ Феодоровичь

Великий князь Иоаннъ Георгиевичь

Великий князь Андрей Димитриевичь

Великий князь Феодоръ Александровичь

Великий князь Михаила Васильевичь.

Къ церкви пресвятыя Богородицы дана сия граммата. В ней написано тако:

«Кто станетъ монастырь сей и монастыря того людей обидить, не буди на немъ милость божия в сии вЪкъ и в будущий».

У дивительно поэтическая повесть эта написана во второй половине XVII века, но рассказывается в ней о событиях, происшедших почти на 400 лет ранее. Князь Ярослав Ярославич, о котором говорится в повести - реальное историческое лицо, первый великий князь Тверской, живший в 1230-1271 годах. Жену его действительно звали Ксенией.

В лето от Рождества Христова 1265 основан был Отрочь монастырь старанием и заботой великого князя Ярослава Ярославича Тверского и великой княгини, богомудрой Ксении, на пятом году их законного брака, и по молитвам любимого княжеского отрока Григория, а во иноческом чину Гурия.

В княжение великого князя Ярослава Ярославича Тверского был у него отрок по имени Григорий, который всюду князю прислуживал, был им любим весьма и верен во всем; и великий князь посылал его по селам своим, собирать то, что положено.

Случилось тому отроку быть в селе, называемом Едимоново. Остановился он у церковного пономаря Афанасия, увидел у него дочь Ксению, весьма красивую, и начал про себя раздумывать, как бы взять ее в жены. Но боялся он как бы женитьбой сей не навлечь на себя княжеский гнев, и очень из-за этого печалился; возлюбил он ее весьма и никому из друзей о том не говорил, лишь про себя размышлял, как бы ему улучить желаемое. Случилось ему побеседовать наедине с отцом ее, Афанасием, и стал он просить выдать за него дочь и обещался во всем Афанасию помогать. Отец ее весьма удивился: "У такого великого князя пред лицом предстоит, и такое мне предлагает!" - и не нашел, что ответить ему. Пошел Афанасий к жене и дочери посоветоваться, и рассказал им все подробно. Дочь же его, исполнена Духа Святого, отвечала отцу своему так:

Отче мой! исполни его просьбу. А что он тебе обещал взамен, в том положись на его волю и на волю Божию, тако изволившую, и сие да будет!

Была девица та благочестива и кротка, смиренна и весела, разум имела весьма велик, ходила во всех заповедях Господних и очень родителей своих почитала, от младых ногтей Христа возлюбила и Ему последовала, слушая Святое Писание от отца своего, и внимала ему прилежно всем сердцем своим.

Отрок же еще сильнее уязвился любовью и прилежно уговаривал отца ее ничего не страшиться:

Я сам перед князем за все отвечу и умолю его, а ты не бойся!

И порешили так тому и быть: свадьбу играть в селе том, венчаться в церкви святого великомученика Димитрия Солунского, и жить тут же, если великий князь на то согласие даст.

Исполнив все, что ему князем было приказано, с радостью вернулся Григорий в Тверь, удивляясь в душе, что нигде не встречалось ему подобной девицы; и никому о том не рассказал.

Отроковица же после его отъезда говорит отцу и матери:

Государи мои! не дивитесь обещаниям сего отрока: он свое предполагает, а Бог Свое строит. Не этот человек будет мне супругом, а тот, кого Бог подаст.

И очень удивились родители таким речам.

Названный же отрок, выбрав время благополучное, припал к ногам великого князя и со многими слезами умолял его позволить сочетаться законным браком по своему выбору, расписывая красоту и возраст, и разум девицы. Услышав такое, князь ему говорит:

Если уж захотел жениться, так возьми себе жену из семьи вельмож богатых, а не простых людей - и не богатых, и не знатных, и не образованных, - да не будешь в поношении и унижении от своих родителей и от бояр, и от друзей. Все тебя возненавидят, и от меня будешь удален, чтобы не позорить княжеский двор.

Однако отрок много дней молил прилежно великого князя исполнить его желание и повелеть ему жить в деревне. И начал великий князь наедине его увещевать и расспрашивать подробно, чего ради такие желания у него появились. Он все и рассказал великому князю о своем обещании.

Тут князь Ярослав Ярославич исполнил прошение его и повелел приготовить все необходимое к женитьбе. Когда же подошло время обручению и венчанию, отпустил его в ладье по Волге, ибо село то возле Волги стояло, а коней обещал прислать вскорости по берегу. Отрок с радостью поклонился великому князю и пошел в ладье по Волге со всеми своими людьми.

Наутро великий князь повелел приготовить себе и всему двору своему коней, соколов да собак, чтобы поохотиться в походе: он в ту ночь видел сон, будто охотился в поле и пускал соколов на птиц; когда же пустил великий князь своего любимого сокола на птичью стаю, сокол тот всех птиц разогнал, поймал голубицу, красотой сияющую ярче золота, и принес ему за пазуху. Проснулся князь от сна своего, много размышлял о видении, но не рассказал никому, а только приказал взять всех птиц на ловлю. Так и шел князь в ту деревню, где ждал его отрок, и в пути развлекался охотой. Был же великий князь холост и молод - еще и двадцати лет не минуло ему.

Отрок же, когда пришел в ладье по реке и пристал у берега в ожидании коней, обещанных князем, послал своих вестников к девице, чтобы приготовила все необходимое к свадьбе. Девица и говорит посланным:

Возвестите отроку: пусть помедлит, а я сама весть пришлю, когда все готово будет. Не ждали мы его прибытия так скоро, и вести нам о том не присылали.

Вестники так и передали. Девица же, провидя приход великого князя, говорит родителям своим:

Вот и сват мой приехал, а жених еще медлит. Скоро, однако, и он явится: в поле тешится охотой и задержался там. Но подождем его немного - он прибудет.

А имени его никому из сродников своих она не сказала, лишь готовила для жениха честные дары, которые своими руками делала.

Князь же великий не знал дорогу в то село, и решил прийти туда на следующее утро или на другой день, чтобы увидеть отрока своего уже женатым; заночевал он на охоте, а село то отстояло от Твери на сорок поприщ. Ночью же увидел князь прежний сон и вновь принялся размышлять, что означает такое видение; утром опять отправился на охоту.

Отрок же, не дождавшись ни вестей от девицы, ни коней от князя, подумал: "Не иначе, как великий князь передумал и хочет вернуть меня обратно. Надо успеть свой замысел исполнить". С этой мыслью отправился он на двор, где девица готовилась к свадьбе, сел на место жениховское и приказал поскорее начинать. Девица и говорит ему:

Не вели спешить: будет у меня еще один гость - не званый, да лучше всех званых.

Великий же князь в то время подошел близко к селу тому. Увидел он стаю лебедей на Волге-реке и повелел спустить на них всех своих соколов и ястребов, и сам пустил своего сокола любимого. И поймали они много лебедей. Сокол же великого князя, заигравшись, ударился лететь к тому селу; великий князь погнался за ним и, забыв обо всем, примчался в село; а сокол сел на церковь святого великомученика Димитрия Солунского. В то время много народу сошлось к церкви посмотреть на венчание. Князь, услыхав об этом от крестьян, велел своим людям приманить сокола, но сокол отнюдь не собирался слетать вниз, а только крылья свои поправлял и перья чистил; тогда великий князь прошел на двор, где отрок его был, - прошел, как есть, в дорожном платье. Не на свадьбу он в село приехал, но сокола искал, - Бог же иначе судил. Люди, видевшие князя, не признали его, думали, что это посланный с конями, и никто его не встретил. Девица же говорит гостям:

Встаньте все и идите навстречу своему великому князю, моему жениху.

Они изумились. Великий князь вошел в дом, где девица и отрок сидели; все встали, поклонились и прощения попросили за свою нерасторопность; князь же повелел им сесть, чтобы увидеть жениха и невесту. Девица в то время и говорит отроку:

Отойди от меня и дай место князю своему: он выше тебя, он жених мой, а ты моим сватом был.

Великий князь увидел ту девицу, столь прекрасную, что казалось - лучи от ее лица исходят, и говорит отроку своему Григорию:

Уходи отсюда и ищи себе иную невесту где хочешь. Эта невеста для меня, а не для тебя. - Так возгорелся он сердцем и смутился мыслью.

Отрок по повелению его вышел, а великий князь взял девицу за руку, повел в церковь святого великомученика Димитрия Солунского, тут они обручились и сотворили целование о Христе, как подобает, и в тот же день венчались; и такая радость была у великого князя в тот день, - а дело было летом, - что повелел он крестьянам праздновать день и ночь.

Когда же после венчания шел великий князь от церкви ко двору, тогда сокол его любимый, увидя господина своего с супругою, начал трепетаться на церкви, словно от радости, и поглядывать на князя. Князь спросил своих сокольников:

Слетел ли к вам сокол или нет?

Они отвечают:

Не летит с церкви!

Отрок же, охваченный великой кручиной не ел и не пил. Великий князь, весьма его любивший и жалевший, настрого приказал ему гнать ту кручину и рассказал сны свои: то, что видел во сне, то и сбылось Божиим изволением.

И тогда отрок ночью порешил возложить печаль свою на Бога и Пречистую Богоматерь: какой путь Они для него изберут, в том пусть и наставят. Снял он с себя княжескую одежду, купил себе иное платье, крестьянское, оделся в него и спрятался ото всех, и ушел из того села тайно, и пошел лесом неведомо куда.

Утром же великий князь вспомнил о том отроке, и, не видя его, повелел своим боярам прислать его; они же искали его долго и не нашли нигде, только платье его видели. Так и возвестили великому князю. Князь весьма опечалился, и повелел искать его повсюду - и в реке, и в колодцах, боясь того, чтобы тот сам не предал себя губительной безвременной смерти; но нигде его не нашли, а только один крестьянин поведал, что де "купил у меня платье ветхое и не велел об этом никому говорить, а сам пошел в пустыню".

Великий князь повелел искать его по лесам, по дебрям, по пустыням, чтобы, как найдут, сразу приведут его; и многие леса, и дебри, и пустыни обошли и нигде его не нашли. И великий князь три дня с места не трогался.

Весьма печалился князь об отроке своем и говорил:

Я повинен в смерти его!

Княгиня же его всячески ему печалиться не велит и говорит так:

Так Бог велел, чтобы нам вместе быть. Если бы не Божья воля, как бы ты, великий князь, к нашей нищете снизошел бы и взял меня за себя? Так не печалься ни о чем, но иди с миром в град свой, меня с собой возьми и ни о чем не печалься.

Но великий князь весьма печален был, вздохнул, прослезился и вспомнил слова свои, сказанные Григорию: "Слова эти на мне сбылись, а его отныне уже не увижу". И возложил свою печаль на Бога и на Пречистую Его Богоматерь.

И отпустил великую княгиню свою добираться до Твери в ладье, и приказал боярам своим беречь ее, почитать и слушаться ее во всем. Сам же отправился в Тверь берегом, устраивая по пути охоты и добрался до города прежде княгини. Когда же подоспела великая княгиня, повелел он боярам своим и боярыням, и дворовым, и всему городу выйти навстречу ей. Все, слышавшие приказ, с радостью поспешили на берег Волги - и мужи, и жены, и дети - даже до младенцев. Все пошли на Волгу с подарками и встретили великую княгиню на берегу возле церкви Архангела Михаила. Прибыл туда и великий князь, и все бояре в каретах, и с такой великой честью встретив молодую, поклонились ей; и все, видя красоту ее весьма изумлялись:

Ни очами своими не видели, ни слухом не слышали про такую жену благообразную, светящуюся, словно солнце среди звезд многих, как и княгиня наша сияет среди жен града сего ярче луны и звезд.

И проводили ее в Тверь с радостью великою и со многими дарами на княжеский двор. И была в городе радость и веселье великое, и было у великого князя пирование на многие дни для всех - от мала, до велика.

Об отроке же пропавшем ничего не было слышно долгое время. Божиим промыслом пришел тот отрок на реку Тверицу, от города Твери в пятнадцати поприщах, на место боровое, и тут поселился среди леса: хижину себе поставил и часовню, и определил место, где быть церкви честного и славного Рождества Пресвятой Богородицы. Недолго он здесь прожил, как нашли его близ живущие люди и спросили:

Откуда ты сюда пришел, и как тебя зовут, и кто тебе велел поселиться на нашем месте?

Отрок же ничего им не отвечал, только молча кланялся, и отошли от него восвояси.

Немного еще здесь пожив, ушел он с этого места, желая подальше держаться от города, ибо узнал от пришедших людей, что город близко. Божиим изволением вышел он к устью реки Тверицы, на Волгу, возле города Твери. И возвратился в лес, избрал себе место подальше и начал молиться Пресвятой Богородице, да откроет ему, что за место сие. Ночью лег спать и во сне тонком видит на месте том поле чистое и великое весьма, и свет великий, словно луч Божественный сияющий. Встал он ото сна и задумался, что означает сие знамение, и молился Спасу и Пресвятой Владычице Богородице, да откроют ему вещь сию; в ту же ночь является ему Пресвятая Богородица и повелевает ему воздвигнуть церковь во имя честного и славного Ея Успения, и указала ему место, говоря:

Хочет Бог прославить место сие и расширить его, и будет здесь обитель великая; ты же иди с миром в город к своему князю: он тебе будет помощник во всем и прошение твое исполнит. Ты же, когда исполнишь все и монастырь возведешь, некоторое время тут поживешь, а потом отойдешь к Богу.

Воспрянув от сна своего, весьма ужаснулся он видению тому и размышлял так: "Как мне отойти от сего места? Не хочу его никому показывать. Но, как Господу угодно, так пусть и будет". И еще подумал: "Если пойду к великому князю, он меня уговаривать начнет, однако я в его доме жить не хочу". Когда он так размышлял, пришли в тот лес мужи княжии на зверей охотиться. Отрок увидел их, узнал и скрылся; они же, увидя крест и хижину, весьма удивились, начали искать, кто тут живет, нашли и узнали: "Это отрок князя нашего!" - и обрадовались радостью великою. Ведь этот отрок три года или более того скитался по пустыни, никем не знаемый, и питал его Бог один. Взяли они его, повели к князю, и говорили:

Великий князь до сих пор весьма о тебе печалится; а если увидит тебя живым и здоровым, возрадуется радостью великой.

Слыша такое, он с радостью шел за ними.

Когда привели его во двор великого князя и все увидели его, то возрадовались весьма и прославили Бога и возвестили о нем князю. Князь повелел ввести его в верхние палаты и при виде отрока своего весьма возрадовался и восхвалил Бога. А он поклонился великому князю и сказал:

Прости меня, господине мой, княже, что согрешил пред тобой и опечалил тебя зело.

Говорит ему великий князь:

Как же Бог хранил тебя до сего времени? - и поцеловал его.

Он же поклонился ему до земли и сказал:

Прости меня, господине мой, яко согрешил перед тобой.

И поведал ему всю правду по порядку. Князь весьма тому удивлялся, прославил Бога и приказал слугам дать отроку новую одежду - да будет первым в своем чину. Он же со смирением сказал:

Господине княже, я не того ради пришел к тебе, но чтобы ты от печали освободился и прошения моего не презрел. Молю тебя, разреши мне то место расчистить.

И все рассказал великому князю, как туда приехал и как явилась к нему Пресвятая Богородица со святителем Петром, митрополитом Московским, и место показала, где быть церкви во имя честного и славного Ее Успения, и все ему рассказал о себе подробно. Князь вздохнул глубоко, прослезился и отрока похвалил, такого страшного видения сподобившегося; и обещался во всем помогать тому месту, и беседовал с ним долгое время, и повелел поставить трапезу, но он вкусил немного хлеба и воды, а к остальной пище не притронулся. Великий князь повелел волю его исполнить, и так отпустил его с миром.

Отрок же отошел на место свое и начал, как обычно, молиться Богу и Пресвятой Богородице о помощи в создании обители той, и по молитвам Пресвятой Богородицы дело быстро совершилось. Князь же великий вскоре повелел собрать крестьян и иных людей, чтобы расчистить то место, что отрок покажет. Услыхав такое, многие горожане и сами, без приказу пошли на помощь, и вскоре очистили место то. И сам великий князь, придя на место то, видит его сияющим более других мест; отрок же, припав к его ногам, молил создать церковь деревянную и монастырь возвести. Великий князь повелел всем тут собравшимся потрудиться, и еще мастеров к ним пригласил. И так Божиею помощью и великого князя повелением вскоре дело свершилось, и освящение церкви состоялось. На другой день после освящения церкви отрок Григорий пострижен был в иноческий чин и наречен был Гурием. По пострижении своем недолгое время пожил он, преставился и погребен был в монастыре.